Свистопляска - Иоанна Хмелевская

— Да нет, ничего особо срочного. А что у вас? Болек повторил свое сообщение.

— Так во сколько ты обязан выходить в море? — наконец задала я свой вопрос.

— Сразу же после рыбаков. Не позже шести утра.

— Смилуйся, Господи...

— Ничего страшного, — вмешался сержант. — Я имею право купаться на утренней зорьке. Никто не может мне запретить! Купаться могу и в порту.

Болек настолько был удручен своими проблемами, что не сразу понял смысл предложения сержанта.

— А зачем?

— А затем, что тебе могут всучить медведя в последнюю секунду, — пояснила я. — Тебе велели плавать с лодочкой или без?

— С лодочкой на буксире.

— Ну вот видишь. Могут перехватить даже в море, вдруг какой аквалангист выставит голову и передаст тебе контрабанду. Очень надеюсь, сержант будет купаться с биноклем в руках.

— Не такой уж я дурак, чтобы не подумать об этом, — подтвердил сержант.

Майор загодя подумал о предстоящей конференции и запасся необходимыми напитками. Были и кофе, и чай, и пиво, и минералка — необходимая принадлежность всякого уважающего себя бюрократического сборища. Выбрав бутылки похолоднее и разлив напитки, майор задумчиво произнес:

— Самое смешное в том, что даже если мы перехватим аквалангиста, это ещё не доказательство. Медведь окажется пустым, а плавать с аквалангом никому не возбраняется. Ну, узнаем фамилию, скажите, какое достижение! Правда, будем знать, что они приступили к осуществлению своего таинственного плана.

— Таинственного! — презрительно фыркнул Яцек. Я резко повернулась к нему.

— Так ты что-то знаешь?

— Все. Но при даме не стану выражаться, какая мне от этого польза.

— Не выражайся, только и нам скажи, что же тебе стало известно.

— Я только что рассказал майору.

— Насколько я майора знаю, для себя придержит. Мне тоже интересно!

— Ну ладно. Разрешите, пан майор? Драгоценные камни поступают от русских непрерывным потоком, раз больше, раз меньше. Сейчас наклевывается крупная партия. И над ними — никакого контроля. Баснословная прибыль, потому как договорились с одним таким дельцом в Германии, тот выставляет их на подпольный аукцион, чтобы не платить налогов. И у меня есть основание полагать, что все это сокровище затеряется по дороге, кто-то намерен прикарманить единолично, отсюда и эти идиотские штучки с медведем и лодочкой. Все свистнет посредник, то есть ты, и концы в воду...

Яцек мотнул подбородком в сторону Болека. Тот в нервах долил себе в минералку кофе из термоса и огрызнулся:

— Из двух зол я уж предпочел бы прикарманить сам.

— Что прикарманить-то? — усмехнулся Яцек. — Да ты камешки и в глаза не увидишь, пройдут стороной. Так вот, из элиты никто о таком плане и не подозревает, уже собираются нагреть руки, как обычно, а отец откуда-то прознал. Думаю, подкупил кое-кого и радовался, как одни мошенники облапошат других. Я бы ни в жизнь ни о чем не догадался, если бы не сопоставил отрывочных сведений с той свистопляской, которую обнаружил в Крынице. Ведь что выясняется? Тебя знают человека три, не больше, с остальными у тебя никаких контактов не было, так что ты ничего не знаешь, а к ментам.., ох, извините...

— Да ладно, чего уж там, — махнул рукой майор.

— А в полицию, если тебе такая дурь в голову взбредет, можешь обращаться сколько влезет, тут не полиция распоряжается. Надумаешь обратиться в прокуратуру — любой прокурор тебя пинками выгонит за дверь и предупредит кого надо. Нет, не к кому тебе обратиться, ты вообще всплывешь — возможно, и в буквальном смысле — пост фактум, и, как всегда, все сведется к несчастному случаю на воде. А тем объяснят — неудачно выбрали посредника, уж извините. Впрочем, возможно, того, кто выбирал, тоже ликвидируют.

— Да, действительно свистопляска! — вздохнул сержант.

— И тем не менее благодаря этому у нас появляются шансы, — твердо сказал майор. — Война между преступниками нарушит их солидарность, один подставит другого из мести.

Яцек высказал предположение:

— Правильно, ведь может случиться и так, что тебя устранят незаметно, чтобы ни следа не осталось, неизвестно куда ты делся, мог и в Аргентину смыться. А здесь прикончат того, кто тебя нанял, ведь он становится главной фигурой. А такая вот одноразовая прибыль — это попутная польза от ликвидации противника.

— Кого же именно? — недовольно вскричала я. — Ладно, не настаиваю на фамилии, все равно я там никого не знаю ни по фамилиям, ни в лицо, но вы-то знаете? Может, сейчас удобный случай нарушить планы его противников, предупредить подонка, пусть в стане негодяев и в самом деле такая свистопляска поднимется, что небу тошно станет?

