Покорение Финляндии. Том II - Кесарь Филиппович Ордин

этой депутации и исследовать, — действительно-ли она была посольством, тем более, что между нею и сеймом была, так сказать, органическая связь: из первой истек последний.

Бесспорно, барон Спренгтпортен был отцом идеи финляндского сейма. Какие личные цели он при этом преследовал, — а что он их преследовал, это не подлежит сомнению, — вопрос в настоящем случае не имеющий веса. Важен факт его домогательств и настояний с одной стороны, и меры восприимчивости и уступчивости русских властей — с другой, а также того значения, какое тогда сейму придавалось. Припомним вкратце прошедшее.

О созыве финляндского сейма Спренгтпортен не один раз говорил и писал Екатерине II. Еще до начала шведской войны он, по осени 1787 года, развивал мысль о возможности действовать на финляндцев именно чрез созвание сейма, который должен был, по его мнению, расположить умы в нашу пользу. В продолжение всей кампании 1788 г., когда образовалась аньяльская конфедерация, Спренгтпортен особенно настоятельно писал Императрице о созвании финляндцев на сейм. Потом, когда оказалось что собственно только отдельные лица, и то очень немногие, смутно помышляли об отделении от Швеции, масса же конфедератов домогалась главным образом созвания шведского государственного сейма, и от шведов себя не отделяла, — Спренгтпортен переменил фронт и в переписке с шведским генералом Армфельтом начал говорить также об этом шведском сейме. Императрице он продолжал, впрочем, твердить об отдельном сейме финляндском, гадая возможность учреждения из Финляндии под покровительством России отдельного государства, то монархического, то даже республиканского. Со стороны Екатерины отзывы были уклончивые и вся забота её была направлена лишь к тому, чтобы выжить Шведов из уголка русской Финляндии, который они тогда занимали у Гёгфорса. Затем прекращены были, однако, и эти разговоры, ограничены всякие денежные траты на финляндцев, как ни к чему не ведущие, и признано правилом, что в отношении к ним только там и достигаются успехи, где применено энергическое действие сильною рукою. А в 1789 г., когда Спренгтпортен удалился со сцены, прекратились и напоминания о финляндском сейме. Русская Финляндия продолжала состоять в общем русском управлении, и хотя Император Павел отменил некоторые из мер к окончательному слитию этой губернии с прочей Россией, принятых его матерью, однако другие его меры, хотя и неудачные, клонились к той же цели Едва ли еще не более. О сейме финляндском не было ни речи, ни поводов к тому. Но когда начались приготовления к новой войне с Швецией, в начале 1808 г., Спренгтпортен опять был советником в министерстве и во дворце, а с ним и идея финляндского сейма, как средства приобрести Финляндию мирным путем, вновь явилась на сцену.

Уже в первой прокламации 10-гo февраля, изданной от лица главнокомандующего, но составленной в Петербурге под преобладающим влиянием Спренгтпортена, оказалось обещание созыва финляндцев на сейм в Або[29]. О самом составе сейма в русских правительственных сферах имели очень смутное понятие; не более ясно было представление и о его назначении. Полагали, что он будет составлен из чиновников, духовных, некоторых представителей сословий, и соберется главным образом для принесения присяги новому Государю. Более определенные разъяснения Клика явились, как выше было видно, уже позднее. Вообще сейму вовсе не давали какого-нибудь серьезного, а тем более первенствующего значения. Как можно видеть из составления первой прокламации, упоминание о сейме в Або вошло в нее без всяких специальных или сколько-нибудь обстоятельных рассуждений. Не более внимания оказано было идее сейма и со стороны Императора Александра. Она была так сказать брошена мимоходом, между прочим, без всякого развития. Это очень ясно видно из слов гр. Румянцева в бумаге к главнокомандующему от 6-го марта, где говоря об упомянутом в прокламации созыве сейма, он именно пояснял, что мысль «собрать сейм из чинов вновь приобретенной Финляндии, по овладении Абовом, представлена была Государю между разными замечаниями относительно настоящих операций».

Первоначальный автор, Спренгтпортен, молчал о сейме пока он находился первые дни при армии и надеялся играть в ней и в покорении Финляндии преобладающую роль. Только один раз, порицая Императору Александру план действий Буксгевдена, он упомянул о необходимости спешить к Або, дабы там собрать народных депутатов. Но когда к началу марта он увидел надежды свои, при полном с ними несогласии гр. Буксгевдена и после скандала с де-Геером, разлетевшимися как дым и стал просить об отозвании в Петербург, то идея сейма опять всплыла в его воображении и в письмах к гр. Румянцеву. «Когда же и как соберем мы депутатов? Кто будет говорить с ними от лица Государя?» — спрашивал он в письме от 3-го марта министра столь к нему любезного, и казалось совершенно с ним согласного.

Но Спренгтпортен впадал в грубую ошибку. Румянцев его идеи о сейме вовсе не разделял и в пользе её убеждения не имел; напротив он искал пути отклонить эту идею и исправить погрешность, вкравшуюся в прокламацию. Трудно сказать, что побудило к такой перемене фронта. Конечно гр. Румянцев был представитель начал консервативных и не мог сочувствовать мере, являвшейся воплощением либерализма. Однако обещание сейма оказалось в прокламации, проходившей конечно чрез руки министра. По всей вероятности он не довольно вник в её значение. Но после того явился мемуар Клика, в котором несообразность объяснений с побежденным народцем была выставлена на вид очень рельефно. Там же шла речь и о небезопасности сейма. С другой стороны обещание Спренгтпортеном присяги от лица де-Геера и всего дворянства, и. решительное уклонение их от исполнения данного за них слова, — не могли не вызвать в памяти представления о всех оппозиционных наклонностях, какими это сословие привыкло отличаться на шведских сеймах. Подобные воспоминания должны были не только пробудить внимательность консервативного министра, но и охладить молодые увлечения Императора Александра.

Колебания не замедлили принять, и более осязательную форму; вероятно письмо Спренгтпортена от 3-го марта, напоминавшее о сейме, дало толчок. Не далее 6-го марта, т. е. вслед за получением этого письма и за посылкой Спренгтпортену разрешения возвратиться в Петербург, гр. Румянцев нашел нужным высказать Буксгевдену свои сомнения на счет сейма. Письмо было конфиденциальное; но проект его носил на себе надпись Императора Александра «быть по сему», и служил следовательно выражением мнения и самого Государя.

Начав приведенным перед сим указанием, что мысль о собрании сейма была поднесена Государю «между разными замечаниями относительно настоящих операций», — Румянцев продолжал: «По особенному уважению моему к в. сият-ву. я желал бы знать заключения о том (сейме) ваши; по всегдашней же с вами откровенности не хочу скрыть и моего мнения. Мне кажется, что чины таким образом из разных губерний собранные, всякий представляя