Рейтинговые книги
Читем онлайн Якоб решает любить - Каталин Флореску

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 66

— А он действительно был? — спросил я.

Дед сердито посмотрел на меня:

— Как ты можешь сомневаться в этом? Это тебе не сказки Рамины. Это записано в сельской хронике. И если хочешь, я как-нибудь расскажу тебе поподробнее.

Потом мы вернулись в деревню.

Отец решил сразу же снести дом Рамины, словно желая замести последние следы сомнительной сделки, на которую согласился. Но Сарело возразил ему, единственный раз в жизни. Он умолял отца ничего не трогать, надеясь, что Рамина, возможно, все-таки вернется.

В первые же недели Сарело отрезал головы всем нашим курам. Мы находили их по утрам во дворе, в луже крови, а палача уже не было. Он бегал с другими мальчишками или ошивался на рынке. Мать ставила миску с остатками еды рядом с его спальным местом, и потом она всегда оказывалась пуста. Сарело разговаривал еще меньше прежнего, а когда отец давал ему какое-нибудь задание, лишь кивал, глядя себе под ноги. Иногда проскальзывал рядом, как тень, иногда появлялся откуда ни возьмись, так, что его пугались.

Никто никогда не знал, о чем он думает, что замышляет, но его надежность и усердие были отцу по душе. Сарело каждое утро в пять часов выгонял свиней и коров, чистил хлев, подметал двор. Он быстро научился обращаться с трактором и молотилками и вообще всегда был тут как тут, если нужно.

Вскоре отец даже стал брать его с собой в город и, вернувшись, говорил: «Ему бы еще немного оттаять, и тогда из него может получиться даже управляющий. Нынешнего все равно скоро надо менять. А пока пусть учится всему, что надо».

Отца как подменили, в доме воцарился покой, какого мы прежде не ведали. Вечерами он сидел с Сарело за столом в гостиной и учил того считать и писать, насколько это нужно крестьянину.

Теперь мы каждый день были свидетелями того, чего раньше не видели, — отцовского терпения. Он насвистывал под нос песенки Цары Леандер и Лале Андерсен, которые мы слышали по военному радио. Когда отец и Сарело отрывались от учебников и тетрадей, они ковырялись с часами, приемниками и мебелью, что приносили на починку соседи.

Они разбирали все, что попадалось в руки, и собирали обратно. До глубокой ночи слышно было, как они стучали молотками, пилили, паяли и чертыхались, когда что-то не получалось. Румынские ругательства Сарело нравились отцу. Из будильника они сделали автоспуск для купленного в городе фотоаппарата. Мы все встали перед объективом, празднично одетые и причесанные, нажали на кнопку, и раздался щелчок.

Сарело нравился отцу, а светлая кожа и волосы, отличавшие мальчика от остальных цыган, делали его в глазах отца еще симпатичнее. Я уже не помню, ревновал ли я или мне это даже нравилось. Просто я больше не был на линии огня. Мне этого хватало.

В январе 1943-го мы с дедом переехали в город. Отец позаботился о том, чтобы там я продолжил учебу. «Эта школа куда лучше, престижнее, — сказал он. — Как ни крути, пора уже кому-то из Обертинов всерьез заняться чем-то умственным. Не повредит». Хотя стояли холода, дед провел последнюю ночь со своими лошадками, а Сарело уже давно обустроился в людской. Ему пришлось пообещать деду, что он будет ухаживать за лошадьми, как за своими собственными. Уезжая, дед прошептал: «Без меня они умрут».

Сарело ждал нас у телеги, полной продуктов. Мы поплотнее закутались в пальто, шапки и шарфы, оставив незакрытыми только глаза. Прежде чем открыть ворота, я еще раз оглянулся и увидел, что мать стоит на веранде, протянув ко мне руки. Она слегка развела их в стороны и подозвала меня к себе. Шагая к ней, я смотрел на нее и гадал, раскроет ли она объятия совсем. Но когда я подошел, она спрятала руки в карманы.

— Ты точно ничего не забыл? Все взял, что понадобится в городе?

— Конечно, мама.

— Вот увидишь, скоро ты там заведешь новых друзей и вообще не захочешь возвращаться. Узнаешь столько всего нового. Станешь образованным молодым человеком.

— Но мне больше хочется остаться здесь.

— Совсем юной девушкой, Якоб, я поехала в Америку, чтобы помочь семье. Теперь пора тебе подумать, чем можешь помочь ты. Отец готов обеспечить тебе образование. Ты мог бы быть хоть немного благодарен ему.

— Благодарен? — не понял я.

— Он тяжелый человек, но где мы были бы, если б не он? Без него тебя вообще не было бы. Присматривай за дедушкой, он уже немолод. Вы должны заботиться друг о друге, слышишь? Сарело будет регулярно привозить вам еду, а я каждый раз буду передавать что-нибудь вкусненькое. Увидимся летом, Якоб. А теперь иди, они тебя ждут.

