Ветер военных лет - Глеб Бакланов

— Зато проверен на прочность, Александр Ильич, — ответил я.

— Дело даже не в этом, — вмешался Жадов. — У полка отличные исходные позиции. Он находится как раз на выгодном направлении. Это позволит ему обходить очаги серьезного сопротивления, не ввязываясь в затяжные бои. А что потрепан — так в нашей власти усилить его.

— Это, безусловно, так, — согласился Родимцев. — Для передового отряда самое главное — сохранять свободу перемещения и как можно быстрее выйти к Ворскле.

Началось обсуждение вопроса о том, чем усилить отряд. Решено было придать ему танки, самоходные орудия, артдивизион, а бойцов посадить на автомашины.

— Теперь последнее, — сказал А. С. Жадов, — Кому поручим командование отрядом?

Я предложил своего заместителя, полковника П. В. Гаева. Все согласились: полковник Гаев не только отличался личной храбростью. Это был умный, инициативный командир, волевой человек, отличный организатор. Он заменил ушедшего на должность командира 97-й гвардейской стрелковой дивизии нашего корпуса полковника И. И. Анциферова. Начальником штаба подвижного передового отряда назначили подполковника Н. А. Самагина, его заместителем — капитана А. С. Мороза.

На рассвете 20 сентября отряд начал готовиться к выступлению. Я тоже приехал в деревню Вязовая, где стоял 39-й полк, и сам проследил за его подготовкой к боевому рейду.

Часов в одиннадцать утра последняя машина вышла из деревни, оставляя за собой мягкие клубы серой пыли.

Как потом рассказывал Гаев, намеченный план удалось выполнить без всяких отступлений. Правда, отряд то и дело натыкался на ощетинившиеся части противника, не раз вступал в короткие, но яростные бои. Однако к утру следующего дня, пройдя в общей сложности километров сорок, ему удалось пробиться к Ворскле.

Немцы укрепились на левом берегу реки, сумев создать довольно надежный рубеж обороны. Целый день (это было уже 21 сентября) передовой отряд пытался выбить врага с занимаемой им позиции. Милая украинская река, осененная густым ивняком, стала для нас серьезной преградой. Однако отряд Гаева за день серьезно измотал фашистов, так что, когда вечером к Ворскле вышли основные силы дивизии, у немцев не было сил, чтобы противостоять нашему натиску, и, основательно обескровленные, они начали в беспорядке отступать.

Дивизия приступила к форсированию Ворсклы.

Мы шли по той самой земле, где двести с лишним лет назад наши предки защищали честь и независимость своей Родины от шведских завоевателей. Петр Первый со своими войсками форсировал Ворсклу буквально здесь же, в этом самом месте, да и дальше план у нас был почти тот же: наш путь лежал к берегам Днепра, туда, где кавалерия Меншикова настигла остатки армии Карла XII и вынудила их капитулировать.

Думал ли я об этом в ту ночь, в ночь на 22 сентября, когда, переправившись через Ворсклу, дивизия развивала наступление в направлении Бречнова? Представьте себе, да. Хотя, признаюсь, не по собственной инициативе. Все тот же любознательный мой водитель Кронид Федоров, едва не угодив в воронку, возможно, чтобы отвлечь мое внимание от этого не слишком приятного факта, вдруг спросил:

— Товарищ генерал, а Петр Первый здесь, что ли, шведов бил? — Здесь, совершенно машинально ответил я, думая совсем о другом. — Здесь.

И вдруг моим глазам представилось то, чего я никогда не видел: устремившаяся навстречу шведам русская пехота, расстроенные ряды шведской армии, в беспорядке отступающей к Будищенскому лесу; поле боя, на котором остались лежать тысячи убитых и раненых… Сколько же русских полегло за всю Северную войну, которую Петр Первый вел в течение 21 года? А скольких гвардейцев не досчитаемся мы, пока выполним свою главную задачу — перережем дорогу Полтава — Кременчуг?

Прежде всего нам предстояло стремительным ударом на Глухово, Полузорье, Рыбчанское отрезать немцам пути отхода на запад и вместе с 66-й гвардейской дивизией, которая форсировала Ворсклу вслед за нами, создать угрозу окружения противника в Полтаве. Этим маневром мы отвлекали часть вражеских сил, оборонявших Полтаву Соединениям 33-го гвардейского корпуса нашей армии теперь легче будет штурмовать город.

Для усиления темпов наступления я решил ввести в бой 34-й полк подполковника Панихина, который находился во втором эшелоне. Надо было уточнить полку задачи на предстоящую ночь. Я на машине отправился туда по проселочной дороге.

Уже вечерело. В похолодевшем воздухе откуда-то издали доносились совершенно не военные звуки: где-то протяжно и грустно замычала корова, послышался скрип колодезного журавля, заливисто залаяла собака. Впереди в сумраке вырисовывалась развилка дорог. Вдоль левого рукава тянулись чудом уцелевшие домишки Бречлово. Вдоль правого темнел густой лес.

Штаб 34-го полка разместился у самой развилки. Это было неразумно.

— Ты что это, Дмитрий Иванович, — спросил я командира полка Панихина, — так нескладно расположился со штабом?

— Да почему же нескладно, товарищ генерал? — возразил Панихин. — Как раз складно: две дороги рядом, все вдоль них просматривается.

— Согласен, тебе просматривается. А противнику зато и просматривать ничего не надо: взглянул на карту и бей по этому «складному» месту, то есть по развилке. Уходи-ка ты отсюда, Дмитрий Иванович, пока не поздно.

Панихин с сомнением взглянул сначала на одну дорогу, потом на другую, почесал небритый подбородок. Затем на его правильном, приятном лице с глубоко посаженными синими глазами появилось выражение решимости, и он сказал:

— Сейчас.

Однако никакого приказа не отдал. Я поставил задачу полку и еще раз посоветовал:

— Поспеши, Дмитрий Иванович. — И, сев в машину, поехал на свой КП.

Едва я переступил порог избы, в которой расположился начальник штаба дивизии, как полковник Бельский, с расстроенным лицом говоривший по телефону, прикрыл рукой трубку и сказал мне:

— Панихина тяжело ранило.

— Как ранило? Я только что от него!

— Только что и ранило. Немцы ударили по развилке из тяжелых орудий. Осколком снаряда ранило несколько человек, в том числе и его.

Я опустился на лавку. Как он был нужен сейчас, командир 34-го полка, храбрейший воин нашей дивизии Дмитрий Иванович Панихин, талантливый офицер и прекрасный человек, как нужен!

И почему там, на развилке, я так забеспокоился о нем? Интуиция? Да нет, конечно. Скорее, предвидение, основанное на расчете. Чтобы предсказать такую возможность, достаточно было мысленно поменяться местами с противником.

Конечно, сам я, глядя на карту и ничего не зная о расположении врага, дал бы команду ударить по развилке, как по месту возможного скопления войск или расположения наблюдательного пункта. Естественно, что такая мысль должна была прийти в голову и действительно пришла кому-то из фашистских начальников.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});