Качели. Конфликт элит или развал России? - Сергей Кургинян

Но, когда ближе к 1996 году возникла необходимость как-то договориться, Грачев и Коржаков достигли (весьма относительного) перемирия. И тут же крайне либеральный глава газеты «Московский комсомолец» П.Гусев (совершенно немотивированно для неосведомленной публики!) подал руку Грачеву в ходе телепередачи, транслировавшейся на всю страну. В шоке была не только редакция газеты «Московский комсомолец», но и широкие круги втянутой в конфликт либеральной элиты.

Конфликт между Грачевым и Коржаковым носил не только личный характер. Тут было важно не «who is» Грачев или Коржаков. Можно даже утверждать, что данные лица не рассматривали себя как глав кланов «Монтекки» и «Капулетти» или вождей Алой и Белой Розы. Но у конфликтов такого типа свои законы. Начавшись, они разрастаются. И в связи с этим крайне важно иметь адекватное описание этой, не имеющей отношения к частным намерениям отдельных персонажей, элитной конфликтной феноменальности.

Представьте себе качели, они же — весы. Весы — это и есть качели, на которых качаются два участника (рис. 22).

Есть такие властно-политические весы. На одну чашу кладется гиря вашего влияния (гиря А). А на другую — гиря влияния вашего противника (гиря Б).

Рис. 22

Пока вы в «ареопаге» и у вас нет конфликтных проблем — вы будете строго держать рамку. Зачем вам союз с «зарамочными» силами? Вы честный человек, у вас есть ценности, нормы. Зачем вам эти чужие (иногда невероятно чужие)? — рис. 23.

Рис. 23

А когда вы оказываетесь в ситуации «качелей», то все иначе (рис. 24).

Рис. 24

В процесс начинают встраиваться самые разные силы. Карьеристы, желающие погреть на этом руки, заполучив какие-то отношения с «сильными мира сего», и предлагающие им свою полуфиктивную помощь. Авантюристы. Непримиримые противники другой стороны. Международные силы. Спецсилы, обостряющие конфликт. А также все прочие, коим нет числа. И тогда конфликт начинает развиваться. И превращается в воронку, затягивающую в себя участников. В петлю, в ловушку, в политический динамит, в капкан. Во что угодно еще.

Фактическим итогом тогдашних качелей был проигрыш первой чеченской войны. Я уже много раз говорил об этом, причем по горячим следам тех событий. Качели «1994–1996»… Элитный конфликт между Грачевым и Коржаковым… Буденновск как дискредитация Черномырдина, лишающая его возможности стать президентом… Описывать здесь это подробно — значит потерять нить сюжета, которому посвящена книга.

Скажу лишь, что конфликтами третьего ранга все тогда не исчерпывалось. Что были конфликты менее очевидные, но гораздо более серьезные.

Конфликтами четвертого ранга были конфликты внутри самой госбезопасности и внутри элитных военных структур. Самый яркий, хотя и неочевидный, конфликт внутри госбезопасности в эпоху Ельцина назывался «лицом в снег».

Невозможно не отметить параллель между ошибками в описании эпохи Путина и ошибками в описании эпохи Ельцина. Ибо и в том, и в другом случае речь идет о существенном игнорировании подлинной конфликтной подоплеки тех ситуаций, которые взрывали изнутри (или, по крайней мере, раскачивали) правящую элиту. То есть об игнорировании все того же различия между «who» и «what».

Ведь что изрекли авгуры «who», обнаружив в путинском бэкграунде этот самый пресловутый «чекизм»?

Они изрекли («они» — это не только наши, но и зарубежные политологи), что Владимир Путин — это бывший офицер советского КГБ. И что рядом с ним — другие офицеры того же КГБ. Что у всех офицеров КГБ есть сходная психология и сходное представление о подходе к решению проблем. Что эта психология и это представление о решении проблем находятся в антагонизме с демократией и реформами. А значит, к власти пришел «чекизм» — горе либерализму! Горе западничеству!

Одни радостно говорили: «Горе ужасному либерализму и ужасному западничеству!» Другие скорбно: «Горе замечательному либерализму и замечательному западничеству!» Но никому не пришло в голову обсудить вопрос о том, кто был настоящим спонсором прихода этого самого западничества и либерализма в виде пресловутого «ельцинизма».

