Без суеты: Как перестать спешить и начать жить - Карл Оноре

Чтобы не упустить голоса избирателей, политики спешат занять правильную позицию в этом споре между работой и жизнью. В 2003 г. канадская компания Parti Québécois предложила четырехдневную рабочую неделю для людей с маленькими детьми. Превратятся ли посулы в законы – это мы еще посмотрим. Многие политики, как и многие компании, пока что поддерживают грамотное соотношение работы и досуга лишь на словах. Но хорошо хоть так – это уже означает, что атмосфера в развитых странах существенно изменилась.

Особенно заметны изменения в Японии, которая столько лет пугала мир свирепой трудовой этикой. Десять лет застоя породили неуверенность в завтрашнем дне, и вместе с тем появились новые представления о работе и о том, как нужно распоряжаться временем. Молодые японцы все чаще отказываются от сверхурочных, чтобы больше времени уделить досугу.

– Японские родители чуть ли не с младенчества требовали, чтобы дети двигались быстрее, учились прилежнее, успевали больше, а теперь молодежь говорит: «Достаточно», – рассуждает Кеибо Оива, автор книги «Медленно – это красиво» (Slow Is Beautiful). – Новое поколение осознало, что необязательно вкалывать до потери пульса, что быть «медленным» не позорно.

Многие молодые японцы не превращаются в винтики корпоративного механизма, «клерков на жалованье», а предпочитают переходить от одной временной работы к другой. Появился термин «поколение Fureeta». (Слово fureeta образовано из слияния английского free, «свободный», и немецкого arbeiter, «рабочий»{63}).

Возьмем, к примеру, историю Нобухито Абэ, 24-летнего выпускника Токийского университета. Его отец отдает банку более 70 часов в неделю, а Нобухито работает на полставки в хозяйственном магазине, каждый день играет в бейсбол и в компьютерные игры или гуляет в городе. Улыбаясь, откидывая со лба высветленную хной челку, Нобухито говорит, что ему и его друзьям не нравится подчинять жизнь работе:

– Мое поколение поняло то, что люди в Европе давно уже осознали: нельзя допускать, чтобы работа задавила твою жизнь, – говорит он. – Мы хотим сами распоряжаться своим временем. Нам нужна свобода и неспешность.

Fureeta вряд ли могут послужить ролевой моделью – большинство из них пребывают на содержании у своих добросовестных родителей. Но сам по себе отказ молодого поколения от исступленной преданности работе указывает на произошедшие культурные сдвиги. В 2002 г. даже правительство предложило сократить рабочие часы. Новое законодательство уже упростило оформление на полставки и совместительство. Японии предстоит еще долгий путь, но тенденция работать меньше налицо. Европа (не считая Англии) может похвастаться большими достижениями. Немцы в среднем проводят теперь на работе на 15 % меньше времени, чем в 1980 г.{64} С тем, что сокращение рабочих часов порождает новые рабочие места (т. е. объем работы как бы перераспределяется), согласны далеко не все экономисты. Но все видят, что сокращение рабочих часов высвобождает время для досуга, а досугом большинство жителей европейского континента традиционно дорожит. В 1993 г. ЕС установил максимальный предел рабочей недели 48 часов, предоставив желающим право работать сверхурочно. В конце того же десятилетия Франция, в свою очередь, отважилась на самый прогрессивный поныне закон, урезав рабочую неделю до 35 часов{65}.

Вернее, закон запрещает требовать с сотрудника более 1600 часов в год. Практическое применение этого правила обсуждалось с компаниями и на местах выглядит по-разному. Одни французы получили сокращенный рабочий день, другие работают столько же или даже больше часов в будни, зато берут дополнительные выходные. Менеджер или чиновник среднего звена может рассчитывать на два месяца отпуска, а то и больше. На некоторые профессии – высшее руководство, врачей, журналистов и солдат – новый закон не распространяется, и все же мы вправе сказать, что во Франции произошла очередная революция. Для многих французов выходные теперь начинаются в четверг или же заканчиваются во вторник. Армия чиновников покидает кабинеты в три часа дня. Кое-кто использует дополнительные часы для растительного отдыха (поспать, поваляться перед телевизором), но многие стали жить гораздо интереснее. Заметно возросло число слушателей курсов по искусству, музыке, языкам. Туроператоры ощутили повышенный спрос на короткие туры в Лондон, Барселону и другие привлекательные места. Бары, бистро, кинотеатры и спортивные клубы переполнены. Резко выросли траты на досуг – и как раз это оказалось спасительным для стагнирующей экономики. Сокращенная рабочая неделя оздоровила не только экономику, но и жизнь. Родители стали играть с детьми, друзья чаще видятся, у парочек появилось время для романтики. Даже известная французская забава, адюльтер, усовершенствовалась благодаря досугу. Поль, бухгалтер с юга Франции, женатый человек, признался мне, что 35-часовая неделя позволяет ему лишний раз встретиться с любовницей.

