Эпоха Воюющих провинций - Алексей Вязовский

Последнее письмо было самым важным. Я это понял сразу, как только взял послание в руки. Начнем с того, что оно было запечатано с помощью стилизованного изображения шестнадцатилепестковой хризантемы — символа императорского дома Японии. С обратной стороны на бумаге была нарисована цапля танко, держащая в клюве и лапах три королевские ценности, принесенные на землю богом Ниниги-нох-Микото и лично переданные своему внуку Дзимму Тенно — меч, зеркало и бриллиант. Первый земной император в свою очередь передал их сыну, тот — внуку, и так они дошли до нынешнего монарха Го-Нары. Собственно, это и было его письмо. Начиналось оно пафосно: «От имени 105-го Императора Японии Го-Нары, Сына Неба и Земли, Морей и Гор, Мы приветствуем нашего верного вассала Сатоми Ёшихиро, сына дайме Сатоми Ёшитаки…» Томохито писал о себе в третьем лице, используя самые патетичные иероглифы из всех возможных, но общий смысл послания я понял. Во-первых, я замечен, мои лозунги взяты на вооружение. Во-вторых, Го-Нара завуалированно дал понять, что по всей стране у нашего движения есть сторонники. В-третьих, скоро стоит ожидать больших перемен. В-четвертых, наши главные враги — северные и южные регенты, которые пойдут на все, чтобы удержать власть. И последнее. Я должен оказывать любую помощь лицам, предъявившим перстень Го-Нары с изображением хризантемы.

Последнее требование мне показалось несколько наивным. Кто же такие вещи открытым текстом пишет в письме, которое может перехватить кто угодно? У всех более-менее продвинутых дайме есть специальные службы сокольничих, которые занимаются перехватом чужих почтовых голубей. Впрочем, видимо, ситуация у Го-Нары была пиковая, раз он решил организовать заговор таким образом. В том, что меня втягивают в мятеж против пока еще законной власти сёгуна, которому, кстати, дед Томохито выдал мандат на правление Японией, — не было никаких сомнений.

Все, что я тут делал до сих пор, пока укладывалось в пограничные войны. Ну да, эксцентричный дайме, носится с идеей реставрации власти императора, поднял его флаг над Эдо. На деле пока лишь замечен в мести за отца (имеет полное право!) да захвате провинции Мусаси (а кто не захватывал чужих провинций?). Но внимание к моей пока еще скромной персоне самого Го-Нары все меняет. Это уже не выскочка — прихлопнуть и забыть. Тут на кону стоит вся страна. Ставки очень высоки. Что же мне ответить Томохито? Разумеется, начать с верноподданнических заверений, намекнуть, что все указания государя я выполню неукоснительно. Что же еще? Надо попросить какую-нибудь должность при дворе! Это придаст мне легитимности в глазах сотен японских дайме, и они уже не смогут так легко отмахиваться от моих посланий.

Уфф. Заканчиваю с корреспонденцией, запечатываю последнее письмо и отдаю его Сабуро. День начинается тяжело и тяжело продолжается. Не успеваю закруглиться с каллиграфией, как тут же на меня обрушивается такое количество дел и посетителей, что диву даешься, как вообще дайме тут имеют свободное время. Или они делегируют полномочия нижестоящим чиновникам? И вопросы-то все какие-то с подковыркой. Ну, допустим, военных я отпускаю быстро. Произвожу глав семей, а также капитанов Мотосуги, Ямаду, Цурумаки в генералы, Хиро — в фельдмаршала, рёкугун генсуи по-японски. Приказываю начать мобилизацию в провинции, найм ронинов в новые полки. Решаем, что численность армии должна достигнуть тридцати тысяч человек. Выделяю на все это средства, доспехи (благо добыча позволяет вооружить почти всех новобранцев). Обещаю обоим Абэ — молодому и старому — новые фитильные ружья для экипировки еще тысячи теппо. Согласовываем срок обучения новых аркебузиров (должны быть готовы к августу), места дислокации подразделений, вопросы снабжения. Военные уходят, входят штатские. Это главы семи кабунаками — объединений торговцев, руководители десяти дза — союзов ремесленников и четыре новых коор-бугё — сити-менеджеров Эдо, назначенных мной вчера. Справа занимает свое место казначей Сабуро Хейко, который все больше выполняет функции главы правительства.

Пока вся эта толпа рассаживается, отдуваясь пьет чай, поданный слугами, — я мысленно вытираю пот. Сейчас они врежут по моей некомпетентности. Надо их чем-то опередить. Объявляю о двукратном снижении налогов. Для всех — крестьян, торговцев, ремесленников всех трех провинций. Бурные аплодисменты. Нет, это я шучу, хлопать тут не принято, но низкого благодарственного поклона я заслужил. Жду минуту, пока все вернут свое тело в вертикальное положение, сотрут восторженное выражение с лиц, и добавляю ложку дёгтя в эту бочку. В обмен на снижение налогов требую новых методов ведения хозяйствования. Для каждой касты я напишу свои установления — что и как крестьяне, торговцы и ремесленники должны делать по-новому. А пока прошу меня простить: дела! Быстро сваливаю из приемного зала. Надо срочно изучить тему и проехаться по Эдо. Посмотреть, чем живет народ да и что за провинция мне досталась от Норикаты.

