Пленники Генеллана (том II) - Скотт Джир

— Муж, — сказала она. — Пища готова, и в твоей комнате тепло.

— Мне нужно только тепло твоих глаз, — ответил Браппа, и слова его прозвучали вечной мелодией любви. — Я скучал по тебе. Теперь мы вместе, а наши жизни слились в одну.

Прекрасные слова. Ящики наполнены солью, охотничьи походы закончились. Пришла другая пора — воины вернулись домой, их жены и дети были счастливы. Год заканчивался хорошо, лишь несколько охотников погибли или получили серьезные ранения. Многие обитатели скал отдавали должное длинноногим за удачную судьбу колонии.

Глисс сияла; Браппа знал, что она хочет иметь много детей. Радостная пара направилась ко входу и остановилась — ветер донес эхо звуков, знакомых и дружественных.

Что ж, придется подождать, у них еще будет время побыть вдвоем. Браппа взглянул вниз.

— Они идут, — сказал он. Влюбленные вернулись на террасу. Первыми появились два двоюродных брата Браппы — щегольски скользнув над самой головой юного воина, они с шумом сложили крылья и уселись на камнях. За ними прилетели Браан и Ки в сопровождении Краага и его товарищей. После них явился почтенный патриарх Веер, дед Глисс. Вскоре всю террасу заполнили гости и родственники, другие любопытствующие расселись на соседних скалах.

— Не забывай о приличиях, сын мой. Ты должен пригласить своих гостей в дом, — мягко напомнила Ки, как того и требовал обычай. — Невежливо держать друзей на террасе.

— Наш дом — ваш, — немного нервничая, ответила Глисс, пользуясь составленным много-много поколений назад шаблоном. — Входите и пойте, — она повернулась и, едва скрывая слезы растерянности, поспешила внутрь. Браппа последовал за ней, а уже за ним в скромное трехкомнатное помещение хлынули все остальные.

Принесли напитки и еду, зазвенели песни. Что может быть лучше, чем новоселье? А если его соединить с другим праздником, приходом зимы? Шум веселья вылился за пределы дома Браппы. Соседи бросали дела, чтобы поздравить виновников торжества и присоединить свои голоса к славному хору.

Веселье продолжалось всю ночь.

* * *

С наступлением осени долина изменилась, как по мановению волшебной палочки. Лес, река, небо как будто сбросили стершиеся за лето краски и засияли по-новому — чисто и ярко. Сухие листья, тронутые ночным морозцем, устлали землю, а воды озера по утрам уже покрывала тонкая пленка льда. Заметно похолодало, но по мере того, как дни становились короче, солнце сияло все ярче.

Приближался вечер, долина погрузилась в сумерки, на темном бархате небес вспыхнули звезды. Стоя у порога своего домика, Буккари увидела Доусон. Та возвращалась к себе, неся закутанного в меха сынишку. Заметив, что лейтенант смотрит на них, мать улыбнулась и приветливо помахала рукой.

Из конюшни донеслось ржание: это О'Тул, как обычно, кормил лошадей, не забывая при этом рассказать животным о прожитом дне. В небо потянулись струйки белого дыма, пахнуло теплом очага — приближалось время ужина. По периметру поселок окружал частокол из крепких сосновых бревен, достаточно надежных, чтобы остановить медведей и драконов. Единственные ворота выходили к озеру, две маленькие калитки почти не открывались и считались запасными ходами на случай опасности. В четырех из пяти углов форта стояли караульные будки, и Шэннон, по настоянию Буккари, постоянно следил за тем, чтобы по меньшей мере в двух из них находились караульные.

Осень принесла богатый урожай. Возле конюшни соорудили зернохранилище. Тукманян построил печь для выпечки хлеба, а обитатели скал принесли землянам соль и мед, хотя и в небольшом количестве. Вообще-то, голод колонистам не грозил: хлеб, дикий картофель, травы, ягоды, солонина и практически неограниченные запасы рыбы позволяли встречать зиму с оптимизмом.

Буккари с гордостью осмотрела свои мозолистые руки. Она была довольна и собой, и экипажем. Большинство ее товарищей собрались сейчас в самом большом домике, кают-компании, где у печи хлопотал Уилсон с помощниками, готовя ужин. Заступающая караульная смена уже получила свои порции и, оттягивая выход, неторопливо потягивала чай. Она еще постояла, решая, стоит ли принять душ — в домике была и холодная, и горячая вода: от источника, возле которого и возник поселок, она поступала через систему каменных и кожаных акведуков и нагревалась в большом котле, подвешенном над огнем в комнатке рядом с кухней. Горячую воду использовали для стирки, мытья посуды и душа. Фенстермахер сконструировал нечто вроде смесителя, так что потребитель мог выбирать температуру по своему вкусу.

