Атомная бомба - Владимир Губарев

Сказанного, мне кажется, достаточно, чтобы видеть, что работа ученых может быть использована в целях оказания возможно более эффективной помощи в деле обороны нашей страны. Будущая война станет еще более нетерпимой. Поэтому ученые должны сейчас предупредить людей об этой опасности, чтобы все общественные деятели мира напрягли все свои силы, чтобы уничтожить возможность дальнейшей войны, войны будущего…»

Повторяю: это осень 1941-го года! До создания ядерной бомбы в Америке четыре года, до нашей — восемь лет.

А Капица продолжает предсказывать будущее и делает это очень точно. 27 апреля 1942 года на заседании Отделения физико-математических наук он заявляет: «Участие науки в войне в Америке скажется года через два в японо-американской войне, где будет решающим качество вооружения».

Создается такое впечатление, будто Петр Леонидович был прекрасно информирован о развертывании в США «Манхэттенского проекта», о тех разведывательных данных, которые уже поступали в СССР Но на самом деле никакой «внешней» информации у профессора Капицы не было: он просто анализировал события в науке и мире. И как истинный гений он предвидел будущее. Великие люди тем и отличаются от нас, смертных, что способны пронзать своим взором грядущее.

Мог ли Петр Леонидович стать «отцом атомной бомбы», как об этом писали на Западе? Да, все основания для того, чтобы возглавить «Атомный проект», у него были. Его авторитет и знания, огромная популярность в стране, уважение руководства страны, — все это выдвигало Капицу в лидеры. Но личные особенности ученого, его неумение руководить большими коллективами, неспособность подчиняться и, наконец, его сомнения в успехе проекта, — все это отодвигало П.Л. Капицу на второй план.

И еще одно: он ненавидел Берию, а тот отвечал ученому тем же.

…Не стало Петра Леонидовича. И постепенно его архивы начали публиковаться. В том числе и письма.

Мне кажется, что одно из них весьма своеобразно характеризует не только то время, но и участников событий — самого Капицу, Сталина и всесильного Берию.

25 ноября 1945 года Петр Леонидович пишет И.В. Сталину:

«Почти четыре месяца я заседаю и активно принимаю участие в работе Особого комитета и Технического совета по атомной бомбе (А.Б.).

В этом письме я решил подробно изложить мои соображения об организации этой работы у нас и также просить Вас еще раз освободить меня от участия в ней.

В организации работы по А.Б., мне кажется, есть много ненормального. Во всяком случае, то, что делается сейчас, не есть кратчайший и наиболее дешевый путь к ее созданию…»

И далее Капица объясняет Сталину, что мнение ученых учитывается недостаточно, что чиновник выше ученого, и в такой атмосфере он работать не может, только война заставила Капицу стать начальником главка, но власть его тяготила. Ну а что касается А.Б., то тут ситуация, с точки зрения Капицы, вообще ненормальная. Он пишет:

«Товарищи Берия, Маленков, Вознесенский ведут себя в Особом комитете как сверхчеловеки. В особенности тов. Берия. Правда, у него дирижерская палочка в руках. Это неплохо, но вслед за ним первую скрипку все же должен играть ученый. Ведь скрипка дает тон всему оркестру. У тов. Берия основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у тов. Берия слабо. Я ему прямо говорю: «Вы не понимаете физику, дайте нам, ученым, судить об этих вопросах», на что он мне возражает, что я ничего в людях не понимаю. Вообще наши диалоги не особенно любезны. Я ему предлагал учить его физике, приезжать ко мне в институт. Ведь, например, не надо самому быть художником, чтобы понимать толк в картинах…»

Берия старался контролировать все, что адресовалось Сталину. Каково ему было такое читать о себе? Впрочем, еще раньше Капица не очень лестно отзывался о всесильном наркоме: «…товарища Берия мало заботит репутация наших ученых (твое, дескать, дело изобретать, а зачем тебе репутация.) теперь, столкнувшись с тов. Берия по Особому комитету, я особенно ясно почувствовал его отношение к ученым». Но теперь Капица идет «ва-банк», в письме Сталину он ставит все точки над «и»:

«Стоит только послушать рассуждения о науке некоторых товарищей на заседаниях Техсовета. Их приходится часто слушать из вежливости и сдерживать улыбку, так они бывают наивны. Воображают, что, познав, что дважды два четыре, они уже постигли все глубины математики и могут делать авторитетные суждения. Это и есть первопричина того неуважения к науке, которое надо искоренить и которое мешает работать.

