Я сделаю это для тебя (СИ) - Кальк Салма

— И что вам здесь понадобилось, позвольте спросить? — хмуро поинтересовался у нас он.

17. Перевернуть страницу

— Здравствуйте, Фелисьен, — кивнула я ему. — Мне нужно здесь сделать одну вещь, и хорошо, что мы вас встретили. Могу я просить вас о помощи?

Он так взглянул на меня, что было ясно — никакой вам помощи, уважаемая, и вообще только вас тут и не хватало. Но произнёс совсем другое, сурово и хмуро:

— Что вам угодно?

— Мне угодно знать, где покоится его величество Луи.

Я надеюсь, он поймёт, о каком именно Луи я спрашиваю. Кстати, а где находится тело его казнённого сына? И умершего от пневмонии или чего там ещё внука?

— Для чего вам? Если вы хотели показать, что пришли сюда, так вы уже показали. Все, кому любопытно за вами следить, видели это.

— Во-первых, а вдруг и здесь следят?

— Не следят, — покачал он головой. — Это невозможно. Ни магически, ни без магии. Я… я позаботился.

О да, сильный менталист, всё верно.

— Хорошо. Но существует ещё и во-вторых. Есть одна вещь, которую нужно туда донести.

Он так изумлённо на меня воззрился, что я подумала — сейчас или укусит, или ещё что такое же сделает.

— Показывайте, — сказал он так же хмуро.

Я достала из кармана в корзинке-фижме платок. Тот самый платок, который был затолкан Женевьевой под обложку королевского сокровища, так невероятно пригодившегося нам с Анри в подземельях Сердца Горы. На котором сохранялись несколько капель крови.

— Вот.

— Что это? — Фелисьен смотрел хмуро.

— Это кровь Женевьев. Её монограмма, её платок. Так вышло, что я знаю, как и когда эта кровь появилась на платке. И раз она сама покоится очень далеко, то я бы положила на могилу его величества этот предмет.

— И вы знаете, где она покоится? — он продолжал хмуриться.

— Знаю, туда не дотянуться порталом и не дойти ногами. Я не представляю, как в том месте с подходящими небесами, и удалось ли им с его величеством там встретиться. Но мне кажется, это был тот самый союз, какие скрепляют на небесах.

Он смотрел то на платок в моих руках, то на меня. И раз уж он матёрый менталист, то видит, насколько я сейчас правдива.

— Вы… позволите? — спросил он, кивнув на платок.

— Позволю, — если порвёт в клочья, так тому и быть.

Женевьеве уже ничего не поможет, её королю тоже. А смысл моего сентиментального жеста… почему-то мне показалось, что нужно так поступить. Когда я стояла у могилы Женевьев, я могла только положить туда цветы. А Анри — сделать то, что должно. Теперь же я могу принести весточку от Женевьев сюда. Хоть она при жизни здесь ни разу и не побывала, но я же тревожу память о ней в этих стенах! Вот и делаю… разное, местами странное.

— Почему? Что движет вами, почему вы делаете это? — он смотрел на меня очень, очень странно, совсем не так, как раньше.

— Я делаю это потому, что могу. Потому, что мне кажется — я должна это сделать. Для них, для Луи и Женевьев. Потому что сложись всё иначе, они могли бы прожить долгую счастливую жизнь. Меня тронула их история, понимаете? Там, откуда я родом, давно нет королей. И нерасторжимых браков нет, и сословных предрассудков. И если разумные взрослые люди понимают, что их юношеский поспешный брак был ошибкой, то расстаются, не портят друг другу жизнь и продолжают совместно заботиться о детях. И живут дальше, каждый — свою жизнь. Не все, конечно, хватает и таких, кто будет портить жизнь партнёру до последнего, но мы не о них, мы о приличных людях.

Фелисьен вздохнул.

— Вы думаете, там всё было чисто и честно, как в песне древнего трубадура? — он снова взглянул на меня, и я не смогла прочитать, что там ещё было, в тех глазах.

— По моим представлениям, история Женевьев весьма далека от понятий «чисто и честно», — покачала я головой. — Но что случилось, того уже не исправишь. Я так понимаю, что её супруг приложил немало усилий для того, чтобы она оказалась при дворе. Вот она и оказалась.