Мать погладила меня по плечу, словно стряхивая нитку. Не успел я дойти до телеги, как она опять окликнула меня. Сделав несколько шагов навстречу, она провела пальцами по моим волосам.

— Ты оброс. Я сказала деду, чтобы он постриг тебя покороче. Несколько недель назад я кое-что заказала для тебя сербской портнихе. Вчера я видела Катину, она пообещала, что будет ждать вас сегодня на выезде из деревни и отдаст подарок. Надеюсь, тебе подойдет. — Ее подбородок едва заметно дрожал. — Не скажешь своей маме «до свидания»?

— До свидания, мама!

На границе деревни к нам подошла Катица.

— Еще немного, и я бы не дождалась, — сказала она. — Не знаю, впору ли они тебе, но ты можешь носить их в школу.

Я спрыгнул с повозки и взял у нее подарок, завернутый в газету. Я вырос, хотя остался тощим и нескладным, а она стала более женственной, но тогда я на это не обратил внимания.

— Твоя мама заказала нам брюки и рубашку, чтобы ты носил в городе. Это вроде как сюрприз.

Я поблагодарил ее и смущенно опустил глаза.

— Ну что ж, — сказал я.

— Ну что ж, — повторила она.

Я залез на телегу, мы тронулись, а дед прошептал мне:

— Якоб, ты же шваб. Я ничего не имею против этой сербской девочки, но не забывай об этом.

Я обернулся и увидел, что Катица бежит за нами. Сарело опять остановил лошадей.

— С весны я буду работать в ателье мадам Либман. Сначала бесплатно, она только так согласилась. Может, тогда мы увидимся.

Наши взгляды встретились, а дед нетерпеливо замахал руками.

В третий раз Сарело пришлось остановиться, когда мы проезжали мимо пустующего холма Рамины. Он хотел пустить лошадей вскачь, но я выхватил у него вожжи и натянул их. Сарело не желал уступать, однако дед мягко положил ему руку на плечо и кивнул мне.

— Иди, — шепнул он.

Дом Рамины засыпало снегом через армейский пролом в стене. Все, кроме дивана и мыла, осталось на своих местах: сундук с целебными травами, горшки и одежда. Я не мог разобраться в своих чувствах, ведь она предала меня. Побродив по дому, я остановился у окна, из которого раз в неделю смотрел на небо много лет подряд.

— До свидания, Рамина! — крикнул я в холодную пустоту, закрыл за собой дверь и вернулся на дорогу.

* * *

Вдали от отца я расцвел, а вот дед старел у меня на глазах. Без любимой земли и лошадок, без сотен привычных дел, определявших его жизнь в деревне, он скукожился, молча сидел за столом и так же молча ложился спать. В зимние и весенние месяцы время тянулось медленно, словно дряхлая старуха, что из последних сил переходит дорогу. Иногда на несколько часов отключали свет, и, поскольку дров у нас тоже было мало, в доме царила холодная, неприятная темнота.

Обычно мы сидели вечером в гостиной и слушали военные сводки по солдатскому радио. Казалось, военная фортуна изменила нам, потому что теперь наступали русские. Каждый раз, когда немцы отступали, это называлось «выравнивание фронта». Как будто война — это буханка хлеба, от которой при каждом поражении отламывают по большому куску, и, чтобы скрыть это, кто-то ровно обрезает края. Когда буханка закончится, война будет проиграна, но зато никто ничего не заметит.

Мы продолжали слушать радио, даже лежа в постели.

— Война проиграна, это я тебе говорю, Якоб. Тут я согласен с твоим отцом. Нам придется дорого заплатить, хоть мы и ни при чем! — кричал дед из своей комнаты.

Мы лежали в темноте, разделенные стенкой, и музыка из приемника звучала в тишине дома. Все эти песни мы знали наизусть, но прошло то время, когда мы с удовольствием подпевали.

Однажды я спросил деда, что же это за «наше дело». За стенкой зашуршало одеяло, скрипнули половицы, и дед оказался в ночной рубахе у моей кровати.

— Мы ушли из Лотарингии, потому что там были война и чума. Мы не искали новой войны, мы хотели мира и кусок земли. Мне кажется, голод и война опять догнали нас. Но теперь не осталось места, куда мы могли бы убежать от них.

Дед оказался прав, потому что наша война на самом деле началась только после войны. Оставалось еще два года до того, как нашей привычной жизни настал конец. Такие вечера всегда заканчивались рассказами деда о деревне или длинной историей о первых переселенцах, с которых все началось. Потом дед выключал радио и умолкал. По его ровному дыханию я догадывался, что он уснул.

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 66
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Якоб решает любить - Каталин Флореску бесплатно.
Похожие на Якоб решает любить - Каталин Флореску книги

Оставить комментарий