При создавшихся условиях работы я никакой пользы от своего присутствия в Особом комитете и в Техническом совете не вижу. Товарищи Алиханов, Иоффе, Курчатов так же и даже более компетентны, чем я, и меня прекрасно заменят по всем вопросам, связанным с А.Б.

С тов. Берия у меня отношения все хуже и хуже, и он, несомненно, будет доволен моим уходом…»

в конце своего письма Сталину Петр Леонидович сделал такую приписку: «Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим письмом, ведь это не донос, а полезная критика. Я бы сам ему все это сказал, да увидеться с ним очень хлопотно».

Может быть, эта приписка и спасла Капицу. Когда Берия потребовал санкцию на арест Капицы, Сталин сказал ему: «Я его тебе сниму, но ты его не трогай…»

Гнев Кикоина

Среди документов «Атомного проекта СССР» есть и такие, которые помогают лучше понять, в каких условиях приходилось работать ученым. Очень многое зависело от того, как они умели отстаивать свою точку зрения, а, следовательно, и самих себя. А ведь их окружал «мир НКВД», то есть мир страха, репрессий, лагерей, тюрем и унижений.

Как удалось им выстоять?

Случай с Исааком Константиновичем Кикоиным показывает, насколько трудно было тем ученым, которые стояли во главе Проекта и которых окружали «люди Берии».

23 января 1948 года на заседании Специального комитета И.В. Курчатов сделал доклад о ходе работ по «Атомному проекту». Было решено представить его И.В. Сталину. В докладе подробно рассказывается о работах по получению урана-235 для бомбы. В частности, Курчатов отмечает:

«Завод № 813, научным руководителем которого является чл. — кор. Академии наук т. Кикоин, является заводом выделения при помощи диффузионного метода легкого изотопа урана из уранового газообразного соединения — шестифтористого урана.

Хотя у нас и была уверенность в том, что положенный в основу завода № 813 принцип разделения изотопов урана пропусканием газа через мелкопористую сетку и является правильным, в 1946 году мы не располагали еще опытным доказательством осуществимости процесса…»

Курчатов пишет так подробно и популярно не случайно: он прекрасно понимает, что его доклад ляжет на стол Сталину, а значит, нужно писать так, чтобы вождю все было ясно и понятно.

«В 1947 году в Лаборатории № 2 были созданы два каскада из 20 диффузионных машин, осуществлен процесс обогащения урана-235 и показано, что полученное обогащение соответствует расчетному…

Отличительной особенностью завода № 813 является гибкость управления. С завода № 813 можно по желанию получить либо чистый (90 %) уран-235, который непосредственно является атомным взрывчатым веществом, либо обогащенный до любой концентрации полупродукт, в случае необходимости использования его в т. н. обогащенных котлах…»

Пройдет много лет. И именно «гибкость управления комбината № 813» позволит стране обеспечивать ядерным топливом не только наши атомные станции, но и американские. «Жемчужиной атомной промышленности России» будут названы разделительные производства, которые начнут создаваться на Урале под руководством академика, дважды Героя Социалистического труда И.К. Кикоина.

Но это будущее, а пока И.В. Курчатов отмечает:

«При введении в строй всего завода он будет выдавать около 150 граммов 90 %-ного урана-235. Срок пуска завода № 813 согласно решению Правительства определен ноябрем 1948 года. Этот срок будет выдержан только при условии форсирования работ со стороны МВД…»

Естественно, что все намеченные планы срывались. Признать свою вину работники МБД не могли — в этом случае наказание было бы для них жестоким, а потому они сделали попытку найти «козла отпущения». Лучшей кандидатурой, с их точки зрения, был Кикоин. И не только из-за национальности, но из-за явного нежелания иметь прямые контакты с органами безопасности. Когда-то Берия предложил ученых, занятых в «Атомном проекте», зачислить в НКВД, присвоить офицерские звания и выдать форму. Этому воспротивились почти все ученые, но наиболее активным противником был Кикоин. Безусловно, Берия запомнил это.