Правда, в душ всегда стояла очередь, и воды в котле частенько не хватало. Взвесив все «за» и «против», Буккари отказалась от этого варианта. Помыться, точнее, обтереться горячей водой можно и у себя в домике.

Она вошла, затворила за собой тяжелые двери. Кожаные петли тихонько скрипнули. Ставни уже были опущены, от камина по комнате волнами шло тепло, потрескивали поленья.

Единственная комната, не более шести квадратных метров с полом из тесаных досок, но для Буккари — замок. У задней стены камин с широкой плитой для нескольких вязанок дров. В середине противоположной стены дверь и два окна, по одному на каждой из боковых стен. Низкий потолок образовывал нечто вроде верхнего этажа, где Буккари устроила себе постель. Чтобы подняться, достаточно сделать два шага по ступенькам у стены.

На плите перед камином грелась в котле вода. Сам котел подарили ей обитатели скал. Она потрогала воду, довольно кивнула и наполнила чашу, стоявшую на приземистом деревянном столике. Потом сняла одежду — несколько слоев меха и накидку из шкуры рыкуна — и подошла к огню. Мочалкой служил кусок грубого полотна. Растирая обветренную кожу, Буккари с удивлением заметила, что на теле у нее появились черные волосики. Закончив туалет, она насухо вытерлась чистой тряпицей. Воздух в комнате был сухой, кожа натянулась. Пальцы скользнули по щеке, задержались на шероховатой линии шрама. Она поднесла к лицу чудом пережившее все передряги зеркальце — ничего не поделаешь. Вздохнув, Буккари облачилась в оленьи кожи.

В дверь постучали.

— Войдите, — крикнула она, присаживаясь на табуретку, чтобы обуть отороченные мехом сапожки, изготовленные Тукманяном. Немногословный техник и ее научил выделывать кожу. Дверь открылась, на пороге стояла Голдберг, кутаясь в меха. Огонь выхватил из темноты ее встревоженное лицо.

— Входи, а то напустишь холода, — Буккари поднялась. Голдберг, даже будучи выше ростом, казалась в ее присутствии ребенком. — Садись к огню, — лейтенант указала на покрытую шкурами скамью, вделанную в предкаминную плиту. Гостья послушно села, не поднимая глаз от пола.

— Только что помылась, — сказала Буккари. — В большом доме так трудно дождаться воды, да еще наши мужчины вечно сидят у печи. Слушать их шуточки…

Голдберг нехотя улыбнулась.

— Понимаю, что вы имеете в виду, — сказала она. — Но вам-то легче, вы офицер. С вами они себе многого не позволяют. Вы бы послушали, что приходится выносить нам с Нэнси. Черт побери, это же настоящие… ой, извините.

Буккари усмехнулась.

— Ничего. Я иногда сама испытываю такие чувства.

Голдберг перевела дыхание и откашлялась, а потом опустила голову, и лейтенант услышала странные, похожие на всхлипывания звуки. Она уже собралась было подойти, когда гостья заговорила.

— Извините, лейтенант. Мне очень жаль, — Голдберг шмыгнула носом. — Я давно уже хотела извиниться.

— В чем дело? — недоуменно спросила Буккари, чувствуя внезапное беспокойство.

Голдберг осмелилась, наконец, поднять голову.

— Я рассказала крионцам о гиперсветовых двигателях, — всхлипывание возобновилось, но теперь интенсивнее, затряслись даже плечи. — Извините.

Буккари тяжело опустилась на скамью, шокированная неожиданным признанием. Но почему? Голдберг плакала, не переставая.

— Что-то я не понимаю. О чем ты им рассказала? Зачем? — спросила, наконец, лейтенант. Голос ее задрожал от гнева. Она встала, стиснув кулаки, сделав шаг к этой несчастной. Ей хотелось ударить ее. Буккари остановилась и отвернулась, закусив губу.

— Я… я хотела как-то навредить вам, — выдохнула Голдберг. — Завидовала вам. С вами никогда не обращались так, как с нами. Вы не испытали… Вам не приходилось чистить рыбу… или делать что-то другое… С вами…

— Хватит! — оборвала ее лейтенант. Все. В ее голосе зазвучал металл: — Я не желаю это слушать. Не сейчас. Поговорим об этом позже. О'кей? Что ты им рассказала?

Голдберг выпрямилась, сглотнула и отвернулась к окну.

— Генератор модуляции. И еще энергокоэффициенты, — сказала она, постепенно успокаиваясь. — Матрицы… я никогда их особенно не понимала, но объяснила…

— Вы говорили об алгоритмах? Об уравнениях Перкинса?

— Я их не понимаю. Нам не преподавали на таком уровне.

Буккари облегченно вздохнула и пододвинула табурет поближе к огню. Допрос начался. Лейтенант не щадила собеседницу. Через час, решив, что техник устала и не может сообщить ничего нового, она поднялась и направилась к двери.