Выбор Евы (СИ) - Сергей Гончаров

Работой заниматься бросил. Ни-Диидо только и делал, что потреблял пойло, спал, да иногда ел. Из Совета тоже выгнали, а главой семьи назначили двоюродного брата. В поселении поговаривали об изгнании бывшего силача, а ныне полностью деградировавшего существа.

Но такому, казалось бы, закономерному развитию событий помешал случай.

Ни-Диидо брёл, сильно пошатываясь, мимо хозпостроек. Навстречу шёл один из разведчиков. Когда поравнялись, Ни-Диидо втемяшилось, что разведчик мог найти дочь, но не сделал этого.

Не успел Ни-Диидо и руки протянуть к подвернувшемуся односельчанину, как растянулся на снегу. Разведчик, лишь заметив косой взгляд, сразу ударил. Он привык нападать на зверей без предупреждения. В его деле неожиданность решала всё.

— Моя дочь! — пробормотал, ворочаясь в снегу, Ни-Диидо.

— Что «твоя дочь»? — разведчик ожидал, что бывший глава свечников кинется в драку, а не будет реветь и пускать слюни. — Был бы настоящим мужиком, то вместо того чтобы пить эту гадость, пошёл бы и спас дочь.

— Моя дочь! — бормотал Ни-Диидо, вообще с трудом воспринимая окружающее. — Моя дочь!

Вероятно, этим бы его жизненный путь и закончился. Односельчане проходили мимо с брезгливым выражением. Никому даже и в голову не пришло попытаться спасти спившегося человека.

«А зачем? — думал каждый. — Он сам для себя избрал такую жизнь!»

Они наоборот радовались, что утром окоченевший труп надо будет лишь выкинуть за пределы города и звери быстро оставят от него лишь косточки. Слишком сильно они любят человечину, чтобы брезговать падалью.

Ни-Диидо ворочался в снегу, пока не уснул. В обезумевших от количества выпитого мозгах творился сумбур. В какой-то момент перед глазами возникла дочь. Она кричала: «Папа! Папочка!». Но сколько Ни-Диидо не пытался приблизиться, дочь отдалялась и продолжала звать.

«Был бы настоящим мужиком, то вместо того чтобы пить эту гадость, пошёл бы и спас дочь!» — прозвучал в голове голос разведчика.

Ни-Диидо распахнул глаза. Вокруг темнота и тишина — люди спрятались от жестокой ночи. На лицо хлопьями падал снег, кончики пальцев рук и ног онемели, будто по ним долго молотками стучали. По телу прошла крупная дрожь.

«Выпить!» — потребовало сознание.

— Спасти дочь! — посиневшими губами пробормотал Ни-Диидо.

Семья свечников давно спала. Об одном из членов, оставшемся замерзать на улице, никто и не подумал. Каждый, кто начинает дружить с самогонщиками должен понимать, что рано или поздно, но весь мир от него отвернётся.

По двери кто-то ударил. Весь дом затрясся. Люди повыскакивали из кроватей. Мужчины в спешке и потёмках заряжали ружья. Спросонья у них это не сильно-то и получалось. Дети завыли от страха, женщины заголосили.

Дом вздрогнул от второго удара, а после донёсся голос.

— Откройте.

Люди оцепенели, а после жена Ни-Диидо кинулась отворять. Боялась, что следующий удар снесёт дверь и половину стены.

— Ты совсем сбрендил?! — сказала ему хоть что-то впервые за долгий-долгий период.

— Отойди! — Ни-Диидо с лёгкостью отодвинул её в сторону. Протиснувшись в узкую дверь, уверенным шагом прошёл к койке.

В доме успели зажечь свечи. Плакали перепугавшиеся дети. Но никто из домочадцев не посмел попрекнуть Ни-Диидо. Каждый давно привык, что он пьян, агрессивен и неадекватен. Но когда бывший глава семьи снял со стены ружьё, все насторожились.

Ни-Диидо не обращал на родственников внимания, словно они такое же необходимое дополнение, как и снег. Пересчитал патроны в оружейной сумке — тридцать две штуки. Хмыкнул и принялся натягивать всю тёплую одежду, которую имел.

— Всего хорошего, — буркнул на прощание опешившей родне.

Ночь отступала. Первые лучи солнца выбрались из-за вершин гор, к которым Ни-Диидо и направлялся.

«Выпить! Хочу выпить!» — безостановочно твердило сознание.

Бывший глава семьи усиленно сопротивлялся велению души. Поначалу, когда вышел из поселения, этого желания даже не было. Но чем дальше шёл, тем сильнее оно становилось. Мрачные и холодные небоскрёбы заблестели от первых лучей нового дня, а Ни-Диидо с трудом заставлял себя делать очередной шаг.

«Надо! — попытался задушить жгучее желание. — Надо спасти!»

