Иудейские древности. Иудейская война (сборник) - Иосиф Флавий

Вам известно также вавилонское пленение, когда семьдесят лет народ жил на чужбине, не помышляя о насильственном освобождении, пока Кир в угоду Богу не предоставил им свободу, дал им проводников, и они снова сделались избранниками своего Союзника. Словом, нельзя привести ни одного случая, где наши предки только силой оружия завоевали себе счастие, или чтоб они терпели несчастье, когда они без борьбы отдавались в руки Провидения: не трогаясь с места, они побеждали, как только этого хотел Небесный Судья; если же они сражались, то всегда были поражаемы. Это случилось также, когда царь вавилонян осаждал этот город, а наш царь Седекия, вопреки пророчеству Иеремии, сразился с ним: тогда он сам был пленен и сделался свидетелем разрушения города и Храма. И однако, насколько тот царь и его народ были праведнее вас и ваших вожаков! Ни царь, ни народ не убивали же Иеремии, когда он открыто вещал, что они своими грехами навлекли на себя немилость Божию и что они будут побеждены, если добровольно не сдадут города. Вы же, напротив, – не говорю уже о преступлениях, которые вы совершаете в городе, для них я не имею слов, – поносите меня, который учит вас, как спасти себя, стреляете в меня из озлобления за то, что я вам напоминаю о ваших злодеяниях, за то, что вам вовсе не хотелось бы слушать о тех поступках, которые каждый день совершаете. Но возвратимся к нашей истории. Когда Антиох Епифан, много грешивший перед Господом, осаждал город и наши предки сделали вооруженную вылазку, то они сами погибли в этом сражении, а город был разграблен врагами, святилище же было предано запустению на три года и шесть месяцев. К чему еще больше примеров? А теперь вот римляне – кто их накликал на нашу страну? Не безбожие ли ее жителей? Что дало первый толчок к порабощению ее римлянами? Не междоусобица ли наших праотцов? Безумие Аристобула и Гиркана и их взаимный раздор повлекли за собою поход Помпея против столицы, и Бог покорил под власть римлян тех, которые уже не были достойны свободы. После трехмесячной осады города они сдались, между тем как они не грешили, как вы, ни перед святилищем, ни перед законом и обладали гораздо большими средствами для ведения войны. Не знаем мы разве, какой конец постиг Антигона, сына Аристобула? В его царствование Бог еще раз отдал на порабощение грешный народ: Ирод, сын Антипатра, привел Сосия, а Сосий – римское войско; Иерусалим был оцеплен и осаждаем в течение шести месяцев, пока его жители в воздаяние за грехи не были побеждены, а город разграблен. Таким образом сила оружия никогда не составляла опоры нашего народа, ибо война всегда влекла за собою порабощение. По моему убеждению, те, которые владеют священным местом, должны предоставлять все на суд Божий и отвергать всякую человеческую силу, пока в них жива надежда на Всевышнего Судью. Но что исполняли вы из того, на что законодатель наложил благословение? И что оставили вы из того, что он обрек проклятию? Во сколько раз вы преступнее ваших отцов, которые тем не менее пали еще быстрее, чем вы? Тайные преступления, как воровство, обман и прелюбодеяние, были для вас слишком ничтожны! Вы соперничали между собою в разбоях и убийствах и прокладывали себе новые, неведомые еще пути зла. Храм сделался местом сборища для всех, и руками коренных жителей осквернялись Богу посвященные места, чтимые издали даже римлянами, которые в пользу нашего закона оставляют многие из своих обычаев. И вот, после всего этого, вы ждете помощи от Того, против Которого вы так грешили. Но допустим, вы точно такие же благочестивые богомольцы и молитесь о Божеской помощи с такими же чистыми руками, как некогда наш царь[1241], когда он призывал к Богу против ассирийцев и когда Бог в одну ночь уничтожил в прах ту великую армию; но разве действия римлян можно приравнивать к тому, что сделали ассирийцы, чтобы вы могли надеяться на подобную же помощь Бога? У ассирийцев царь купил за деньги пощаду города[1242], а они вопреки данному слову пришли, чтобы зажечь Храм; римляне же требуют только установленной подати, которую наши отцы уплачивали их отцам; раз только они добьются этого требования, они оставят город не разрушенным и Храм нетронутым, все остальное они предоставят нам: семьи наши свободны, имущество в нашем распоряжении, а священные законы остаются неприкосновенными. Только безумие может допустить, чтоб Бог поступил со справедливыми одинаково, как с несправедливыми. Кроме того, ведь Бог, когда нужно, умеет быстро помогать: могущество ассирийцев Он сломил в первую же ночь, когда они стали лагерем под стенами Иерусалима; а потому, если б Он считал наше поколение достойным свободы или римлян достойными наказания, то Он, точно как некогда на ассирийцев, сейчас обрушился бы на римлян – еще когда Помпей наложил свою руку на народ, или позже, когда нагрянул Сосий, когда Веспасиан опустошал Галилею и, наконец, в настоящие дни, когда Тит приблизился к городу. Однако Магн[1243] и Сосий не только не были разбиты, но они и город взяли силой, Веспасиан в войне с нами достиг императорского достоинства, а что касается Тита, то для него даже источники обильно потекли водой – те источники, которые раньше иссякли для вас. До его прибытия, как вам известно, Силоам и все источники вне города высохли, так что вода покупалась по мере; теперь же эти источники стали столь изобильными, что они щедро наделяют водою не только ваших врагов и их скот, но даже сады[1244]. Это чудесное знамение вам уже знакомо из прежних времен, а именно при нашествии названного вавилонского царя, который разгромил город и сжег Храм; а между тем тогдашние наши предки не могли упрекнуть себя в таких преступлениях, как вы. А потому я думаю, что Божество бежало из своей Святая Святых и стоит теперь на стороне тех, с которыми вы воюете. Если праведный человек бежит из порочного дома и с презрением отворачивается от его обитателей, то неужели вы думаете, что Бог будет сопутствовать вам в вашей греховной жизни – Он, Который видит сокрытое и слышит умалчиваемое. Впрочем, вы разве стараетесь что-либо скрыть от зрения и слуха? Ведь все ваши дела стали известны даже врагам; вы ведь хвастаете нарушением законов и ежедневно оспариваете друг у друга первенство в злодеяниях. Ваши бесстыдства вы выставляете напоказ, точно это – добродетели. Но несмотря на все это, вам, если захотите, остается еще путь спасения, и Божество охотно прощает сознающего свою вину и кающегося в своих грехах. Бесчувственные! Бросьте ваше вооружение, сжальтесь над полуразрушенным уже отечеством! Оглянитесь вокруг себя и смотрите: какое великолепие, какой город, какой Храм, скольких народов приношения вы хотите принести в жертву! Кто хочет предать все это огню? Кто желает, чтоб все это исчезло? Что еще больше заслуживает сохранения, чем это? Но если вы, непреклонные и более бесчувственные, чем камни, перед всем этим закрываете глаза, так подумайте о ваших семействах! Пусть каждый представит себе мысленно своих детей, жену и родителей, которых вскоре похитит голод или меч! Я знаю, что опасность витает и над моей матерью[1245], моей женой, моей не беззнатной фамилией и издревле известным родом; вы думаете, быть может, что из-за них я вам так советую. Нет! убейте их, берите мою собственную кровь за ваше спасение! И я сам готов умереть, если только после смерти моей вы образумитесь».

