Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2 - Саша Токсик

что так быстро с решения я его сбить не смогу, но червячок сомнения посеян.

Кусая самый вкусный в мире советский пломбир, мы добираемся до центра. Барыги на площади только собираются. Разглядываю их через проспект. Мы с Женьком спрятались в тени автобусной остановки. Вроде на виду, а глаз не цепляется.

Книголюбы выстраиваются вдоль низкого ряда кустов, который отделяет газон от тротуара. Все они выглядят в разной степени потрёпанными жизнью. Странно, учитывая их доходы. Либо шифруются, либо как наркоманы спускают всё на пагубную страсть к печатному слову.

Наш друг появляется позже всех. Вид у него грустный. Очевидно, похмелье. Недостатки "свободного графика". Бухнуть можно в любой день, начальство не заругает.

Рядом с "книжниками" тусуются меломаны. Вижу стройную фигурку Кэт, сегодня она в большой пляжной шляпе, тёмных очках и, традиционно, босиком. Воротила подпольной звукозаписи разложила на траве плед, и сейчас восседает на нём, словно на пляже в Сен-Тропе.

На тротуаре ближе к народу суетятся долговязый и Джон. Тот красуется с героическим белым бинтом вокруг башки. Прямо товарищ Щорс из песни: "Голова обвязана, кровь на рукаве".

Эта компания задолжала мне кассету и пару тысяч нервных клеток. Знакомство с Кэт я считаю перспективным. Это не мой "книголюб", она вращается в кругах, где можно будет "достать" импортную технику и редкие расходники. Ловлю себя на том, что мыслю категориями эпохи дефицита. Приживаюсь.

Что с ними делать — непонятно. Ирина с волосами шведской поп-звезды и отрава в пепси-коле встали между нами.

Джон проявил самодеятельность? Повёлся на пачку денег в моём кармане? Решил наказать за то, что Кэт проявила ко мне слишком много внимания? После недолгого знакомства мне показалось, что он ходит в числе её фаворитов. Ревность — повод не хуже, чем ограбление. А уж когда сразу двух зайцев…

Или хипповая Кэт тоже в этом замазана. С чего бы ей быть такой щедрой? "Перестань… ты нас выручил… ". Если забрать деньги с моего храпящего тела руками своего бойфренда, то она ничего не теряет.

Лучший вариант — пообщаться с брюнеткой наедине. Раскрыть все карты… расставить все точки…

Но это не сейчас. В настоящий момент меня больше тревожит, что "нашего" книголюба Серёжи до сих пор нет. Его место тоскливо пустует. Достаю из кармана листок в клеточку с криво написанным телефонным номером. С тоской оглядываю площадь. До появления первых мобильников ещё два десятилетия.

— Вон будки телефонные стоят, — машет рукой Женёк. — И народу почти нет.

"Почти", это три человека. Один внутри и двое снаружи. Раньше я не понимал смысл слов "Что переждать не сможешь ты, трёх человек у автомата". Их можно ждать целую вечность.

Сама будка похожа на ростовой сейф с толстыми двойными стёклами. Внутри, если что, можно держать оборону от превосходящих сил противника. Это сейчас и происходит. Телефон оккупировала пухлая блондинка средних лет. Она настолько плотно заполнила пространство внутри, что кажется, будка немного узка ей в бёдрах.

У женщины всё в порядке с математикой. Если платишь один раз, а время неограниченно, то нужно выжать из звонка всё возможное. Несмотря на звукоизоляцию наружу доносятся отдельные фразы: "Леночка, ты сейчас умрёшь!".

— Может, постучать? — советует стоящий прямо передо мной пенсионер с редкой бородкой.

— Стучали уже, — говорит интеллигентного вида мужчина с большой проплешиной на макушке.

— И как? — не унимается дедок.

Вместо ответа, мужчина поднимает руку и стучит в дверь. Блондинка окатывает его возмущённым взглядом и разворачивается спиной и внушительным задом.

Рядом с будкой у бордюра сидит на корточках пацан лет пяти. Он катает по асфальту маленькую синюю машинку. Подхожу к нему и сажусь на корточки.

— Мороженое хочешь?

— А у тебя есть?

Очередь равнодушно наблюдает. В наше время меня бы уже в полицию сдали, за то, что с посторонним ребёнком заговорил. А здесь народ непуганый, про маньяков не слышали. Потому и резвился здесь Чикатило и прочие товарищи. Спокойствие большинства важнее жизни отдельных неудачников.

— Мороженого нет, но есть деньги. — показываю ему двадцатикопеечную монету.

— Я без мамы не пойду, — рассудительно заявляет он.

— И не нужно, — поддерживаю. — С мамой сходи, и она тебе купит.

Очередь прислушивается.

— Вон ларёк стоит, — подхватывает вдруг дедок, — Попроси маму, тут идти две минутки всего. А мороженое вкууусное… — причмокивает он.

— Так вам позвонить надо? — догадывается умный ребёнок.

— Надо, — кивает интеллигент, — сильно надо.

— Две порции, — заявляет пацан.

— Да хоть три! — радуется дедок.

Оба мужчины лезут за кошельками.

— Мам! Мама!!! — разбогатевший пацан колотит в дверь будки, — пойдём домой, я писять хочу!!

— Ох, ты горе моё! — подхватывается мамаша, — ты же ходил недавно?! Я же тебя спрашивала?!

Она выкатывается из будки, хватает чадо за руку и удаляется, цокая каблуками. Будущей строитель российского капитализма гордо шагает рядом с ней. Будущее страны в надёжных руках.

— Молодой человек, — говорит интеллигент, — спасибо вам. Если вы недолго…

Он делает приглашающий жест. Дважды упрашивать меня не надо.

— Алё, кто это? — голос букиниста кажется помятым.

— Это Алик, Альберт, я вам книги привожу, — говорю тихо, не веря в звукозащитные свойства будки.

— Кто? — хрипит трубка? — Я не могу. Ничего сегодня не могу.

— Ты дома?

Идиотский вопрос, когда звонишь на стационарный телефон. Я его всё-таки задаю. В ответ гудки.

— Пошли, — хватаю Женьку за рукав.

Есть люди с географическим кретинизмом. У меня была такая знакомая. Она могла заблудиться в собственной квартире. Я обладаю противоположным качеством. Один раз побывав на месте, я практически всегда могу его найти. Может это какая-то "шишка расстояния", как у перелётных птиц.

Так что к дому книголюба мы приходим, почти не заплутав. Колотим в дверь. Женька, войдя во вкус, ногами.

Вид у хозяина квартиры ещё хуже, чем голос. Мятая и незастёгнутая рубаха навыпуск. Вполне приличные штаны с ширинкой нараспашку. Один тапок. Очевидно, что мы его подняли. Вероятно, не с кровати.

Смекнув в чём дело, отправляю Женьку за пивом. Он возвращается быстро. В руках две бутылки жигулёвского. Рюкзак подозрительно оттопыривается и позвякивает.

— Повезло, — говорит.

Пиво строгие советские продавщицы алкоголем не считают, поэтому на возрастной ценз смотрят сквозь пальцы. На кухне следы загула. Потемневшие дольки яблока, заветренный сыр, остатки киевского торта. Нахожу относительно чистый стакан и приступаю к медицинским