Взрослая дочь - Саша Ройс

от тебя? – выводит несложное умозаключение.

- Это не твоё дело! – цежу сквозь зубы, чувствуя, как к горлу подкатывает волна гнева.

- Господи… Сколько у тебя этих любовниц? – затем мрачно усмехается: - И мной не побрезговал…

Демонстративно спокойно кладёт справку на краешек стола.

- Не подходи ко мне больше, - поднимается и быстро перебирает ногами на выход.

- Николь, вернись! – свирепею.

Она мельком смотрит на меня, исчезая за деревянным полотном.

- Николь! – кричу ей вслед.

Я ожидаю, возвращения беглянки и даю ей несколько секунд на исправление ситуации, но она не слушает мой приказ, и тогда резко срываюсь с места.

Сейчас меня не остановить и я способен на многое. И ужасное.

Завидев меня внизу, Николь быстрее поднимается на свой этаж. Быстрее и быстрее. А во мне вспыхивает охотничий инстинкт. Душа и сердце немы, только зубы жаждут впиться в живую плоть.

Я стремительно взлетаю по лестнице, но ей всё равно удается попасть в коридор первой. Тут она уже откровенно бежит. И глаза мои наливаются кровью. Жаждой. Желанием.

Я не бегу. Я не спешу. Я шагаю медленно. Уверенно. Бесшумно. Хотя мне плевать на шум. В ушах лишь гулко отдается пульс.

Выдёргиваю запонки. Закатываю рукава.

Я вижу, как Николь боязливо оглядывается на меня и, с облегчением обнаружив, что комната не заперта, забегает в неё. Даже на расстоянии десяти шагов улавливаю судорожное скрежетание ключа в замочной скважине. Не поможет!

Я не прицеливаюсь. Я не примеряюсь. Я просто выбиваю дверь ногой.

В данную секунду мне не важна моя физическая боль. Её не чувствую.

Мне кардинально важно объяснить человеку: «Что. Здесь. Всё. Решаю. Я».

Шум выкорчеванного деревянного полотна провоцирует женские крики.

Хлопает дверь ванной комнаты, но Николь здесь. Передо мной.

- Солор… Что ты творишь… - не веря в происходящее, широко распахивает глаза.

- Запомни, Николь, - начинаю вкладывать свои слова в её прелестную милую головку вкрадчивым тихим шепотом. Для должного эффекта крепко схватив её за горло правой рукой, - ты не можешь мне сказать «нет», - пальцами левой руки нежно поглаживаю её волосы и щёку, - это раз! Два – не бегай от меня, когда я всего лишь хочу с тобой поговорить. Три – служение мне – твоё спасение. Пренебрежение мной – твой короткий век в чужой стране. Ты меня поняла?

Глава 52.

Солор

Перед глазами резко возникает до омерзения знакомое лицо человека, который долгие годы называл себя моим отцом. Он неудержимо хохочет, понимая, что оставил во мне неизгладимый след.

В этот момент понимаю, что я перегнул. В ужасе отлепляю пальцы от шеи Николь и отшатываюсь назад.

- Это всё он, - находясь словно в помешательстве, хватаюсь за голову, - это всё он!

Краем глаза замечаю, как Васильчикова потихоньку увеличивает между нами расстояние. Я не хочу, чтобы она убежала.

- Прости меня! – бросаюсь к ней. – Николь, прости меня! – обхватываю ладонями её лицо и жадно покрываю короткими поцелуями нежную гладкую кожу.

Она зажмуривает глаза и едва сдерживает рыдание.

- Прости меня, пожалуйста, прости… - привлекаю её к себе и прижимаю, как самую дорогую для меня драгоценность. Она сдержанно всхлипывает в моих навязанных объятиях. – Николь, я не хочу оставаться один… Только не один! Я сойду с ума…

В комнате повисает молчание. Вечное молчание на несколько секунд рассекает мою жизнь, подобно арктическому ледоколу, разрезающему вековые льды.

- Тебе... нужна помощь… Солор… - плача, шепчет Николь и гладит меня по затылку своими тонкими пальчиками. – Пожалуйста, услышь меня. Ты начинаешь…

- Походить на него? – завершаю я фразу, которую начала она. Взяв её за плечи, отстраняюсь и вглядываюсь в карие глаза.

- Да, - подтверждает Николь мои опасения, - Ибрагим будто вселился в тебя.

- Помоги мне, Николь, пожалуйста, помоги, - я прижимаю её вновь к своей груди, но уже с мольбой и с надеждой и в своем сердце, и в своей душе.

- Мне порой страшно подходить к тебе, Солор. Ты меня пугаешь… - она судорожно сглатывает и делится своим впечатлением: - Когда ты злишься, то становишься похож больше на тигра, чем на человека. Тогда мне становится особенно страшно. Я ещё надеялась, что в первую нашу встречу это было всего лишь недоразумение. Но теперь я вижу, что ты нуждаешься в помощи и поддержке!

Мои глаза впервые обжигают слёзы. Я не помню, когда позволял себе подобную слабость. Это слёзы страха потерять себя в тени очень страшного человека.

- Не оставляй меня, - мой голос начинает срываться от переизбытка искренности и настоящих чувств.

Николь думает над ответом несколько минут, а потом произносит:

- Если пообещаешь больше не обижать меня, то я останусь.

- Я не буду больше обижать тебя, Николь. Я зарублю себе это на носу, но больше не посмею… - я замолкаю ровно на той мысли, когда понимаю, что был в маленьком шаге от того, чтобы поднять на девушку руку.

Мне просто снесло башку! Я бес! Я дьявол! Я кем угодно был в те страшные минуты гнева, но не был я человеком. Это злые ростки, посеянные Ибрагимом, дают плоды. Надо избавляться от них. Вырывать с корнем.

В ответ Николь уже по своему желанию кладет свою голову мне на плечо и успокаивающе обнимает.

Я не знаю, сколько мы так стоим. Теряется счёт времени. Но мы вынуждены выйти из забытья, когда медленно и с осторожностью приоткрывается дверь ванной комнаты.

- Господин Солор, можно мне уйти? – жалобно пищит из помещения служанка.

Стыд опаляет моё сознание.

Мы переглядываемся с Николь.

- Отойди к окну, - едва слышно говорит мне она и слегка подталкивает в заданном направлении.

В знак признательности и согласия, прикрываю глаза и шагаю.

Васильчикова успокаивает молодую девушку, совсем недавно начавшую работать у нас в особняке. За руку выводит её из ванной комнаты и сопровождает до двери. До двери, которая едва висит на петлях. Она помогает служанке выбраться и возвращается ко мне.

- Нужно сказать Стефану, чтобы вызвал мастера починить дверь.

- Думаю, речь здесь идёт о замене, а не о починке, - во все глаза гляжу на результат своих деяний.

Взгляд Николь падает на мои ноги.

- Снимай брюки, посмотрим, всё ли у тебя в порядке с ногами. Я за аптечкой.

Молча наблюдаю, как она, избавившись