Агония 4. Предчувствие беды - Александр Маркьянов

— Едем. Вызывают в Генштаб, поедешь со мной.

В здании Генштаба, на Шапошникова, всего в пятистах метрах от Кремля царила суета, было видно что произошло что-то неладное. Ивашутин сразу зашел в кабинет начальника Генштаба, маршала Огаркова, расположенный на пятом, последнем этаже, генерал Горин остался ждать в как всегда переполненной приемной.

Вышли из кабинета почти сразу же — Огарков, Соколов, Ивашутин. С ними были начальник Главного оперативного управления Генерального штаба, генерал-полковник Варенников Валентин Иванович и начальник десятого управления Генерального штаба генерал-полковник Зотов Николай Александрович. Из высших офицеров генерального штаба не хватало только заместителя начальника генштаба, генерала армии Ахромеева и главкома сухопутных войск генерала армии Павловского. Ахромееву в этих стенах не доверяли, знали что это протеже министра Устинова и все о чем сказано при нем немедленно узнает и Устинов. Павловский же был в Афганистане, в служебной командировке.

Было видно, что Огарков, Варенников, Зотов и Иванов собирались куда то ехать, вышли уже одетыми. Соколов моментально заметил Горина среди прочих просителей.

— Генерал-майор… вас ищут уже больше часа

— Виноват! — вытянулся Горин

— Уже неважно. Если вы здесь — поедете с нами. Партийный билет с собой?

— Так точно.

— Фамилия!? — вклинился в разговор начальник генерального штаба

— Горин Владимир Владимирович, генерал-майор, Главное разведывательное управление, товарищ маршал!

Маршал Огарков повернулся к своему адъютанту.

— Закажи еще один пропуск в Кремль. Пусть как хотят выписывают. Но чтобы когда мы приедем — пропуск на вахте был…

Тронулись в путь — короткий путь, пешком можно пройти было на трех машинах. Маршал Соколов поехал на своей Чайке один, во вторую Чайку сели Огарков, Зотов и Варенников, в третью. — Ивашутин и Горин. Небольшая кавалькада, с трудом развернувшись в тесноте проулка, тронулась к Кремлю…

— Петр Иванович что происходит? — негромко спросил Горин

Ивашутин провел ладонью по волосам, так как будто у него не было не было расчески

— Заварил кашу… теперь не расхлебаем… — сказал он, будто в происходящем в Афганистане был виноват лично Горин — и крепко, по-деревенски выругался…

Кремль не менялся. Все та же торжественная тишина, все те же красные дорожки в коридорах, все те же парные наряды — сотрудник госбезопасности, а напротив него равный ему по званию армейский офицер. Только и в Кремле сейчас отчетливо витало ощущение чего-то серьезного, чего то такого что может изменить жизнь страны на поколение вперед. Н зная как другие — генерал Горин это чувствовал. Этакое предчувствие беды…

Их ждали на втором этаже, за дверью без таблички с именем. За ней оказалась приемная — очень большая, размером побольше чем иной начальственный кабинет, обставленная в подлинном духе соцреализма — карельская береза на стенах и жесткие канцелярские стулья для ожидающих. Ожидающих уже было пятеро или шестеро — среди них Горин знал только одного человека. Генерал-полковник Крючков, начальник Первого главного управления КГБ СССР. Мрачный, в черном костюме, белой рубашке и в черном галстуке, в очках в дешевой оправе, он сидел с таким видом, будто проглотил школьную указку. Никого другого Горин не знал, все были штатские.

В начальственный кабинет зашли без доклада Огарков и Соколов, чуть позже вызвали Ивашутина. Варенников и Зотов остались сидеть вместе со всеми, дожидаться вызова — видимо их взяли с собой на случай, если вопросы пойдут совсем уж конкретные и нужно будет мнение узких специалистов. Но время шло — а их не вызывали. Варенников и Зотов смотрели на Горина с любопытством, как на единственного военного, но ни тот ни другой разговор завязать не пытались. Да и не о чем было особо разговаривать…

Совещание закончилось через час с лишним. Первым вышел из кабинета Андропов — какой-то осунувшийся, совсем полысевший, с желтоватым цветом лица (Горин отметил про себя что слухи о проблемах с почками у Председателя КГБ не лишены оснований). Ни с кем не заговаривая, сделав какой-то неопределенный знак рукой он быстро прошел к выходу, за ним поднялись со своих мест трое, в том числе и Крючков.

