Моя любовь - Лидия Смирнова

И еще меня спасает вид из окна. Окна выходят во двор, а на горизонте высятся Воробьевы горы и Университет. И там заходит солнце. Очень бывает красиво. Вся Москва на ладони. И даже с тринадцатого этажа видно, как Москва хорошеет. Особенно вечером. Кругом иллюминация, разноцветная реклама. Я очень люблю пейзаж за окном. Когда на ладони весь город, ты так радуешься тому, что Москва стала чище, что реставрируются старые особняки. Они оказались такие красивые! Да, да, Москва за последний год очень похорошела. Хоть в этом есть радость. А наш дом надо просто взорвать. Шучу. Но что‑то с ним делать надо.

Подозреваются все

Раз уж речь зашла о Берии, расскажу немного о тех страшных временах, когда шли аресты, вербовки. Тогда все искали шпионов, было такое настроение — враг не дремлет, везде шпионы. Каждый хотел проявить бдительность и тоже впадал в истерию.

Я помню, как один раз на Арбате увидела человека, который просто читал газету Мне показалось, что он смотрит мимо нее и вообще очень странно себя ведет. На нем была иностранная яркая рубашка, мы не привыкли к такой одежде тогда. Мы были, как китайцы при Мао Цзэдуне, одеты во все серое. Это был период, когда все ходили в каком‑то мрачном, никто никогда не носил ничего яркого. И вот я думаю: «Пойду сообщу, это же наверняка шпион».

Страх постепенно вползал в наши души. Помню, когда мы собирались у кого‑нибудь в гостях, даже форточки закрывали: вдруг кто‑то ненароком услышит наш разговор и побежит докладывать куда следует. Однажды так и было. До сих пор вспоминаю этот случай с болью и отвращением. К нам с Рапопортом пришли как‑то друзья — оператор и звукооператор. Мы достаточно свободно говорили на многие темы, не боясь огласки — друзья ведь. И напрасно. Через два дня одного из моих гостей арестовали. Был донос. Поскольку мы с Рапопортом точно знали, что донос не писали, значит, получалось, что нашего гостя предал его друг, тот четвертый, кто был тогда с нами…

Мы теперь, как заклинание, повторяем — сейчас, в наше трудное время…

Да, трудное, но разве его можно сравнить с прежним? Ведь мы даже думать не смели. Вдумайтесь в эти слова (простите мне невольную тавтологию): не смели не только действовать, говорить, писать, но и думать! Столько было страха. Я вот часто повторяю: мы ничего не знали. Да знали мы достаточно, а выводы делать боялись. Слава Богу, не все. Вот Володя Войнович с Ирой не боялись, Воинов не боялся. Леонид Лиходеев тоже не боялся (правда, лет тридцать — сорок спустя). Войновичи не только думали, но и говорили. За что и были высланы из страны. (В тридцать седьмом их бы точно расстреляли.)

Я тоже была способна на безрассудные поступки. Однажды, еще до войны, я познакомилась в доме своей родственницы с американцем, уже немолодым человеком, умным, образованным, интеллигентным вдовцом. Он тогда работал в посольстве США, прекрасно говорил по — русски, без всякого акцента, знал хорошо нашу литературу. Мне было с ним не скучно, я могла говорить о чем угодно. Он так красиво ухаживал. Конечно, я, не отдавая себе отчета, рисковала и тогда, когда шла с ним в цирк, и тогда, когда ехала в его машине.

Это было глупо с моей стороны, неосторожно. Друзья меня осуждали. Гриша Шпигель особенно волновался: «Что ты делаешь? Ты с ума сошла! У тебя будут неприятности, тебя арестуют!» Я говорила, что мне интересно… После цирка американец предложил мне поехать в посольство, в гости. Там было такое приятное общество. Слушали прекрасную музыку, пили вино, кофе. Это продолжалось час, потом он проводил меня домой, попрощался, и все. Странно, но я не испытывала почему‑то страха. Все обошлось. Меня, наверное, спас Бог.

Вообще у наших русских мужчин много хороших черт, они удалые, они молодцы, но… Однажды я жила в деревне, мы снимали какой‑то фильм, кажется «Анискина». И хозяйка рассказывала мне, что во время оккупации у нее жил немец и у них был роман. Я, конечно, говорю:

— Но как же так, ведь это наш враг, фашист.

А она отвечает:

— Да он такой ласковый, он мне кофие в постель подавал.

Думаю, наши русские мужчины вряд ли прославятся своей элегантностью и нежностью. Почему‑то я не один раз слыхала от русских женщин, особенно деревенских, что какого‑то внимания, просто внимания, они от своих мужчин не видят… Но это я так, к слову.

Как‑то раз я пришла на «Мосфильм», и мне сказали, что меня вызывают в первый отдел. Эти отделы существовали тогда при каждом учреждении. На «Мосфильме» это была комната, где сидел невзрачного вида мужчина. Он сказал мне:

— Мы хотели бы, чтобы вы нам помогали.

Я испугалась, занервничала:

— Что значит «помогала»?

— Сейчас столько разных разговоров… Вы бываете среди кинематографистов, творческих работников, нам бы хотелось знать, о чем они говорят.

— Я вряд ли способна на это. Я не смогу, не сумею.

— Ну и напрасно, вам же потом будет хуже.

Он меня откровенно запугивал. И я действительно испугалась. У меня дрожали руки, ноги.

— Можно, я подумаю? — сказала я, и он меня отпустил.

Проходит какое‑то время — звонок по телефону. Мне называют адрес в районе Сретенки, переулок, дом, квартиру, куда я должна явиться.

— Зачем?

— Там вам и объяснят зачем.

И опять в таком тоне:

— Вы обязаны прийти!

Снова угроза. Я пришла по этому адресу. Какой‑то старик открыл дверь и провел меня в комнаты. Там была темная, мрачная, старинная мебель. Навстречу незнакомый мужчина:

— Не надо волноваться. Вы должны нам помочь. Сейчас очень много разных шпионов.

Я решила, что должна ловить какого‑то шпиона.

— Что я должна делать?

Он говорит:

— Вы были, предположим, у кого‑то дома. Кто там был? Там был Крючков, там был Иванов, Петров, Сидоров. Крючков говорил одно, Петров — другое, Сидоров — третье. Вот вы и напишите, что говорил Крючков, а что — Сидоров. Больше ничего от вас не надо.

Я совершенно обомлела:

— А если я откажусь, что со мной будет?

— Я вам не советую.

— А я все равно отказываюсь. Я отказываюсь, что бы со мной ни было. Я прожила не такую большую жизнь, но уже имела неприятности…

— Мы все про вас знаем. Мы все абсолютно про вас знаем.

— Ну хорошо, предположим, я вчера была у подруги. Неужели я должна запоминать, что она там наговорила, насплетничала?

— В каждой встрече обязательно есть нюансы, благодаря которым мы узнаем настроения в обществе. Вы вызываете чувство доверия. Почему вы не хотите помочь своему государству? А потом у вас откроется очень хорошая перспектива. Вы умная, красивая, пользуетесь успехом. Мы пошлем вас за границу, у вас все получится.