По роду профессии и занятий я просто знаю конкретно, что если в целом по стране Ельцин все же получил на выборах 1991 года, сделавших его президентом РСФСР, так сказать, умеренно-подавляющий перевес, то в элитных домах, где жили только высокопоставленные работники КГБ, Ельцин получал абсолютно подавляющий перевес. Что источником либерализма, западничества и прочего были именно фрондирующие круги внутри того самого КГБ. Что связи между так называемыми «антикэгэбистскими реформаторами» и элитой КГБ были самыми что ни на есть тесными. Что определенная часть либерального авангарда просто принадлежала к профессиональным работникам КГБ. Что если бы Андропов хотел узнать свое общество и заказал исследование менталитета, например, работников Комитета молодежных организаций (структура, сильно связанная с КГБ и вбиравшая в себя кадры так называемой «золотой молодежи»), то картина получилась бы достаточно пестрая. И абсолютно несовместимая с декларативным описанием советского общества. Например, оказалось бы, что никакой надеждой и опорой для СССР, входящего в системный кризис, эта часть элиты быть не могла.

Почему не могла? По разным причинам… Специфическое западничество: хочется поездок за границу… обеспечивающего эти поездки карьерного роста… привезенных из этих поездок вещей… Хочется уже и большего… Жить, как живут те, с кем встречался за границей… Всего, чего угодно, хочется, только не надрыва на ниве пресловутого «жила бы страна родная, и нету других забот». Да и сама эта «страна родная» уже именуется между собою «совком».

Предположим, что это бы выявилось. Кто должен был бы за это ответить? И что могло бы это преодолеть? Новый 37-й год? По отношению к кому? К своим детям?

Легче отвязанно болтать о «чекизме», чем анализировать подобные тренды. Или, например, бэкграунд ельцинского бизнеса… А также связь этого бэкграунда с элитными работниками того же пресловутого КГБ.

Никто не захотел проследить тренд трансформаций, которые неизбежно меняли психологию стандартного работника КГБ в период между 1991 (и даже 1990) и 2000 годами.

Никто не захотел проанализировать механизмы сепарации (своего рода естественного отбора), которые запустили в отношении «комитетчиков» эти самые рынок и ельцинизм. Никто не пожелал описать, как эти механизмы повлияли на так называемую стандартную комитетскую (или чекистскую) психологию. Почти никто не стал выделять кластеры внутри чекистского сообщества и обсуждать типы социальной и профессиональной психологической заданности внутри каждого кластера. А также различия между этими типами.

Все свелось к изобретению странного словечка «чекизм». И еще более странного обращения «Господа чекисты!», которое само по себе должно бы было привести в шок любого серьезного человека.

Сказали «чекизм» и, так сказать, успокоились. Я имею в виду успокоились в научном смысле. В политическом кто-то стал проклинать, кто-то поносить… Но я-то говорю о другом.

Итак, почему «чекизм»?

ВЧК — это революционная политическая полиция эпохи Ленина и Дзержинского. Социально, культурно и политически чекист — это революционер, ставший защитником безопасности нового государства и охранителем новой власти. Какое отношение сие имеет к пестрому контингенту бывших работников советских спецслужб вообще, и особенно к тому контингенту, который преуспел в постсоветское время?

Слова программируют мышление. Нельзя же просто сказать «чекизм». Речь ведь идет о конфликте. В конфликте всегда есть протагонист и антагонист. Где антагонист? Он же противоположная, «античекистская», как вытекает из семантики, сила?

Вторую силу надо было тоже как-то назвать. Псевдополитология, завороженная семантическим Вием по имени «чекизм», почему-то решила, что раз с одной стороны баррикад находятся чекисты, то с другой стороны должны находиться их идейные противники.

Кто же идейные противники этих «зараженных советским духом державников»? Разумеется, некие либералы, демократы, противники чекистского произвола. А тут еще под колеса новой противоречивой властной машины угодил М. Ходорковский — мягко улыбающийся бизнесмен в очках. Следом за ним — еще ряд бизнесменов, страстно говоривших о наступлении чекистов на демократию.

Все! Конструкция состоялась! Конфликт описан! И описан так, чтобы всех и навсегда обречь на полное непонимание реальности. Лишь немногие аналитики решились все же сдержанно называть конфликт, разворачивающийся у них на глазах, «конфликтом кланов». Каких кланов?