За Андроповым появились и все остальные, в том числе Огарков, Соколов и Ивашутин. Обособившись от всех остальных — видимо тут были люди из Международного отдела ЦК, Горин узнал одного из вышедших, похожего на профессора, с благородной сединой, в очках. Ростислав Ульяновский, ученый-востоковед, заместитель Заведующего Международным отделом ЦК — генералы быстро пошли на выход, к машинам…

— Товарищ генерал-майор! — раздалось за спиной, когда все уже вышли из здания ЦК к машинам

Никого другого с таким званием здесь не было. Генерал-майор Горин обернулся, посмотрел на Соколова

— Прошу! — Соколов указал на подкатившую Чайку

Спиной чувствуя скрестившиеся на нем взгляды, генерал-майор Горин прошел к Чайке…

Прошли Боровицкие ворота, пересекли площадь. Маршал Соколов опустил прозрачную перегородку, отделяющую пассажирский салон от водительского отсека

— Павел, на Ходынку, к зданию ГРУ. Подвезем человека…

И снова поднял перегородку…

Помолчали. Молчал Соколов, молчал и Горин — никто не хотел начинать первым. Наконец Соколов криво усмехнулся

— Держите удар, Горин. Прекрасно…

Горин молча ждал продолжения. И дождался — зачем-то оглядевшись по сторонам, маршал продолжил.

— Андропов настаивал на увеличении присутствия. Тряс данными резидентуры.

— Резидентуры? Товарищ маршал, почему же резидентура дала эти данные только сейчас? Следовало бы ввести спецбатальон много раньше, если бы была такая потребность и было бы принято решение. Много раньше! Тогда бы ситуация не дошла до того состояния, в каком она находится сейчас. А сейчас… это все равно, что бензином в огонь плеснуть

— Вот и спросил бы! — внезапно огрызнулся маршал.

— И спросил бы, товарищ маршал! — отрезал Горин

Какое-то время Соколов рассматривал Горина так, словно первый раз в жизни его видел.

— Да… Ты спросил бы… — наконец сказал он

А ведь и в самом деле следовало спросить! Мало задавали КГБ вопросов, мало! Никто не проверял, никто не задавал вопросов. Вот и получили — то что получили!

— Вмешательство признано нежелательным. Батальон возвращается в ППД, есть информация о том что самолеты с десантом будут сбиты на подлете к Кабулу. Принято решение… сегодня прилетает… — Соколов не стал упоминать кто именно — вот и дать ему при встрече в присутствии Брежнева хороший нагоняй. Вот и все!

Генерал Горин понял. Понял и оценил. Ситуация была патовая, и на ложь Андропова можно было ответить только своей ложью. Вот и взял грех на душу первый заместитель министра обороны Маршал Соколов Сергей Леонидович. На ложь Андропова он ответил своей ложью, потому что только так можно было сохранить операцию "Молот" в тайне. От всех — и в особенности от Андропова. Так вот почему Андропов вышел из кабинета в таком состоянии, того и гляди в больницу везти! Сущность Андропова уже ни у кого, тем более у таких осведомленных людей как Горин, Соколов, Ивашутин — никаких вопросов не вызывала.

Враг!

Но было наверное еще кое-что. Не могло не быть! Информацию Соколова должен был подтвердить начальник ГРУ, генерал армии Ивашутин. Потому что никак иначе, если не через Ивашутина информация об угрозе советским самолетам с десантом к Соколову попасть не могла.

И Ивашутиин подтвердил! Подтвердил, даже зная что с этого момента становится врагом Андропова. Подтвердил, даже сам не зная чего и для чего, не будучи посвящен в суть стратегической операции "Молот". Подтвердил, поставив на кон свою репутацию и карьеру. В одну секунду забыв свои личные обиды — подтвердил.

Молчал Горин, молчал и Соколов. Потому что для таких ситуаций слов еще не придумали. Да и не нужны они были, слова то.

Машина приближалась к стеклянному зданию на самом краю Ходынского поля…

Москва, Кремль

10 сентября 1979 года

— Рафик* Бабрак!

Пожилой, седой и очень уставший человек недовольно пошевелился в разложенном кресле, высвобождаясь из цепких объятий сна

— Рафик Бабрак…

Генеральный секретарь ЦК НДПА окончательно проснулся, открыл глаза, увидел склонившегося над ним адъютанта и помощника, старшего лейтенанта Касыма, одного из самых преданных лично Бабраку людей.

— Что?

— Рафик Бабрак, мы садимся. Объявили, чтобы мы все пристегнули ремни. Позвольте я вам помогу…

— Иди, садись на место. Я еще сам могу пристегнуться…

Тихо щелкнула застежка ремня, пристегивая генерального секретаря к креслу, он повернулся, всматриваясь в проплывающую в иллюминаторе желтую от колосьев землю. Он был здесь совсем недавно, в декабре семьдесят восьмого, тогда его самолет пролетал над заснеженными, унылыми, черно-белыми равнинами, а теперь они желтели, колосились несжатым еще хлебом. Русским хлебом. Это было ближнее Подмосковье, район близ аэропорта Внуково и их старый, подаренный Советским союзом Ил-18 шел на посадку…