Ванька-ротный - Александр Шумилин

— Почему мы на войне убиваем немцев, а они бьют нас? Я понимаю, что они на нас напали, зашли на нашу территорию и мы должны выбить их с нашей земли. Но почему люди вообще друг друга убивают?

— Потому что один хочет показать себя, что он сильней. Вот, например ты:

— Увидишь немца, а он в тебя целиться, а ты первый стреляешь. В Душе у тебя злость и азарт. А когда видишь, убитый немец лежит, у тебя ни злобы, ни гнева, и ты даже сожалеешь, что видишь убитого. Но ты доволен. Он был слабее тебя и ты его убил. Ты можешь в горячке убить и командира полка, который орет и угрожает тебе несправедливо. Но тебя что-то удерживает.

— А немца, что? Взял и убил. С сознанием дела, что выполнил долг перед Родиной. Или еще один пример: помню, где-то после Духовщины задержались мы на открытом рубеже. День был жаркий и даже душный. Кругом тишина. Мы лежали в траве. И от куда-то вдруг на нас налетели слепни. Сядет такой, где на бок, проткнет хлопчатую гимнастерку, кольнет в кожу, чтобы крови напиться. Ты его ладонью, а он взял и слетел. Досада такая! Он тебя укусил, а ты мимо промазал. Ждешь другого. Этого не прозеваешь. Только сел и слегка чуть кольнул, ты его хлоп и зажал между пальцев. Отрываешь ему голову. Вот теперь и рассуди. Он тебя чуть-чуть, а ты ему голову набок. И приятно самому.

Вот так и с немцами мы. Ранит, кого из ребят, берешь винтовку с оптическим прицелом и идешь с ночи куда-нибудь вперед. На рассвете, ловишь двух, трех на мушку, сползет безжизненно немец на бруствер и у тебя на душе удовольствие и покой. За двух раненых наказал жизнью нескольких немцев. На них по немецким потерям, в полк отчет не даешь. Это, так сказать, твои жертвы для успокоения, в отместку. Все делается просто. И не идешь на обратном пути и не орешь, — "Я за Родину отомстил"! Просто взял и убил.

— Ты капитан всех немцев здесь перебьешь! Не останется ни одного.

— Всех, ни всех, а если заняться серьезно? Как ты думаешь? Можно за месяц в немецкой траншее с полсотни уложить? Выделишь мне человек пять ребят выслеживать цели, а я буду приходить и всаживать немцам по пули. Это будет похлеще, чем ты одного живого за месяц приволочешь. Вот так Федя! Командир полка не знает, какие возможности и таланты зря пропадают.

А чтобы без трепотни, скажи старшине, чтобы завтра винтовку с оптическим прицелом сюда доставил. Давай на охоту сходим вдвоём. Ты будешь смотреть в стереотрубу и указывать мне цели, а я буду по одиночным целям стрелять. Промахи и попадания ты будешь видеть в трубу. Давай все готовь. Завтра на практике с тобой все и проверим.

На завтра старшина винтовку только к вечеру привез. Искал, говорит, с хорошим боем. Всю дорогу пока на повозке трясся, держал ее на плече, от ударов берег. Бронебойных патрон целый цинк приволок.

— Ну и куда мы пойдем?

— Пойдем Федя за лес на бугор, откуда в трубу мы с тобой когда-то смотрели. Сегодня ночью пошли туда ребят. Пусть лопаты возьмут и дерна нарежут. Нужно площадку из дерна там соорудить. Уровень ее должен быть чуть ниже кустов, чтобы я мог лежа целиться. Пусть отроют щель на случай обстрела. Днем с опушки леса всех ребят придется убрать. Как только первый немец получит нашу пулю, немцы тут же по опушки артиллерией начнут бить. Им в голову не придет, что мы стреляем с близкого расстояния.

— Вдвоем пойдем?

— Ординарца на всякий случай с собой возьмем. Мало ли, что может случиться? Вот и все! Считай, делю решено! Утром завтра на охоту выходим. Взбодриться надо немного. А то залежались мы, завшивели мы здесь с тобой совсем.

Когда все было готово и когда на рассвете мы вышли, все было так, как я предполагал.

После первого моего выстрела немец остался лежать неподвижно, уткнувшись лицом в невысокий бруствер.

— Давай ищи следующего! — показал я пальцем в сторону немецкой траншеи. Минут через пять Федя показал мне два пальца. Потом он мне на пальцах показал расстояние вправо в тысячных. Я отсчитал от ориентира расстояние вправо, навел прицел на край бруствера и увидел новую цель.

В проходе между двумя стрелковыми ячейками стояли и разговаривали два немца. Какого бить? — подумал я. Тот, что стоит ко мне спиной? Или того, у которого видны лицо, шея и плечи? Пуля ударит без всякого звука. В тело войдет без щелчка. Второй будет стоять и ничего не услышит. Нужно только успеть быстро, перезарядить затвор и вторую пулю пустить. Пока до немца дойдет, что приятель его умирает, он свою получит взахлеб.

Сейчас вопрос. В кого из них делать первый выстрел? Этому, что стоит спиной, можно перебить хребет. Только нужно точно угодить в позвоночник. Попадешь случайно в плечо — немец заорет, как недорезанный поросенок. Этого или того? Танцы или песня? Я махаю Феде пальцем — смотри, мол, делаю первый выстрел! Подвожу перекрестие оптического прицела под того, что стоит ко мне лицом. Тот, что стоит спиной, обязательно повернется в сторону леса. Откуда, мол, смерть целит в него, когда увидит, что тело приятеля вдруг размякло и осело. Такая уж психология у человека. Первое, что нужно узнать, это посмотреть, откуда стреляют.

У меня очень мало времени, чтобы перебросить затвор и подвинуть задней частью тела перекрестие оптики на новую линию прицела. И так, решено!

Я делаю глубокий вздох и с задержкой медленный выдох. Плавно тяну на себя спусковой крючок. У него ход несколько миллиметров, а я чувствую, как долго он скользит и жду когда оборвется. После удара приклада в плечо, перекидываю пальцами затвор и подаю тело чуть в сторону. В разрыве оптики очертания второго немца. Делаю вздох и снова медленный выдох. Смотрю на точку прицела, она стоит на месте. Веду спусковую скобу, и после выстрела опускаю голову на подстилку из дерна. Слегка поворачиваю голову в сторону Феди и жду, что он мне на пальцах покажет.

Он некоторое время, не отрываясь смотрит в трубу. Я лежу на подстилке, прижимаюсь щекой к холодному дерну. Мне головы поднимать и высовываться сейчас нельзя. Малейшее движение и немцы могут нас заметить. Вот Федя откинулся от окуляров. Они находятся ниже кустов. Только штанги возвышаются чуть над кустами. Они стоят неподвижно. Никакого движения с нашей стороны. Пусть немцы думают, что выстрелы идут с опушки леса. Те из них, кто стоит в стороне, их слышат.

Я вскидываю брови и устремляю глаза на Федю. — Ну, что там?

Федя улыбается и показывает мне два пальма. Он отмахивает мне ладонью, мол, потом расскажу и припадает к окулярам трубы. Я конечно от обиды вздыхаю.

Не интересно, вот так стрелять. Ловишь немца на мушку, делаешь выстрел и кина никакого! А самое интересное, начинается после того, как пуля в него вошла. А так, ты вроде стрелял в чучело вместо мишени.