– Меньше работы – больше любви. Это же отлично, n’est-ce pas?[15] – скалится он.

Сторонников нового режима работы долго искать не приходится. Например, Эмилия Гимар. Экономист из Парижа дважды в месяц берет трехдневные выходные – и это помимо шестинедельного оплачиваемого отпуска. Она занялась теннисом и прочитывает воскресный выпуск Le Monde от корки до корки. В длинные выходные она отправляется на экскурсии по музеям Европы.

– У меня появилось время для увлечений, обогащающих мою жизнь. Это на пользу не только мне, но и моим работодателям, – говорит Эмилия. – Когда человек удовлетворен своей жизнью, не находится в постоянном стрессе, он лучше работает. Многие у нас в компании видят, что мы теперь успеваем больше, чем прежде.

Большим корпорациям 35-часовая рабочая неделя пришлась по вкусу. Они экономят на налогах и могут привлечь дополнительных работников на полставки или в качестве совместителей. На крупных заводах, таких как Renault и Peugeot, достигнуто соглашение: во время аврала наращивать рабочие часы, а затем отдыхать.

Кассандры, пророчившие французской экономике погибель от введения сокращенной недели, оказались неправы. ВВП вырос, безработица сократилась, хотя все еще превышает средний уровень по ЕС. Производительность труда по-прежнему остается высокой и даже, по некоторым сведениям, выше прежнего: зная, что по окончании короткого рабочего дня их ждет досуг, многие французы стараются выполнить работу досрочно.

Но в бочке с медом имеется ложка дегтя – возможно, и не одна. Для малых предприятий 35-часовая рабочая неделя – серьезная проблема, они будут тянуть до крайнего предусмотренного законом срока. Налоговые льготы, с помощью которых поощряли переход на новую систему, пробили дыру в государственной казне. Бизнес-лидеры и вовсе оплакивают Францию: «досуговая революция» сделала страну неконкурентоспособной.

Доля правды в этом утверждении есть. Приток иностранных инвестиций во Францию в последние годы сократился: капитал эмигрирует в страны, где труд дешевле, и тут 35-часовая рабочая неделя играет не на руку французам. Стало ясно, что в глобальной экономике не так-то просто противостоять традиции долгих рабочих часов.

Не все работники обрадовались нововведению. У многих и зарплата сократилась, ведь компаниям нужно как-то окупить свои расходы. И в частном секторе, и в государственном многие организации не стали нанимать дополнительных сотрудников, а вынуждают тех, кто есть, справляться с работой быстрее. Особенно тяжело приходится «синим воротничкам». Закон ограничил сверхурочные и тем самым урезал дополнительные доходы. К тому же на многих предприятиях работники лишились права самостоятельно решать, когда им брать отпуск. Тем же, кто был готов за деньги поработать дольше, этот закон и вовсе ненавистен.

Поскольку 35-часовая неделя стала чем-то вроде общенациональной стратегии, внедрение ее тоже обернулось маниакальным отношением ко времени. Государственные контролеры считают, сколько машин скопилось на парковке возле офиса, и проверяют, не горит ли в окнах кабинетов свет после шести вечера. Со своей стороны, работодатели теперь гораздо менее снисходительно относятся к перерывам на кофе и даже на туалет. Магазины закрываются раньше, чтобы продавцы успели покинуть рабочее место в точности по закону.

Система оказалась не без изъяна, и это всем понятно. В 2002 г. новое (правое) правительство сделало первый шаг к отказу от 35-часовой недели, смягчив ограничения на сверхурочные. На историческом референдуме 2003 г. незначительное большинство французов высказалось за возвращение к 39 рабочим часам в неделю, причем 36 % хотели вернуться к такому режиму навсегда, а 18 % – временно. Хотя критики шумят, что началась контрреформация, на самом деле отыграть все назад тоже не так-то просто. Много времени и денег потрачено на переход на сокращенную неделю, и теперь французские корпорации вовсе не хотят снова вступать в сложные переговоры и что-то менять. Более того, философия, которая привела к сокращению недели, – меньше работы, больше досуга – пустила глубокие корни.