Жена-беглянка - Кира Калинина

войлок в моих ушах. Я даже смогла кивнуть — и стало легче, только мышцы были, как сжатые пружины.

Тут Мэта вызвали по суб-кому, и он наконец отпустил меня.

— Подожди, Симона, я сейчас.

Отошёл в сторону, что-то ожесточённо говоря в суб-кольцо, потом ещё отошёл.

И пружины во мне разжались. С таким толчком, что в себя я пришла только на другой стороне улицы. В спину неслись вопли клаксонов и, кажется, голос Мэта. Но я всё бежала, бежала — пока не закололо в боку. Тогда я остановилась и задрала голову к облакам между крышами. Холодный ветерок целовал разгорячённые щеки, шевелил волосы. Я снова могла дышать полной грудью, и видеть, и слышать.

И думать…

Магические предки, что я натворила?!

Стоять в обнимку на глазах у кричащей старухи было сущим кошмаром. Но ещё большим позором и ужасом было поддаться рефлексу "застали — беги".

Надо написать Мэту, извиниться, попросить о встрече… Может, он ещё не уехал.

И объяснить, почему я сбежала, на этот раз в самом буквальном и возмутительном смысле слова? Почему на меня так подействовали нападки безобидной пожилой дамы, которая просто забыла, что на дворе не прошлый век? Да я скорее язык себе откушу. Отварю, потушу с луком, залью сметанным соусом и съем — чтобы точно ничего не разболтал!

Но это позже.

Сначала всё-таки напишу. Что-нибудь…

Я достала из сумки суб-ком, включила — и поняла, что листок с кодом Мэта остался в моей комнате в особняке Талхара.

Глава 16. Кроличья нора

— Чушь собачья? Так и сказал? — возмущалась Марлена, накручивая на щипцы длинную прядь. — Вот жмот! Разожрался на джеландских харчах, а земляков поддержать жила давит.

Вчера я наконец решилась подсунуть Талхару последний номер "В своём кругу". Знала, что это негодная затея, но перед Марленой было совестно. Газета задыхалась без денег. Вдруг я ошибаюсь и в глубине души мой шеф жаждет сделаться медийным магнатом, просто не знает, с чего начать?

— У "Нашего голоса" в попечителях Базиль Мявски, тот самый, который кошачьи корма выпускает! И Жука Лайски, ну знаешь — сеть собачьих гостиниц? А у нас будет Вечи Талхар — всё и сразу! Да мы "Наш голос" за пояс заткнём! — горячо мечтала Марлена.

Увы. Вечи Талхар без колебаний объяснил, на что употреблял бы "переселенческие газетёнки", не отдавай он предпочтение туалетной бумаге. А для полной ясности добавил целый букет цветистых оборотов. Повторять их Марлене я не стала. Моя внутренняя лингвистическая машина на профилактике, имею право.

— Значит, ну его в болото! — подруга тряхнула кудрями, любуясь собой в зеркале, и взялась за баночку с кремом. — Найдём кого покруче.

Несмотря ни на что, настроение у неё было боевое: мы собирались в клуб танцевать. Вдвоём. Харальд оставался дома.

Идея принадлежала Марлене: "Ты совсем закисла у этого жлоба. Надо тебя проветрить!" Я спросила, знает ли она клуб "Кроличья нора", и Марлена взвизгнула от восторга: "Точно! "Кроличья нора"! Давно хотела туда сходить. Молоток, Симона! Говорят, там клёво".

— Не хочешь мужа пригласить? — спросила она, проходясь по носу пуховкой.

— Зачем? Вечер себе испортить?

Вот так. Немного досады в голос, каплю раздражения, и не показывать, что от одного упоминания о Мэте внутри всё переворачивается.

— Почему испортить? — притворно удивилась Марлена.

Как будто мы с ней десять раз об этом не говорили.

— Потому что ему от меня нужно только одно.

На самом деле я не знаю, что ему нужно, и от этого голова кругом.

— И что? Он тебя возбуждает? Получай удовольствие и не парься!

— Марле-ена, — простонала я.

Как ни странно, на душе полегчало. Словно подруга оттянула часть моих эмоций на себя.

— Мне настоящего мужа искать надо, а не в игрушки играть.

Этот аргумент всегда действовал безотказно. Вот и сейчас Марлена помолчала, ставя на трюмо коробочку с тенями и беря в руки тушь, потом глубокомысленно вздохнула:

— Это да-а… Слушай, а давай я тебя сведу с нашим светописателем. Зовут Гарик. Нестарый, свободный, с постоянным видом на жительство.

В Татуре этот Гарик был репортажным светописателем, продавал снимки в крупные газеты. В Чуддвиле зарабатывал на жизнь съёмкой детей и котиков, а во "В своём кругу" подвизался исключительно "чтобы квалификацию не терять". Так рассказывала Марлена. Сама я Гарика ни разу не видела. И видеть не желала.

Рассуждая трезво, к рабочему виду на жительство не мешало приложить гарантию в виде бессрочного брака с местным жителем. Но что скрывать: пока я не выброшу Мэта Даймера из головы, не смогу смотреть ни на кого другого. А как это сделать, если он всё время попадается на глаза?

Только никаких слёз, Симона! Ты же не хочешь, чтобы тушь потекла? И тем более не хочешь объяснять Марлене, с какой стати ты расплакалась.

Да с такой, что Мэт Даймер больше никогда не попадётся мне на глаза, вот с какой!

Четыре дня он не давал о себе знать. И правильно. Такому, как он, незачем возиться с такой, как я. Он Даймер, я нищая переселенка с травматическим комплексом. И он показал мне, какой должна быть женщина, достойная его внимания. Стоит ему мигнуть, сотня глянцевых девиц без психологических проблем выстроится в очередь. Он гонялся за мной только из самолюбия.

Но ведь гонялся…

Я внесла его код в записную книжку суб-кома и раз двадцать порывалась написать. Набирала сообщения, мучительно тыча пальцами в крохотные кнопочки, но ни одно не отправила. И всё время, вопреки логике и здравому смыслу, ждала весточки от него.

— Хотя нет, — передумала Марлена, проведя помадой по нижней губе. — К троллям Гарика! Сейчас пойдём и заловим тебе офигенно сексуального мужика. Такого, чтобы глянуть — и отдаться.

Издав боевой дикарский клич, она скрылась за створкой платяного шкафа.

— Не надо мне никакого другого муж… чины, — одними губами прошептала я темноте за круглым слуховым окном. — И отдаваться другому я не хочу!

Бросила вороватый взгляд на дверцу с лаковым бликом от торшера и выхватила из сумочки суб-ком. Мне не хватало опыта с проклятыми кнопками, пальцы спотыкались, на экран всё время выскакивали не те буквы. Когда Марлена выпорхнула из-за шкафа в белом облегающем платье выше колен, я успела набрать только: "Приходи сегодня после девяти в кл…"

— Что пишешь? — с жадным любопытством спросила она.

Казалось, её глаза,