Майор с Яцеком как-то подозрительно переглянулись, после чего майор поинтересовался у сержанта:

— Канат?..

— Так точно, — энергично отозвался сержант. — В порядке. Гарантирую!

Ему не удалось скрыть прозвучавшего в голосе торжества. Единственный участник конференции, который был доволен собой...

* * *

Я решилась отправиться на ужин в надежде, что в эту пору не встречу Зигмуся. Сержант остался у майора, Яцек уехал в Варшаву, Болек с большой неохотой отправился домой. Поужинать я решила в рыбном ресторанчике у аптеки.

Не мне одной захотелось перекусить перед сном, все столики на свежем воздухе были заняты, причем за некоторыми виднелись даже дети дошкольного возраста. Поскольку свободных мест не было, очередная варшавская знакомая, назову её кретинкой, подошла к моему столику.

— Мой муж ничего не соображает. Обещал повести на ужин, но задержался, — пожаловалась она. — Придется теперь его ждать. Вы разрешите сесть за ваш столик? Надеюсь, явится до того, как придется расплачиваться.

— Разумеется, пожалуйста.

Кретинка заказала себе жареного угря, потому что ничего дороже не нашлось, а все, что дешевле, явилось бы для неё несмываемым позорным пятном. Я смотрела на неё не только с удивлением, но прямо-таки с восхищением.

Кретинку я знала с давних пор. Она была просто гениальным детским стоматологом, подобного которому мне в жизни не довелось встретить. Поверить трудно, что такие вообще существуют. И при этом была потрясающе красива, не агрессивной, но ослепительной красотой, излучающей, по-видимому, настолько мощный сексуальный призыв, что мужчины за ней стаями бегали. Рубеж сорокалетия она перешагнула довольно давно, но по ней этого никак не скажешь: свежая бело-розовая кожа, пышные блестящие волосы и талия как у Скарлет О'Хара. Изумительные ноги и все прочее. На призывы она отвечала довольно часто, почему бы и нет, но чрезмерно не увлекалась.

А вот муж подкачал. Выходя за него, она совершила мезальянс. Он просто-напросто купил её у родителей, правда, заплатил дорого, чем она неизменно гордилась, но купил. Ведь её семья — не ровня ему, у её предков в гербе щит и меч, а за плечами — многие века богатой жизни, культура и европейское образование, у него же только деньги. И все-таки она вышла за него, чем-то он ей нравился, хотя снисходила до мужа не часто и каждый раз за большое вознаграждение, о чем трубила направо и налево, ибо скромность и сдержанность были для кретинки совершенно чуждыми понятиями. Каждый раз после исполнения супругой своих супружеских обязанностей этот нехороший муж обязан был являться к ней с дорогим подарком, настолько дорогим, чтобы никакому потенциальному любовнику не удалось его перещегольнуть. Один, правда, перещеголял, презентовал колье из белого золота с бриллиантами, причем два средних по двенадцати каратов, проще пани, а в самом центре — на четырнадцать каратов! А второй, проще пани, притащил форменную дрянь, браслетик, причем такой тонюсенький, что его и не разглядишь без микроскопа. Ну сколько такой может стоить, проще пани? А уж изображал из себя такого влюбленного — дальше некуда. Третий поклонник вполне приличный, слова плохого не скажешь, уже два года осыпает её драгоценностями. Правда, один раз осечка вышла, розовый коралл преподнес, большой, эффектный, но разве это настоящий подарок? Правда, тут же спохватился и на следующий день явился с настоящим презентом — большой звездный сапфир в окружении бриллиантиков. А соболье манто, что пани видела, тоже от него.

И наряду с этим кретинка была, повторяю, гениальным зубным врачом. Уж не знаю, как она этого добивалась, но дети сами лезли на кресло в её кабинете и не плакали, когда она лечила их зубки. Зарабатывала при этом целое состояние, к чему ей были ещё презенты поклонников? Может, для самоутверждения?..

Вот и теперь она без умолку болтала над своим угрем, к которому в этой жалкой забегаловке ей не могли подать шампанского.

— Сама пани видит, до чего я дошла, — жаловалась кретинка. — Ведь собирались мы ехать на Майами, а этот глупый муж уперся, что не может, ему пришлось подрастратиться, теперь денег не хватает, а я прекрасно знаю — пошли на взятки. Он признался в утрате двух миллиардов, так я пани клянусь — врет как сивый мерин! Платить ему пришлось не только за себя. Нет, вы представьте, этот глупец платил ещё и за других! Люди совсем потеряли совесть, этот прокурор — настоящий Гарпагон, я уж подумывала, может, имеет смысл мне с ним лично познакомиться, так муж и слышать об этом не желает! И сюда мы приехали якобы ради бизнеса, так я ему и поверила...