Философская драма. Сборник пьес - Валентин Герман

МАРТА: Почему нечего? Вам ничто не мешает перейти на обычный язык всех наших клиентов.

ЯН: Что же это за язык?

МАРТА: Знаете, большинство из них беседовало с нами о своих путешествиях, о политике… Словом – обо всём. Но только – не обо мне и не о моей матери… Именно об этом мы вас и просим. Будьте, если так можно сказать, немножко более эгоцентричны, занимайтесь самим собой, а не тем, кто – напротив вас. Это так, в общем-то несложно. Бывало даже, что некоторые нам рассказывали про свою собственную жизнь, про то, кто они такие… Всё это в порядке вещей. В круг обязанностей, за которые мы получаем деньги, входит, в конечном счёте, и обязанность выслушивать клиента. Но плата за пансион не может, разумеется, включать в себя обязанность хозяев гостиницы отвечать на вопросы клиентов касательно собственной жизни. Моя мать иногда отвечает – по причине своего полного безразличия ко всему этому, но я отказываюсь – из принципа. Если вы это хорошо себе уясните, мы не только придём к согласию, но вы скоро обнаружите, что ещё о многом можете нам рассказать, и что человек получает порой удовольствие оттого, что его кто-то слушает, и именно тогда, когда он начинает говорить о себе.

ЯН: К сожалению, я не умею интересно рассказывать о себе. Да это, впрочем, и ни к чему. Если я остановлюсь у вас на короткое время, зачем вам знать обо мне?.. А если останусь надолго, у вас и без моих рассказов будет возможность понять, кто я такой.

МАРТА: Надеюсь только, что вы не станете таить на меня обиду за то, что я вам сейчас сказала. Я всегда считала полезным показывать вещи такими, каковы они есть, и я не могла позволить вам продолжать разговор в манере, которая в конце концов испортила бы наши отношения. Мои слова продиктованы здравым смыслом. Поскольку до этого дня у нас не было ничего общего с вами, нет никаких оснований и для того, чтобы между нами сразу возникла какая-то душевная близость.

ЯН: Понятно… Нет-нет, я уже всё вам простил. В самом деле, я и сам знаю, что близость не возникает внезапно…

Входит мать.

МАТЬ: Здравствуйте, сударь. Комната для вас готова.

ЯН: Весьма вам благодарен… сударыня.

Мать садится.

МАТЬ (Марте): Ты заполнила регистрационный лист?

МАРТА: Да.

МАТЬ: Можно взглянуть? Прошу извинить меня, сударь, полиция на сей счёт очень придирчива. Да, вот, пожалуйста, моя дочь не указала причину вашего прибытия: состояние здоровья, деловая цель или… туристическая поездка?

ЯН: Скорее всего… речь здесь может идти… о туризме.

МАТЬ: Вероятно, из-за монастыря? О нашем монастыре говорят много хорошего…

ЯН: Да, я об этом, действительно, слышал. Но мне просто захотелось ещё раз увидеть край, который я некогда знал и о котором у меня сохранились самые тёплые воспоминания.

МАРТА: Вы тут жили?

ЯН: Нет-нет… Но когда-то, очень давно, я случайно оказался здесь проездом. И я… до сих пор не забыл об этом.

МАТЬ: Вот как? Но ведь у нас тут, в сущности, просто крохотная деревенька.

ЯН: Да, конечно… Но мне она очень нравится. С первых минут я чувствую себя так, будто оказался… в родном доме.

МАТЬ: Вы… собираетесь остаться надолго?

ЯН: Не знаю… Это может, наверно, показаться странным, но… я – в самом деле не знаю. Чтобы где-то остаться, нужны серьёзные поводы, нужно, чтобы отыскались… друзья… чтобы какие-то люди питали к вам… нежные чувства. Без этого нет никаких причин оставаться именно здесь, а не в любом другом месте… И… поскольку трудно заранее знать, как тебя примут… вполне естественно, что мне и самому не известно, как я поступлю.

МАРТА: Всё это не слишком понятно.

ЯН: Да, но я не умею объяснить вам понятнее.

МАТЬ: Помилуйте, да вам здесь всё очень быстро наскучит!

ЯН: Нет, у меня верное сердце, и я быстро могу всё вспомнить, что было… Если, конечно, представится случай.

МАРТА (с раздражением): Сердце? Сердце тут не при чём.

ЯН (обращаясь к матери): У вас очень утомлённый вид. Стало быть, вы… давно поселились в этой гостинице?

МАТЬ: С той поры прошли годы и годы… Столько лет утекло, что я уж больше не знаю, когда это всё началось, и даже забыла, какой тогда я была. А это моя дочь…

МАРТА: Мать, вам незачем толковать об этих вещах.

МАТЬ: Ты права, Марта.

