Вариант "Ангола" - Игорь Борисенко

– А на надстройке по крайней мере один пулемет, – поддакнул боцман. – Где ж люди-то?

Вдруг где-то недалеко от черной трубы заморгал крошечный огонек.

– Приветствуем… героических… подводников… Вам привет… от товарища… Андреева, – прочитал Новиков. – Ну, вроде все в порядке?

– Вроде, – согласился Гусаров. И добавил, обернувшись к нам с Вершининым: – Но береженого бог бережет. Комендоров к орудию!

У парохода запросили насчет подходов к бухте – нет ли где подводных камней или мелей. С "Микояна" ответили, что лоции у них нету, и поручиться ни за что нельзя. Тогда командир приказал спустить шлюпку и идти впереди лодки на веслах, промеряя глубину и выглядывая в прозрачной воде камни.

Так, с черепашьей скоростью мы вползли в бухту, под защиту мысов, и пришвартовались у борта стоявшего на якоре парохода. Он возвышался над лодкой вверх на несколько метров, да и длиной был побольше нашего метров на десять.

– Ого! – восхищенно вымолвил я, задирая голову. На палубе суетились матросы, с "Микояна" кидали швартовочные концы, или как там называются эти веревки. – Здоровенная махина!

– Чепуха, – пренебрежительно махнул рукой Смышляков. – Небольшой пароходик, две тысячи регистровых тонн.

– Что за регистровые тонны? – тут же спросил любопытный Вершинин.

– Ну, это способ измерения грузовместимости торговых судов, – охотно пояснил комиссар. – У нашей лодки, к примеру, надводное водоизмещение 1100 тонн, но это тонны обычные, означают массу воды, которую корпус вытесняет. А у парохода водоизмещение раз в пять побольше, но когда говорят про его тоннаж, называют другую цифру. Две тысячи регистровых тонн – это обозначает объем внутренних помещений парохода. К сожалению, я не помню, сколько в одной тонне кубометров.

– То есть как это – тоннами меряют объем? – удивился я.

– Загадочная морская душа! – хохотнул Вершинин.

Через некоторое время уже можно было подняться на борт парохода – конечно, тем, кому это разрешил сделать командир. Мы, как важные люди, были в первых рядах. Палуба у "Микояна" была малость грязноватой, прокопченные надстройки с облупившейся краской выглядели не так по-военному ухоженно, как наша лодка, но простор, который тут открывался, после узких пространств "Л-16" казался царским. Кроме того, в бухте на палубе большого судна почти не ощущалась качка – и я с удивлением обнаружил через некоторое время, что у меня из-за этого слегка кружится голова и подкашиваются ноги.

В экипаже парохода было больше тридцати человек под началом капитана Ивана Васильевича Трескина. Все они радостно нас приветствовали и угощали сигаретами – какими-то невзрачно выглядящими мятыми пачками, не то австралийскими, не то индийскими. Однако в памяти еще свежи были воспоминания о прекрасном американском табаке и после него эти курились так себе. Кажется, даже наш довоенный "Казбек" был лучше.

Первым делом было собрано совещание, посвященное распорядку дня. Как ни прекрасно было после долгого плавания в узком кругу одних и тех же лиц видеть новых людей, долгого общения с ними не предвиделось. Все сошлись на том, что нужно как можно скорее принять все доставленные грузы, после чего покинуть остров.

– Вас никто не видел на маршруте? – спросил Гусаров Трескина.

– Вроде нет, если сигнальщики не проспали, как сегодня. Вы уж извините, мы все-таки люди не военные, – оправдывался капитан "Микояна". Дело в том, что сигналы с лодки были приняты лишь на третий раз потому, что вахтенный сигнальщик уснул на посту, а остальные, несмотря на то, что утро было уже довольно позднее, занимались кто чем. Кончилось тем, что сигнал заметил старпом Плотников и поднял тревогу.

– Надо бы вам дисциплину укрепить, – не удержался от совета Смышляков. – Сейчас небрежность сошла с рук, а если кто в море уснет и торпеду прозевает?

– Понимаю, – понуро вздохнул Трескин.

– Это дело важное, но давайте займемся тем, что важнее всего, – пришел ему на помощь Гусаров.

В тесном кругу капитаны, инженеры и комиссар быстро разработали планы работ. Первым делом надо было перекачать солярку, которую "Микоян" привез в бочках и большой самодельной палубной цистерне – всего около ста тонн. Лодке нужно было перекачать около семидесяти: столько мы сожгли за время перехода от Датч-Харбора. Моряки с парохода заранее озаботились проблемой перекачки топлива и соорудили переносной насос, с помощью которого можно было заправить подлодку. К сожалению, производительность у него была не очень хорошей, так что весь процесс должен был занять больше суток.

– Значит, принимая в расчет возможные неурядицы, назначим срок окончания работ на завтрашний вечер, – подвел итог Гусаров. – Мотористы занимаются заправкой, остальные перегружают на лодку продукты и запчасти. Кроме того, Иван Васильевич, просим у вас позволения помыться в ваших душевых, да и побриться наконец.

Работа закипела сразу же после того, как были отданы приказы. С борта "Микояна" свесились шланги, исчезнувшие в горловинах заправочных люков лодки, лебедкой стали спускать к палубным люкам ящики и тюки. По большей части в них были свежий хлеб, мука, фрукты из холодильников парохода. Как я потом узнал, "микояновцы" их выгребли подчистую, ничего не оставив себе.

Вершинин порывался помогать, но его вежливо отослали – дескать, сами справимся. Поэтому я даже не пытался, а сразу взял полотенце с мылом и отправился мыться и бриться. Сашка бриться не стал, только укоротил да подровнял растительность на своем лице.

После обеда оказалось, что при всей кипучей деятельности на лодке и пароходе нам занятия нет. Тут и там суетились матросы, что-то таскали, укрепляли, беззлобно ругаясь. В конце концов наш вечный друг Смышляков организовал нам увлекательную экскурсию на шлюпке. Мы прошли за мыс, на север, где скалы отступали от берега и оставляли большой плоский язык с пляжем из прекрасного песка. Там мы высадились, сходили к лесу – но вглубь не пошли, слишком уж густо росли деревья.

– Значит, здесь и жил Робинзон Крузо, – сказал я, щурясь на солнце. В очках ходить была очередь Вершинина.

– С чего ты взял? – спросил он.

– Ну как…, – смутился я. – Вроде же здесь жил Александр Селкирк, с которого Дефо писал своего героя. Мне Смышляков сказал.

– Нет, на сей раз наш всезнающий комиссар ошибся, – засмеялся Сашка. – Тот остров гораздо восточнее этого, километров на двести. Называется, кажется, Мас а Тьерра. А этого остров Селкирк даже и не видел.

В очередной раз я понял, что в исторических и географических знаниях Сашка гораздо сильнее меня.

– Ты бы взял да и рассказал потом матросам Робинзона Крузо. Очень подходяще к случаю, – пробормотал я.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});