Однако тут же возникает новая проблема. Глава моей охраны Эмуро Ясино рапортует, что у ворот замка собралась большая толпа жителей. Кто-то вывесил рядом со стенами текст моей Клятвы, и теперь там аж целый митинг образовался. Люди бурно обсуждают прокламацию, спорят, и пару раз дело чуть до потасовки не дошло. Около тысячи человек закрывают проезд. Эмуро интересуется, надо ли разогнать этих бездельников или пускай читают дальше мои обещания? Разгонять запрещаю, интересуюсь — можно ли выехать из крепости другим путем? Оказывается, есть боковые ворота, и через них мой кортеж отправляется на инспекцию Эдо.

Глава 5

ГЕЙШИ, СУШИ, ЯКУДЗА

Если ты уразумеешь одно дело, тебе откроются также восемь других.

Хагакурэ

Первым делом я захотел составить общее представление о городе. Для этого наш кортеж взобрался на взгорок, откуда открывался хороший вид на Эдо. Охрана, а в этот раз, помня тибовские приключения, я взял с собой кроме Эмуро Ясино еще пятьдесят гвардейцев, уже ничему не удивляется. Хочет дайме посмотреть на город — кто же ему может запретить? А Ясино так еще со спокойной физиономией взялся меня просвещать, благо он уже был не раз в Эдо. Оказывается, начальника моей охраны здорово помотало по Японии. Был он и на Кюсю, и на острове Сикоку, и даже в столице Киото. Эмуро оказался бывшим ронином, которого приютил мой отец. Интересуюсь его плечом.

— Все зажило, господин, беспокоиться не о чем, — благодарно смотрит на меня Ясино. — Акитори — очень хороший врач, я надеюсь, что скоро он сможет присоединиться к нам.

— Некоторые раненые не могли двигаться с армией, поэтому я приказал им оставаться в Хиросиме. Почему некоторые кварталы Эдо отделены стенами друг от друга? — меняю я тему разговора.

— Так распорядился Нориката, — пожал плечами начальник охраны. — У него была странность, что касты — самураи, монахи, крестьяне, ремесленники, торговцы — не должны смешиваться. Каждая дза и кабунаками имеют свой квартал. Самураи живут слева от замка, торговцы — вон те две центральные улицы, ремесленники — сразу за торговцами и так далее.

Наверное, такое компактное расселение помогает собирать налоги, контролировать лояльность горожан, подумал я про себя.

В городе путем умножения я насчитал порядка тысячи домов, принадлежащих воинскому сословию (интересно, где теперь их хозяева?), и примерно пять тысяч построек обыкновенных жителей. Десять кварталов, или мати, — по одному на каменщиков и строителей, кузнецов и оружейников, красильщиков (на отшибе — оно и понятно: запахи), ткачей, варщиков сакэ (их оказалось около ста семей!), купцов и менял. Были свои участки в городе у гейш, рыбаков (на берегу моря) и одно гетто (по-другому не назовешь) у париев — эта.

Ну что ж. Картина ясна. Эдо — город ремесленников и торговцев. Тысяч пятьдесят человек. И как только мы его пятью тайданами взяли? Ведь он в шесть-семь раз больше Тибы!

Осмотр начинаем справа налево. Въезжаем в первый квартал. Он отделен рвом и стеной. Через ров перекинут аккуратный мостик. Тут живут и работают строители. К ним в Японии относят все сопутствующие профессии — плотников, штукатуров, гончаров (стены делают из глины и соломы), циновщиков и даже специалистов по производству бумаги. Ее, кстати, производят из волокон внутреннего слоя дерева под названием «шелковица», а вовсе не из тряпок, как это сейчас происходит в России и Европе. Бумаги требуется очень много, и в основном не для писем, стихов и книг, а как элемент дизайна домов. Климат тут жаркий, и в домах внутренние перегородки сёдзи делаются из бамбука и бумаги. Едем по главной улице. Прямо на нее выходят мастерские камнетесов. Мастера вырезают из камня то ли собак, то ли, если судить по гриве, львов. Подъезжаю, интересуюсь. Все валятся ниц, но я уже привыкший к местным нравам и просто жду. Люди встают, окружают наш отряд, и начинается беседа. Вперед протискивается глава местного дза, жилистый старик по имени Лю. Он оказывается корейцем, сбежавшим в Японию после начала междоусобной войны.