За спиной – двери в ад - Анна Данилова

Паша покорно вышел из комнаты. Юдина оглядела Ирину с головы до ног.

– Что-то я не припомню вас… Должно быть, вы познакомились с Ниночкой, когда она уже съехала от нас, она же захотела вольной жизни, сняла квартиру, это ее братец, сынок наш, Виктор, надоумил. Ну, они молодые, сами знают, как жить… Я, конечно, была против. Говорила ей, что пропащее это дело – снимать квартиру. Но она не послушала. Она вообще по жизни как-то больше брата всегда слушала. Ну, Виктор у нас самостоятельный, знает, что делает… Во Франции они. В Париже, – произнося последнее слово, она задрала подбородок, явно важничая.

– Где-где? – Ирина сделала вид, что сильно удивилась. – Нина – в Париже? Ничего себе. Я-то думала, что вот долг ей отдам, она обрадуется…

– А велик ли долг?

– Да нет. Хотя это как сказать… Тысяча долларов.

– Ну, не маленькие деньги, – глаза Юдиной заблестели. – Но не думаю, что они очень уж сильно поправят ее материальное положение. Слава богу, с деньгами теперь у Ниночки все в порядке. Отхватила себе богатого мужа, очень хорошего, вот и уехала к нему туда, в Париж.

Чувствовалось, что мать Нины страшно горда за дочь. С одной стороны, ей хотелось похвастаться тем обстоятельством, что дочка так удачно вышла замуж и уехала жить во Францию, с другой – хотелось произвести впечатление тем сытым спокойствием, которое это положение Нины накладывает и на жизнь родителей.

Ирина же, собираясь сначала, как и было запланировано, сообщить родителям, что она пришла, чтобы стребовать долг с Нины, почему-то сделала все наоборот. Вероятно, она интуитивно чувствовала, что говорить о материальных трудностях Нины можно со знакомыми или подругами, а вот с родителями, чтобы расположить их к себе, следовало действовать иначе. И она не ошиблась. Если в первом случае ей просто сухо ответили бы, что Нины нет и они не знают, где она, не желая тревожить свою дочку каким-то там долгом, то сейчас ее, желавшую отдать долг дочери, усадили за стол, налили чаю и теперь с удовольствием рассказывали гостье о счастливой судьбе дочери.

– Я так рада за нее… Мы общались с ней не очень долго… Сначала я работала на кассе, она учила меня всем премудростям… Ну, вы сами понимаете… А потом мы как-то так сдружились, вместе ходили на танцы, помогали друг другу… Ну а потом у меня появились проблемы, я чуть было не потеряла квартиру… Словом, один парень обвинил меня в том, что я украла у него золотой перстень… Меня даже в милицию вызывали… Очень неприятная была история. И вот тогда-то мне и понадобились деньги на адвоката. Я понимала, конечно, что этот парень… Валерием его звали… что он блефует, что все равно ничего не докажет… А… Даже неприятно все это вспоминать.

– Да вы и не вспоминайте… – сочувственным тоном сказала Юдина. – А вот и Паша пришел с чаем! Паша, ты пирожки в микроволновке подогрей… Что пустой чай гонять? А хотите икорочки домашней? Из кабачков, моркови? Мне соседка рецепт дала, так вкусно получилось… Я сначала на пробу немножко сделала, а завтра вот привезем овощи с дачи, и я уже много накручу, по банкам разложу… Жаль, что Ниночка далеко, не попробует… Ну, она там совсем в другом мире живет, конечно. Европа! – Она многозначительно подняла палец кверху. – Там все по-другому. И никто ничего не заготавливает впрок. И здесь у нас, в Москве, тоже мало кто консервирует что… А вот мы с Пашей…

– Я вот что хотела спросить… Вернее, адрес-то вы мне ее дадите, как я понимаю, и деньги я ей вышлю. Просто хотелось вас спросить. Вот та история, которая произошла с ней три года тому назад, перед тем, как она, выходит, уехала из Москвы…

– Какая история? – как-то не очень заинтересованно, скорее машинально спросила Юдина, принимая из рук мужа блюдо с горячими пирожками и ставя в центр стола. – У нее их, этих историй, много было…

– Да там… ребенок у нее родился, что ли…

Блюдо бухнулось на стол с таким зловещим стуком, что все вздрогнули.

– Ребенок? – У Татьяны Юдиной округлились глаза. – А мы с отцом ничего и не слышали… Нет, я знала, конечно, что у нее ухажеры были… Да я и сама как-то видела ее здесь, неподалеку от нас, на рынке, она прогуливалась с каким-то парнем… И видно было, что парень несерьезный какой-то, и вообще, черный, кавказец… Но про ребенка я ничего не слышала…

– Значит, – покраснела Ирина, понимая, что преждевременно подняла тему о ребенке, – я и не должна была вам ничего рассказывать… Просто я знаю, что Нина была беременна. И это было незадолго до того, как мне пришлось вернуться на полгода к родителям, в Псков… У меня там тоже парень появился, и время полетело… Словом, мы с Ниной потеряли друг друга из виду. Я замуж вышла, сына родила, потом мы с мужем в Москву переехали, я бухгалтером очень удачно, надо сказать, устроилась, а муж у меня в Метрострое работает… Уф… Надо же, и зачем я вам только про ребенка ее сказала?

