Полигон - Сергей Кузнецов

Я стоял и оглядывался в растерянности. Теперь, зная, кто он, и что он живой, уже не бросишь. На тащить назад к матери — далеко. Можем не дойти. И потом, не хочу подвергать ее риску; неизвестно, с какой степенью интенсивности его ищут, вдруг пойдут по квартирам?

И тут я вспомнил. Именно в доме, на пороге которого я нашел господина журналиста, живет мой бывший одноклассник и приятель по жизни Вася Бухло, Василий Алибабаевич, как мы прозвали его в детстве после выхода «Джентльменов удачи». Уже то, что у обоих великолепные «говорящие» фамилии, подсказывает мне: идти нужно к Васе.

Алексей Мочильский открыл глаза и почти твердо сказал:

— Положите… на место.

Я снова наклонился к нему.

— Ты идти можешь?

— Это… вряд ли, — сказал он. — Ног… не чувствую.

Я тащил его по лестницам на третий этаж, наверное, целую вечность. Еще столько же звонил и тарабанил в железную Васину дверь, за которой было темно и тихо (но за соседними дверями определенно возникло оживление, вызванное моим вторжением; дверь, правда, никто не открыл). Только не это. Никак нельзя, чтобы он уехал!

Мочильский сидел на полу, прислонившись к стене и свесив голову. Вот, дружок Алеша, мы с тобой попали!

Устав ломиться, я обессиленно уселся рядом. Идти с ним я никуда не мог, бросить его здесь — тоже.

— Вася, твою мать, — негромко сказал я, — куда ж ты свинтил, когда так нужен?!.

Очевидно, Вася стоял за дверью и слушал, потому что немедленно после этой фразы раздался глухой голос:

— Кто?

Я подскочил к двери и обрадованно заорал:

— Алибабаич, открывай! Это я, Артем!

Загремели засовы, дверь приоткрылась:

— Ты чего, офигел, в такую пору по гостям шляться?..

— Вася, помоги, — сказал я. — У меня тут раненый и… идти нам больше некуда.

Дверь открылась, Вася вышел: взъерошенный, опухший, в пижаме.

— Бредишь? Какой раненый?

Я кивнул на Мочильского. Тот поднял голову и сказал:

— Добрый вечер.

Вася Бухло, вопреки говорящей фамилии, спиртного в рот не брал, даже пива. А все потому, что был заядлым автомобилистом, «водилой от бога», и, кажется, даже в младенчестве первым его словом было не «мама», «папа» или «дай», а «би-би-ка». Он обожал хорошие машины и скорость. Еще в школе, в старших классах, начал принимать участие в ралли на картингах среди юниоров, много раз побеждал. С возрастом страсть к гонкам не прошла, но участвовать в них он стал гораздо реже: все потому, что несколько раз серьезно бился, а однажды чуть не погиб. В двух заездах соревновался с шоуменом и гонщиком Николаем Фоменко, фотография, на которой они стоят в обнимку и улыбаются, висит над камином в гостиной. «Ну, как „Секретовский“ композитор и автор текстов — он супер, — говорил Вася. — Шоумен неплохой, в смысле — телеведущий. А гоняю-то я не хуже…» Одно время Вася жил в Питере, работал в нелегальной фирмочке, перегонял иномарки из Финляндии и других европейских стран; в этом деле ему не было равных. Фирму накрыли, а Вася каким-то чудом выскочил. Он вернулся в город на «фольксвагене» самой последней модели того года, со всеми, как он говорил, «наворотами». Несколько раз, в период его безработицы и безденежья, я пытался пристроить Васю водителем в банк, его согласны были взять возить сразу председателя правления. Но Вася, поклонник «чистого искусства», не желал ставить свои таланты «на службу капиталу», к тому же считал, что перерос халдейскую должность водилы банкира.

Сейчас он — хозяин двух автосервисов «полного цикла» по иномаркам и машинам российского производства. Впрочем… сейчас — это до страшных событий, которые начали происходить в городе неделю назад.

— Эльку и дочерей я вывез, — говорил он, укладывая Мочильского на шикарном кожаном диване в гостиной. — Женщинам и детям оставаться в городе нельзя, когда такое творится…

— А сам?

— У меня бизнес. Куда ж я уеду. Правда… Вчера одну мастерскую сожгли, и зама моего, Кольку, покалечили. «Дикие байкеры», твари, ненавижу. Забросали бутылками с зажигательной смесью, а у меня ж там, ты знаешь, масла, краски… Сгорело — только в путь. Слава богу никто не погиб. Побудь с ним, я приготовлю компрессы, мазь…

Еще одной Васиной страстью было самолечение. Сказывались неудачные гоночные заезды. Все, как один, врачи в его понимании были коновалами (исключение составляла лишь моя мама, к которой Вася относился с почтением, граничащим с благоговением); лечиться предпочитал дома, для чего в его аптечке (которая занимала две стены в кладовке) были собраны все возможные и невозможные медикаменты, а отдельный шкаф в кабинете отдан под медицинские справочники. Вася зорко следил за новинками в этой области, выпускаемыми известными немецкими и швейцарскими фирмами, приобретал их по не самым дешевым ценам и очень гордился, что в его аптечке есть все, а его жена, которую он заставлял читать справочники и смотреть телепередачи по медицине (его телевизионным кумиром была доктор Елена Малышева), может защищать докторскую… по нескольким направлениям в медицине. «Васек, это фобия», — . говорил я. «Невежи! — фиглярствовал он. — Придет день, и вы поймете…»

— Ты какими судьбами? — спросил он, хлопоча вокруг журналиста.

— Иду в Нижний город, — сказал я. — Ищу одного паренька…

— На ночь глядя?! Может, у меня переночуешь?

— Спасибо, Вася, но дело не терпит…

— Как вы допустили, чтобы стало так гнило?.. — подал голос журналист. Мы с Васей посмотрели на него.

— Алексей, удалось что-то выяснить? — спросил я.

Он закашлялся.

— Много… чего. Ощущение, что ваш город — это центр вселенского зла. Все самое плохое, что только может быть, скопилось здесь. Но главное — болезнь приобрела необратимые формы. Такое не лечится. Еще две-три недели — и вашего города не будет.

— Как?! — сказали мы с Васей в один голос.

— Мнение субъективное… Но мой журналистский опыт… подсказывает, что довольно точное. И есть факты. Они все здесь. — Он поднес руку к голове и скривился от боли.

— Да не шевелись ты! — прикрикнул Вася. В его голосе и взгляде был страх.

— Кто тебя так отделал? — спросил я.

Журналист несколько минут молчал, собираясь с силами. Говорить ему было трудно.

— В городе я три дня. С первого же начали звонить в номер с угрозами. Потом на меня вышел майор ФСБ из Москвы, он здесь еще раньше. Вместе мы сделали пару вылазок… Угрозы не прекращались, позавчера на балкон номера попала граната, но не взорвалась почему-то. Просроченная, наверное. — Он хрипло рассмеялся. — Мне пришлось из гостиницы уходить… С фээсбэшником мы прятались в городе, попутно собирая информацию, ночевали где придется… Прошлой ночью нас обложили в Есенинском парке. Майора ранили, и я… — Он умолк. — В общем, я его бросил. Должен был остаться кто-то, кто донес бы информацию до власти — но не местной, с ней все ясно… До столичной. А сегодня… Ну, это не грабители. Напали вчетвером. Думаю, команды убить у них не было. Пока били, один все время орал: предупреждали тебя, предупреждали… Потом удар — и темнота. Пока ты, — он посмотрел на меня, — не начал меня переворачивать и обшаривать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});