Разыскания о жизни и творчестве А.Ф. Лосева - Виктор Петрович Троицкий

Эту мысль прозрачно шифрует подзаголовок обращения – «Тем, кто не любит читать между строк». Именно потому «Издатель» находит главную ценность данной книги «в том, что это документ эпохи, что она описывает время глазами людей, которые в нем жили», находит и настоятельно советует: «Прочитайте эту книгу, вспомните, что у нас есть прошлое» 27…

Да, прошлое у нас есть, и оно не преминуло о себе напомнить в очередной раз.

2.3. «Духовная Русь» – неосуществленный издательский проект 1918 года

1

«Раньше, когда я был молодой, я распространялся о русской душе, славянофильские идеи у меня были, Москва – третий Рим, „а четвертому не быти“. А теперь с течением времени я во всем этом разочаровался…» – признавался А.Ф. Лосев в одном из разговоров с В.В. Бибихиным в январе 1973 года 2. Сведений об этом «славянофильском периоде» жизни Лосева, в сущности, нет. Можно разве только сослаться на некоторые ранние публикации Лосева.

Так, в статье 1916 года «О музыкальном ощущении любви и природы. К тридцатипятилетию „Снегурочки“ Римского-Корсакова» Лосев формулирует, в чем сущность народной музыки («Народная музыка находит в мировом целом нас самих, ибо если музыка вообще есть живописание внутренней жизни духа и бытия, то народная музыка есть в одно время и мы сами, и та вожделенная глубина мироздания») и почему, «несмотря на изысканную сложность симфонической структуры творений Римского-Корсакова – сложность, временами превосходящую вагнеровскую», его музыка народна и слушатель чувствует себя «при живописании этих глубин как у себя дома» – «это наша, русская глубина, и это наше место в мировом целом» 3. Спустя два года Лосев попытался определить уже «наше место в мировом целом» философии – в статье «Русская философия». Лосев различает несамостоятельную русскую философию, находящуюся под западным влиянием, и самобытную русскую философию, олицетворяющую собой вечную «борьбу между западноевропейским абстрактным ratio и восточно-христианским, конкретным, богочеловеческим Логосом». Вслед за Н.А. Бердяевым Лосев видит в философии славянофилов и конец отвлеченной философии, и начало «философии цельной жизни духа», «цельного знания», получившей свое воплощение у Владимира Соловьева. Именно во внутреннем строении русского философского мышления кроется, по Лосеву, причина того, что русская философия «является насквозь интуитивным, можно сказать, мистическим творчеством». Основная проблема русской философии – «преодоление хаоса посредством Логоса» – воспринимается ею как внутренний подвиг, а значит, и как определенного рода религиозный акт. Вот отчего в русской философии видится продолжение философии святоотеческой, вот отчего она стоит «на пороге нового откровения», вот отчего «все истинные русские» ждут от такой философии (с добавлением апокалиптической мистики) «новых догм» 4. Эта лосевская статья была напечатана в 1919 году на немецком языке в швейцарском сборнике «Russland». Скорее всего, для того же издания предназначалась и написанная примерно в то же время статья «Имяславие» («Die Onomatodoxie»), освещающая «одно из древнейших и характерных мистических движений православного Востока» 5, которое автор, судя по всему, тоже склонен был рассматривать как некое особое «наше место в мировом целом» – теперь уже христианства.

Вот, пожалуй, и все, что можно привлечь к характеристике «славянофильского периода» Лосева. Недавно найденные новые архивные материалы дают возможность представить этот период не только полнее, но и во вполне определенном религиозно-философском и общественно-политическом контексте.

С характеристики последнего и начнем. Уже вскоре после Февральской революции некоторая часть русской интеллигенции, как известно, начала проявлять серьезное беспокойство за судьбу русской культурной традиции. Именно в это время П.Б. Струве задумывает создать «в противовес разлагающему влиянию антипатриотических и интернационалистических идей – некий идейный центр для духовно-обоснованного патриотизма» 6. Таким «оплотом национального возрождения» должна была стать Лига русской культуры, объединяющая, по замыслу ее организаторов, «все общественные слои, дорожащие традициями русской духовной культуры» 7. Среди учредителей Лиги были и видные общественные деятели (например, А.В. Карташев, Н.Н. Львов, М.В. Родзянко, В.В. Шульгин), и известные философы (Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, С.Л. Франк), и философствующие писатели (В.Н. Муравьев, А.С. Изгоев). В обращении учредителей Лиги «К русским гражданам» говорилось: «Инстинкт жертвенности и бескорыстия, вместо положительных государственных интересов ведет к безумию национального самоубийства. Но миру не нужно бессильной, национально уничтоженной и безличной России. Как из пустых нулей не слагается никакой величины, так и из обезличенных национальностей не образуется живого организма объединенного человечества» 8. Так что П.Б. Струве, доказывавший в это время «совместимость национализма с христианской идеей всечеловечности» 9, создавая Лигу русской культуры, и пытался осуществить этот тезис на практике. Лига была создана в июне 1917 года, но еще раньше, в мае, в статье с аналогичным названием «Лига русской культуры» Струве определил главную задачу будущей организации – «строить русскую культуру» – и ее форму – «особое внепартийное объединение, преследующее национально-культурные цели» 10. Позже в заметке «Несколько слов о Лиге русской культуры» он вновь повторил, что «политическая внепартийность должна быть необходимым характеристическим признаком такого объединения», ибо «задача развития национальной культуры – просветительная в широком смысле» 11. Но несмотря на то, что на примере Лиги, по словам Струве, «впервые в русской истории чисто культурная проблема национальности» была отчетливо отделена «от политических требований и программ» 12, именно политические события октябрьского переворота 1917 года положили конец этому начинанию, а сам Струве вынужден был отправиться на юг России для участия в организации Добровольческой армии. И тем не менее, в феврале 1918 года вернувшись в Москву, Струве вновь обращается к тем же проблемам.

В программе «Русской мысли» на 1918 год он как редактор-издатель заявляет, что журнал будет печататься «как и раньше, твердо проводя идею национальной русской культуры и уделяя всего больше места вопросам и темам, связанным с высшими стремлениями и ценностями человеческого духа» 13. Хотя предостережение «Вех» о «великой опасности, надвигавшейся на культуру и государство», не было принято во внимание русским образованным обществом, Струве предлагает вновь «не поодиночке, а как совокупность лиц <…>, переживающих одну муку и исповедующих одну веру» 14, высказаться по поводу уже совершившейся катастрофы. С этой целью в марте 1918 года он задумывает издание сборника «Из глубины», первоначально называвшегося «Сборником „Русской мысли“». Однако за три недели, как предполагалось, собрать материалы не удалось. 3 (16) апреля С.А. Аскольдов сообщал в письме Вяч. Иванову, что уложиться в отведенный срок он не успел, а в последующем письме (открытка) от 10 (23) апреля предполагал, что печатание сборника начнется только после Пасхи 15 (которая, отметим, в 1918 году приходилась на 22