ЯН: Почему же? Я очень хорошо понимаю ваши чувства, сударыня. Чувства, к которым человек приходит в конце долгой жизни, наполненной непрерывным трудом! Но, может быть, всё бы переменилось, будь вам оказана поддержка, какую надлежит оказывать всякой женщине. Поддержка сильной мужской руки…

МАТЬ: Ах, когда-то она поддерживала меня, но работы было всё равно слишком много. Мы с мужем едва с ней справлялись. У нас даже не было времени друг о друге подумать, и мне кажется, я забыла о нём ещё до того, как он умер.

ЯН: Да?.. Да… Мне понятно всё это… Но… но если бы руку помощи протянул вам… сын?.. Уж его-то, наверно, вы не забыли?

МАРТА: Мать, мать!.. Нам ещё многое надо сделать…

МАТЬ: Сын!.. Ах, я очень старая женщина!.. Старые женщины разучаются любить даже сына… Особенно, если его давно-о… нет перед глазами… Сердце, сударь, дряхлеет прежде всего остального тела.

ЯН: Это правда… Правда!.. Но я знаю, что сын… никогда не может забыть…

МАРТА (встает между ними): Послушайте, вы!.. Не вызывайте призраков!.. Сын, которого нет уже лет двадцать, а может – и с хвостиком… Да если б он вошёл бы сюда… он был бы здесь встречен точно так же, как и всякий другой клиент: с доброжелательным равнодушием. Не более!.. Все, кого мы у себя принимали, с этими двумя отношениями вполне свыкались. Они оплачивали стоимость комнаты и получали ключ от неё. О своём сердце они не рассуждали.

Пауза.

Это облегчало нам нашу работу.

МАТЬ: Довольно об этом.

ЯН: И – надолго они у вас оставались?

МАРТА: Некоторые… очень надолго. Мы делали всё необходимое, чтобы они… остались. Другие же, те, что были не слишком богаты, съезжали на следующий же день… Вот для них… мы не делали ничего.

ЯН: Та – ак… У меня много денег, и я желаю задержаться в этой гостинице на какое-то время. Если, конечно, вы готовы меня принять… Забыл вам сказать, что я мог бы оплатить всё заранее…

МАТЬ: О!.. Нам нужно другое…

МАРТА: Если вы богаты, это хорошо. Только не говорите нам больше о своём сердце. Вот ему мы ничем не сможем помочь… Ещё немного, и я попросила бы вас уйти: настолько утомил меня ваш неподобающий тон… Возьмите свой ключ, удостоверьтесь, что комната устраивает вас. Но знайте, что вы находитесь в доме, который не обладает никакими средствами для помощи сердцу.

ЯН: Как? У вас нет даже аптечки? Это же обязательная принадлежность гостиницы…

МАТЬ: Есть, есть, аптечка у нас есть.

МАРТА: Я очень надеюсь, что вы меня наконец правильно поняли. Слишком много томительных лет пролетело над этой захолустной деревней и над нами. Они постепенно выстудили этот дом. Они отняли у нас охоту к сочувствию. Ещё раз говорю вам, вы не найдете здесь ничего, что походило бы на задушевность.

ЯН: Вы – бредите?

МАРТА: Считайте, как хотите. Но вы найдёте здесь только то, что мы всегда припасаем для своих постояльцев. А то, что мы припасаем для них, не имеет ничего общего с порывами сердца. Берите ваш ключ и не забывайте: мы принимаем вас лишь ради выгоды, спокойно, равнодушно и тихо. И если мы оставим вас у себя… надолго, это будет тоже сделано ради выгоды – и тоже спокойно, равнодушно и тихо…

Он берет у нее ключ, она выходит, он смотрит ей вслед.

МАТЬ: Не обращайте внимания, сударь. И впрямь есть сюжеты, которые всегда были ей ненавистны…

Она встает, и он хочет ей помочь.

Не надо, мой сын, я ещё не калека… Взгляните на эти руки, они ещё сильные. Они могли бы даже поддерживать ноги мужчины…

ЯН: Какого мужчины?

МАТЬ: Ну… которого несут двое… Не обращайте внимания: это я так шучу. У меня, как у всех стариков, странные шутки. Это из-за моих слов вы так задумались?

ЯН: Нет. Простите меня… Я их даже почти не слышал. Но… почему вы назвали меня «мой сын»?

МАТЬ: О, я весьма смущена. Поверьте, это не было фамильярностью с моей стороны. Я просто… я просто неудачно выразилась.

ЯН: Понимаю… Могу ли я подняться в свою комнату?

МАТЬ: Ступайте, сударь. Наш старый слуга ждёт вас в коридоре. Вам что-нибудь нужно?

ЯН: Мне? Нет, сударыня. Но… я благодарен вам за радушный приём.