Юдина, все это время пристально смотрящая на Ирину, казалось, лишилась дара речи.

– Паш, ты слышишь, чего говорят-то? – наконец проговорила она осипшим от волнения голосом. – Будто бы Нинка наша кого-то родила… А это точно?

– Да нет, не точно. Просто мы же общались с ней какое-то время. Она нормальная девчонка была, говорила, что когда забеременеет, то не станет делать аборт… Вот я и подумала. Да вы не слушайте меня. Раз вы ничего не знаете, значит, она никого и не родила… иначе заметили бы…

– Витька знает, – сказала Татьяна мужу. – Вот точно знает. И знал, да ничего не сказал. Мы с тобой тут, как два кукуя, не можем придумать, куда себя деть, пока наши дети в Парижах живут, а здесь, где-то рядом, внучок или внучка маются? И где ж это? В детском доме, что ли?

– Да говорю же, – застонала Ирина, – может, я чего перепутала…

– Так она была беременна или нет? – подал наконец голос Юдин. Он нахмурился и теперь нервно размешивал сахар в бокале, то в одну сторону, то в другую.

– Была, это точно. Но оставила она ребенка или нет – понятия не имею.

– Не вздумай звонить ей, – сказал как отрезал Юдин. – Слышь, Татьяна? Не вздумай! Арман узнает, голову ей оторвет… Господи, только этого нам еще не хватало…

– Послушайте, женщина… Когда это было? – спросила Юдина.

– Ну, если вы говорите, что она уехала три года тому назад… Значит, приблизительно до отъезда все и успела сделать – и родить, и определить, и свинтить…

Ирина вдруг поймала себя на том, что ей совсем не стыдно перед этими людьми за то, что она лжет, и лжет исключительно с целью выведать как можно больше подробностей из личной жизни их дочери. В нормальной семье, где родители любят своих детей, опекают их, где есть понимание, не может мать ничего не знать о беременности дочери. Если же предположить, что пусть даже Нина и не была беременна, то тогда тем более к чему эти странные разговоры о каком-то там ухажере-кавказце? А если она была беременна и родила, тогда о чем здесь вообще говорить?

Какие-то это странные, недоделанные родители. Вот видно, что между собой живут ладно, что все-то у них размеренно и в порядочке, да только все равно что-то в этом доме не так, а что, Ирина никак не могла понять. Иногда так смотрят друг на друга, словно боятся чего-то. А почему друзей нет? У каждого нормального человека есть хотя бы один друг. Или просто знакомые, которые ходят в гости, пусть даже и надоедают, сплетничают, завидуют… Это жизнь. А вот здесь, в этой тихой и бедной квартирке, заполненной ящиками со свежими овощами, какими-то ведрами, стеклянными банками, корзинками, где пахнет, как и положено, выпечкой и яблоками, все равно что-то не так… Как будто бы эти люди живут не своей жизнью. Откуда у Ирины возникло такое чувство, она и сама объяснить не могла. Только воображение быстренько так показало ей очень странную картинку: Юдины, чуть ли не обнявшись, с испуганными глазами, прижавшись друг к другу, отмывают руки от крови, и розово-оранжевые прозрачные капли воды дрожат на стенках раковины… Они словно убили кого-то и теперь, связанные этим общим преступлением, обречены жить вместе. Или другая картинка… Вот так же вот, взявшись за руки, открыли чужую квартиру, вошли туда на цыпочках, да и остались там жить… на всю жизнь. Потому никого и не принимают, ни с кем лишний раз словом не перемолвятся. Хотя между собой живут хорошо.

– Вы… это… – Татьяна Юдина смотрела на Ирину умоляюще, разве что не схватила ее за руку и не поцеловала. – Пожалуйста, если даже и так… Может, проглядели мы дочку… Никому ничего не рассказывайте, очень вас прошу. Ведь устроила она свою жизнь, и хорошо устроила. Да только родители ее мужа – непростые люди, богатые, если что узнают, о каком таком прошлом Ниночки, заставят сына разорвать с ней отношения. А у них сынок растет, маленький Патрик.

– Вы знаете, я чувствую себя страшно виноватой перед вами… Не должна была я ничего вам такого говорить. Вы уж извините меня. Язык мой – враг мой, как говорится. Конечно, я буду молчать, вы мне только дайте ее новый адрес, чтобы я могла ей деньги переслать…