Выход нашёлся совершенно неожиданно. Ни-Диидо вышел из города, когда сообразил, что вероятно и спасать уже некого. Попробовал вспомнить, сколько дней прошло с тех пор, как уволокли дочь, но в памяти всё перемешалось. Казалось, это было вчера, хотя накануне, судя по другим воспоминаниям, он пил у самогонщиков.

«Вероятно, прошло много времени, — заключил Ни-Диидо. — А какой тогда смысл в спасении? Кого я собрался спасать? Её-то, скорее всего, уже съели!»

Остановился и несколько мгновений размышлял над сложившейся ситуацией.

«Выпить! — продолжало голосить сознание. — Выпить!»

Ни-Диидо сдался. Развернувшись, спешно направился обратно. Поначалу быстро шёл. Но с каждым шагом понимал, что становится ближе к вожделенной жидкости. Потому вскоре не смог удержаться и побежал. Даже начал чувствовать вкус желанной гадости во рту, когда естество пронзила мысль: «Променял дочь на пойло!»

Ни-Диидо остановился, попытался основательнее разобраться в тревожных мыслях.

«Ведь я уже не могу ей помочь, — убеждал он. — Её, скорее всего, уже съели!»

«Ты сам говоришь «скорее всего» — отвечало подсознание. — Ты неуверен. Ты просто нашёл предлог, чтобы выпить и обо всём забыть»

«Да, мне надо выпить! — согласился Ни-Диидо. — Не каждый день убивают дочь!»

«А с чего ты заключил, что она умерла?! — спрашивало подсознание. — Ты не видел её трупа… Ты даже не видел, как её утащили. Ты всё время пил. А ведь мог её спасти. Мог сразу же отправиться по следам зверей. Скорее всего, увидев тебя, они бы дали такого стрекача, что напрочь забыли б о захваченной девушке. А ты сидел и пил».

«Да, пил! Но мне надо было хоть ненадолго уйти от мира, где нет дочери!»

«Ушёл? Теперь ты вновь в мире, где нет дочери. Теперь ты навсегда в мире, где нет дочери. Смысл тогда постоянно пить, чтоб уйти от мира? Какой смысл даже иногда пить, чтоб уйти от этого мира? Если он тебе не нравится, то заберись на крышу любого небоскрёба да прыгни вниз. А если нравится, тогда зачем мучить родных?!»

Ни-Диидо снял шапку и почесал затылок. Душу разрывало в клочья желание выпить. Но теперь бывший глава семьи понимал, что не сможет заглушить противный голос в душе, не сможет пойти на сделку с собой. Совесть не даст сделать и глотка, непрерывно напоминая, что прыгнуть с крыши проще, чем ежедневно пить противную гадость.

Ни-Диидо поднимался по лестнице. Казалось, она бесконечна. Он два раза успел передумать прыгать. Два раза вновь решился. Четыре раза боролся с желанием вернуться в поселение, выпить, а потом прыгнуть. Ружьё упорно тащил с собой, ещё до конца не решив, застрелиться или всё же прыгнуть.

Остановившись на лестничном пролёте отдышаться, вновь призадумался:

«А может вернуться и выпить? Тогда и веселее будет!»

Соблазн был настолько велик, что стал материален. Ни-Диидо не смог себя заставить подниматься по лестнице.

«Выпью, а потом уже буду думать, как уйти из этого мира. — Пошёл на сделку с совестью Ни-Диидо. — Ведь всё равно заразился. Слишком долго уже нахожусь в здании».

Начал спускаться, когда услышал за спиной странный шорох. В душе противно заныло, сердце прекратило биться.

Ни-Диидо рывком повернулся. На него из крохотной рекреации смотрел зверь с чёрной шкурой. Реакция не изменила бывшему главе семьи. Моментально ружьё перекочевало со спины в руки. Заряженные стволы нацелились в голову зверя.

«Видимо отшельник» — подумал Ни-Диидо, но в следующий момент понял, что ошибся. Разглядел, что перед ним самка. Причём молодая и дурная. Вместо того чтоб кинуться из темноты, она наблюдала.

— Глупая ты, — с какой-то теплотой в душе произнёс Ни-Диидо. — Я и не таких убивал. Неужели всерьёз рассчитывала на меня напасть?

— А почему и нет? — произнесла зверь.

У Ни-Диидо ноги подкосились. Ружьё чуть не вывалилось из рук. Он вспомнил тех, кто слишком частил к самогонщикам. У них иногда начинались сильнейшие галлюцинации. Нередко заканчивалось тем, что беснующегося человека пристреливали.

Голос зверя слишком походил на голос дочери. Да и комплекцией зверь напоминала…

— Этого не может быть! — прошептал Ни-Диидо. — Мне мерещится!

На морде зверя появилась улыбка.

— Нет. Не мерещится. Я могу разговаривать.

Ни-Диидо глупо блымал глазами. Всегда он видел перед собой неразумных тварей, что умеют лишь убивать и жрать. Конечно, они иногда идут на хитрости, но всё ради того, чтобы пожрать.

— Ты морок! Тебя нет! — вновь нацелил ружьё в голову зверя.