Глава десятая

Многие из народа пытаются бежать к римлянам. Страдания оставшихся от голода и бедствий, от него происшедших

1. Мятежники не поддавалась на слезные призывы Иосифа, ибо они не считали изменение образа действий безопасным для себя; но среди народа возникло движение в пользу перехода к римлянам. Одни продавали за бесценок свое имущество, другие – свои драгоценности, вырученные за них золотые монеты проглатывали, для того, чтобы они не были найдены разбойниками, и бежали в римский лагерь. Когда золото вновь появлялось наружу, они употребляли его на свои необходимейшие потребности, так как большинству из них Тит позволил селиться в любом месте в стране. Это еще больше подстрекало осажденных к бегству, ибо таким путем они избавлялись от внутренних потрясений, не делаясь вместе с тем рабами римлян. Одновременно же с тем, люди Иоанна и Симона старались воспрепятствовать побегу со стороны иудеев еще ревностнее, чем вторжению со стороны римлян, и предавали немедленной казни всякого, на кого только падала тень подозрения.

2. Богатым людям, однако, и оставаться в городе было опасно, ибо и их обвиняли в желании бежать к неприятелю для того, чтобы их казнить и овладеть их богатством. С голодом возрастала свирепость бунтовщиков, и оба бедствия с каждым днем делались все более ужасающими. Когда жизненные продукты перестали появляться на рынках, мятежники вторгались в частные дома и обыскивали их. Если находили что-нибудь, они били хозяев за то, что те не выдавали добровольно; если ничего не находили, они также их истязали, предполагая, что припасы тщательно ими сокрыты. Присутствие или отсутствие у кого-либо съестных припасов они определяли по наружному виду несчастных: у кого вид был еще здоровый, тот, значит, имел запас пищи; истощенных, напротив, они не беспокоили, так как не было причины убивать тех, чья жизнь подкашивалась уже голодом. Богатые отдавали тайком все свое имущество за одну только меру пшеницы, менее состоятельные – за меру ячменя; затем они запирались в самых затаенных уголках своих домов и в своем нестерпимом голоде пожирали зерно немолотым или по мере того, как обстоятельства и страх позволяли, еле испеченным. Стол нигде больше не накрывался – пищу выхватывали из огня еще сырой и в таком виде проглатывали ее.