Главная тайна ГРУ - Анатолий Максимов

В 1939 году связь с Корсиканцем и Старшиной прервалась и была восстановлена лишь в декабре 1940 года. За последующие 20 месяцев от обеих групп «Красной капеллы» в Центр регулярно поступала информация военно-стратегического значения.

В канун войны, в полные тревожного ожидания дни, сведения от организации поступали в Центре к Зое Васильевне Рыбкиной. К этому времени (с 1937 года) существовал в разведке запрет на занятие аналитической работой в стенах штаб-квартиры. И тем не менее Рыбкина за неделю до нападения подготовила простейшую аналитическую записку для доклада И.В. Сталину.

В ней утверждалось, что нападение Германии на Советский Союз можно ожидать в любой момент. Докладная записка охватывала период с ноября 1940 года по середину июня 1941 года. Это были даты, источники, строки из сообщений. Всего пятьдесят выдержек с кратким заключением: страна на пороге войны!

17 июня документ был закончен, и в его последних строках прозвучало: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удара можно ожидать в любое время». Это была цитата из разведсообщения Корсиканца.

Записка, доложенная Сталину руководителем разведки Фитиным, была воспринята как паническая. Но… до начала войны оставались считаные часы. И здесь сыграли трагическую роль в определении даты начала войны не только недоверие главы государства к своей разведке — госбезопасности и военной. Но и изощренная дезинформационная кампания немцев. В результате чего советская разведка была скомпрометирована в глазах своего руководства страной: источники самого высокого ранга в Германии, Японии, Англии, США и в других странах сообщали те сведения о дате нападения на СССР, которые распространялись в военных, промышленных, дипломатических кругах Третьего рейха с целью дезинформации.

Германская машина введения в заблуждение противника отрабатывала свои «технологии блефа» на операциях «Гельб» (против Бельгии), «Вайс» (нападение на Польшу), «Грюн» (вторжение в Чехословакию), «Зонненблюм» (военные действия в Африке), «Марита» (захват Югославии и Греции), «Морской лев» (вторжение в Великобританию).

И все же советская разведка довела до сведения руководства Союза достоверную информацию, просчитав все ходы гитлеровской подготовки к нападению на Советский Союз. Трагедией для разведки стал факт неадекватного отношения к ее информации политического и военного руководства страны.

Самым сложным моментом в работе групп «Красной капеллы» после начала войны была организация связи с Центром. Антифашисты располагали информацией, которую требовалось срочно передавать в Москву. И потому в работу на канале связи с организацией подключили возможности военной разведки.

Шульце-Бойзен сумел получить стратегический план военных действий немецкого Верховного командования на 1942 год. Речь шла о наступлении в южном направлении в сторону Кавказа с целью пополнения запасов горючего для ВВС, танковых частей и другой боевой техники в связи с тем, что своих запасов в Третьем рейхе хватало лишь до марта.

Были переданы в Центр также сведения о возможности усиления немецких войск под Москвой и Ленинградом за счет перевода воздушно-десантных частей с острова Крит. Была получена стратегически важная информация о том, что штурма города на Неве не будет, поскольку принято решение о блокаде.

Уже в первые месяцы войны организация регулярно сообщала о значительных потерях немецких ВВС, о сложности поставок в армию новых самолетов, о намерении Гитлера рассмотреть вопрос о начале химической войны. Но уже с конца июня вся эта информация шла по каналам военной разведки — РУ ГШ РККА НКО СССР.

После раскрытия групп «Красной капеллы» отдел контрразведки имперского управления безопасности Германии в секретном докладе Гитлеру, оценивая разведывательные возможности организации в пользу Советов, отмечал следующее:

«Они имели связи в имперском Министерстве авиации, в Верховном главнокомандовании Вооруженных сил, в главном морском штабе, в министерствах экономики, пропаганды и иностранных дел; в Берлинском университете, в расовом политическом ведомстве, в берлинской городской управе…»

Патриоты «Красной капеллы» были казнены неправедным судом Третьего рейха. Однако полученная от них информация «работала» в пользу советско-германского фронта в дни Курской битвы в 1943 году. Это были сведения о новейшей немецкой технике, ее численности и военном потенциале Третьего рейха в год решительного перелома в Великой Отечественной и Второй мировой войны в целом.

Посмертно руководители групп и другие активные члены антифашистской организации «Красная капелла» были награждены орденами Советского Союза — всего 20 человек. 

1941–1945. Операция «Монастырь» — «Березино»

В предвоенные годы советские органы госбезопасности продолжали работу по упреждению действий противника. Они предвидели, что германские спецслужбы будут искать контакты с недовольными советской властью гражданами из сословий, лишившихся своих привилегий после Октябрьской революции.

В канун нападения Германии на Советский Союз наша контрразведка ввела в поле зрения разведчиков абвера — из числа сотрудников германского посольства в Москве — некоего инженера с «Мосфильма». Абверовцы установили личность инженера и узнали, что он якобы связан с антисоветской группой «Престол» из «бывших». Контакт с ним они развивать не стали и оставили в покое, как предполагали чекисты, на перспективу.

Так была заложена предпосылка для проведения в годы войны наиболее крупных и важных по эффективности радиоигр «Монастырь» и «Березино».

«Некий инженер с «Мосфильма» — наш агент Гейне — Александр Демьянов, ставший для абвера Максом, превратился в значимый «источник информации» для командования вермахта. Руководство абвера считало, что Макс опирается в своей работе с германской разведкой на источники информации в окружении маршала Б.М. Шапошникова и генерала К.К. Рокоссовского.

Гейне был нашим проверенным агентом (с 1929 года), имевшим большой жизненный опыт. Передаваемая им дезинформация готовилась в Оперативном управлении Генштаба Красной Армии при участии одного из его руководителей С.М. Штеменко. Затем она возвращалась в Разведуправление Генштаба и передавалась для реализации в НКВД, где в разведке легендировалось ее получение.

По свидетельству немецкого историка Винфреда Майера, данные Макса высоко ценились командованием вермахта. Об этом в восторженных тонах писали в своих воспоминаниях шефы германских разведок — Шелленберг (гитлеровской) и Гелен (западногерманской). Копии телеграмм Макса хранились в архивах рейхсфюрера СС Гиммлера под литерой «А».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});