Псионик. Навсегда - Павел Барчук

строевым шагом, так и продолжила идти. Она пятками только что землю не взрывала. И взрыла бы. Если бы дорожки вокруг особняка не были вымощены камнем.

Вид у Ангелины оставался максимально раздражённым и максимально решительным. С такими лицами люди идут в бой, мне кажется. По крайней мере, на картинах именно подобным образом изображают солдат, бегущих на врага. Разница лишь в том, что в случае с Романовской, она бежала не на врага, а от него. Естественно, враг — это я. Мы и раньше не были дружны, а теперь, уверен, Лина ненавидит меня так, как никогда и никого в своей жизни не ненавидела. А причина ее ненависти — страх. Потому что дочка Ликвидатора прежде, все свои шестнадцать лет, жила в абсолютной уверенности, ни один придурок не посмеет причинить ей вред. Она — Ангелина Сергеевна Романовская. Нет идиотов, способных переступить эту фамилию. Но… Оказалось, что идиоты есть. Один идиот. Я.

Поэтому девчонка топала конкретно вперед, по сторонам не смотрела, пёрла словно танк.

Конечно, она была раздражена уже не так, как в первые минуты после своего возвращения, но тем не менее, ситуация оставалась напряжённой.

— Знаешь, вежливость не твой конек, — Буркнул я ей в спину. — У тебя, похоже, эта…как ее…социальная непримиримость.

Романовская резко остановилась, обернулась, посмотрела на меня, а потом снова сорвалась с места, устремившись к дому. Не знаю, чем уж ей так не понравилось словосочетание «социальная непримиримость». Я его вообще только что выдумал. Или, может, дело совсем в другом? Например, в том, что теперь у меня имеется отличный метод воздействия на доченьку Ликвидатора. Страх. Страх, что снова она окажется там, где лично я ни за какие коврижки не хотел бы оказаться. Честно говоря, представить не могу, что девчонка пережила. И не хочу представлять.

Вообще, Лина молчала всю дорогу, пока мы ехали в такси. Машину тоже вызвала она. Прямо к гостинице. Я не противился. Смысл в том же. Романовскую проверять никто не станет, поэтому пусть вызывает, что на душу ляжет. Хоть такси, хоть паровоз, хоть карету с лошадью. Трястись обратно на автобусе, хотя столичный транспорт не чета провинциальному, все равно не сильно хотелось.

Правда возникла заминка, когда мы собрались покинуть номер Насти. Я, чисто машинально, снова напялил на себя ту же самую личину, в которой явился.

— Ты…ты охренел⁈ — Романовская вытаращилась на меня возмущенным взглядом. — Ты…меня…Ты… Это же я!

Она ткнула пальцем в мою сторону. От злости у нее закончились слова и теперь она просто сверкала глазищами. Но очень выразительно сверкала.

Мне кажется, у Романовской в этот момент опять появилось желание вцепиться кому-нибудь в лицо. Впрочем…не в какое-то образное лицо, а конкретно в мое.

— Сними! Убери! Черт…Хватит! — Выкрикнула она в конце-концов, топнув ногой.

— Знаешь, что? Я не могу выйти отсюда в своём, обычном образе. Уверен, твой папаша отслеживает мои перемещения через систему видеонаблюдения. Просто могу дать руку на отсечение, все именно так и есть. Он сразу спалит, в какой гостинице и в каком номере я был сегодня. А, как ты понимаешь, позволить этого я не могу.

Романовская повернулась к Насте, которая замерла рядом. Моя подруга была, наверное, самой спокойной из нас троих. Всегда удивлялся ее этой способности. Она вроде мягкая, добрая, в душе ранимая, но в любых сложных ситуациях появляется совсем другая Настя. Рассудительная, хладнокровная, думающая.

— Скажи ему! — Ангелина махнула рукой в мою сторону. — Скажи, пусть меняет свой вид. Я не хочу! Это какое-то извращение.

— Да хорош тебе… — Я сделал шаг в сторону Романовской.

— Не подходи! — Взвизгнула она и отпрыгнула к Насте. Будто именно Настя могла защитить ее от меня. — Стой! Там! Не подходи! Не смотри! Не думай обо мне!

— Да твою ж мать… — Я вопросительно посмотрел на Настю.

Типа, что делать-то? У этой особы снова начинается истерика, похоже.

Кстати, да. Истерика уже была. Все как положено. Без истерики в данном случае обойтись просто невозможно. Ровно через пять минут после того, как Ангелина вышла из ступора и заговорила, ее прорвало. Единственный плюс, благодаря этому, я смог выяснить кое-что неожиданное.

— Су-ка! Чтоб ты сдох! — Рыдала Романовская, когда это состояние остолбенения с нее спало.

Ну, и, естественно, после того, как Настя почти десять минут сжимала ее в объятиях, будто они родные сестры. Если бы не моя подруга, у нас точно вышло бы смертоубийство. Потому как Лина сильно хотела сделать что-то плохое с моим лицом. Вот тоже интересный подход у девчонок. Два варианта. Либо хватать за волосы и тягать. Но это они больше между собой. Либо пытаться выцарапать глаза.

Ясное дело, я бы такого не допустил, а значит, опять что-нибудь сотворил бы с дочкой Ликвидатора.

— Все… Успокаивайся… Закончилось. Нет больше ничего плохого… — Настя по-прежнему обнимала Романовскую. Правда, руки ее больше не держала. Просто гладила Ангелину по голове, как мамочка успокаивает капризного ребёнка. — Ты снова на своем месте. Живая. Невредимая…

После этих слов Настя подняла взгляд и с укоризной посмотрела на меня. Мол, даже удивительно, что и живая, и невредимая, и со всеми частями тела в наличии.

Романовская тоже в мою сторону периодически косилась. Сама рыдала, но то и дело испуганно бросала взгляд, будто ждала, что я снова её закину в какую-нибудь задницу. Вот тогда я и понял, благодаря страху, который увидел в Ангелине, именно сейчас, мы можем очень плодотворно побеседовать.

Неожиданные откровения (2)

— Антон…Антон…Открой глаза… Слышишь?

Голос звучал приглушенно и доносился будто сквозь вату. Или сквозь густую, вязкую пустоту. Вот что-что, а отзываться я не только не хотел, но и не собирался. Идите к черту! На улице — ночь.

Моя реакция вполне понятна, я вообще-то, как нормальный человек, спал. Дрых без задних ног самым бессовестным образом. Развалился в постели морской звездой и, возможно, даже пускал слюни. Не знаю. Не могу оценить себя со стороны.

Любой нормальный человек, наверное, спросил бы — как ты, маньяк и садист, превращающий людей хрен пойми во что, спокойно можешь спать? Знаете, что бы я ответил? Прекрасно! Прекрасно могу спать. Все ведь, к счастью, разрешилось.

После нашего возвращения с Ангелиной, когда мы снова оказались в доме Полковника, я отправился в кухню. Не дожидаясь, когда подадут ужин. Вытащил под изумлённым взглядом кухарки из холодильника копчёное мясо,