— Не супруг, нет, — покачал он головой. — Её отец, граф де Рьен. Супруг её был богатым ничтожеством, им и остался, увы, хоть и вырос вместе с господином Луи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Граф де Рьен? — не поняла я.

— Именно он. Он понял, что госпожа Женевьев приглянулась господину Луи, когда они оба ещё были свободны. Но господин Луи заключил помолвку в очень юном возрасте, и никак не мог избежать этого брака. И никак не мог допустить к себе так близко сильного мага, ещё одного сильного мага.

Что? Граф де Рьен сговорился с королём?

— Так это… король пожелал, чтобы Женевьев искалечили? — вот правда, я не верила своим ушам.

— Он решил, что так будет безопаснее для всех. А господин граф полагал, что дочь, оказавшись у вершины власти, поможет семье выбраться из всех свалившихся трудностей.

А дочь не простила. Что ж, имела право, как мне кажется.

— А каково во всей этой истории место господина маркиза дю Трамбле? Он вступал в брак с открытыми глазами?

— О нет, — покачал головой старый царедворерц. — Маркиз не знал ничего. Он как раз был искренен во всей этой истории. И в любви, и в дружбе, и в ненависти.

— Король умер, граф де Рьен умер, маркиз умер. Граф де Реньян умер так, что не пожелать никому. Женевьев умерла в Поворотнице и похоронена вообще за гранью мира, — меня как-то даже замутило от всего услышанного.

— Верно, ваше высочество. Все они… пришли к тому, что было им суждено.

— Но ведь они любили друг друга, Женевьев и Луи, — потрясённо произнесла я.

— Совершенно верно, — печально кивнул мне Фелисьен. — Любили. Кто бы мог подумать, называется. Второй такой любви я и не встречал, пожалуй.

— Значит, нам нужно положить этот платок, куда следует, и перевернуть страницу, — сказала я.

— Извольте следовать за мной, — кивнул Фелисьен.

Следовать пришлось, не поверите, в подземелье. Довольно глубоко. К счастью, он зажёг много магических огней, и было светло, и ничего страшного не было — никаких там черепов и костей. Просто белая мраморная винтовая лестница, и она привела нас в просторный подземный зал.

Ближе всех к лестнице оказались самые древние могилы. Луи де Роган, принц Лимейский. Елизавета Арагонская. Снова Луи де Роган — этому было лет семнадцать, что ли. Анна Изабелла Лирсийская — вторая жена, судя по датам. Франциск де Роган, принц Лимейский. Агнесс де Мар, принцесса Лимейская. Дети, умершие во младенчестве. И вдруг — две беломраморные статуи, прекрасный собой мужчина и дама ему под стать, под руку. Подпись общая: «Анри де Роган, принц Лимейский, король Франкии». «Антуанетта де Безье, принцесса Лимейская, королева Франкии». О как. И даты — чуть меньше, чем двести лет назад.

Дальше до наших времён ещё случилось несколько Луи, Анри и Франсуа, эти имена упоминались чаще прочих. Кажется, была одна Катрин и ещё одна Антуанетта — сёстры? Дочери?

И вот мы дошли. Луи Франкийский. Мария-Кристина Франкийская. И следующее поколение — Франсуа де Роган, он умер от яда Женевьев. Луи де Роган — это юный принц, судя по датам. Анна-Луиза Франкийская — это супруга казнённого короля. Луи де Роган, король Франкии — это… они получили тело?

— Вам удалось похоронить тело казнённого короля? — не удержалась я от вопроса.

— Это как-то решили герцог Саваж и герцог Вьевилль. Им удалось выторговать у бунтовщиков и тело, и несколько после — голову, — вздохнул Фелисьен. — Но они не сказали, чего им это стоило.

Мне подумалось, что стоило или немало, или это было что-то, очень неприятное.

А потом мы прошли к нужному саркофагу, статуи на нём не было, наверное — не успели. И Фелисьен, не прикасаясь, приподнял тяжёлую мраморную крышку. Там, внутри, была какая-то чернота, я не разглядела, что там, но бросила платок туда. И крышка опустилась на место.

Покойся с миром, король Луи. И пусть там, куда все мы попадём, ты встретишься с Женевьев. И поговоришь, и покаешься, и может быть, она простит тебя.

— Идёмте, ваше высочество, — поклонился мне Фелисьен.