Вредители - Александр Накул

каллиграфии уничтожить, к примеру, штат Калифорния?

― Может быть и возможно,― ответил Кимитакэ,― но потребуется лист размером с половину Токио. А главное ― зачем это нужно?

― Да так. пара идеек наметилась… Ты рассказывай, рассказывай, с самого начала.

― Мне придётся рисовать и показывать,― пояснил Кимитакэ и поднялся. Покопался в сундуках и достал стопку бумаги, уцелевшей от дедушки Садаторо. Когда в очередной раз описывали имущество, на неё никто не польстился ― но сейчас, по военному времени, такая плотная бумага для записей государственной важности была настоящим богатством.

За ней последовала шестиугольная губернаторская чернильница из зелёного китайского мрамора. Чернила наполовину засохли, но их удалось разболтать.

― То, что я буду говорить, относится к глубочайшим корням нашей культуры,― начал Кимитакэ,― Иностранцы почти не могут её понять, да и сами японцы мало в таких вещах разбираются. Иногда даже может оказаться, что иностранный исследователь разбирается в этом лучше коренного японца. Но одно дело разбираться ― а другое прикоснуться к корням.

Что касается европейцев ― они, конечно, могут научиться красиво писать иероглифы, но понять этот фундамент далеко не способны. Их почему-то волнует Бог, как он создал этот мир и почему сделал это так плохо. Они даже моего дедушку по этому вопросу искушали. Якобы раз этот Бог нас всех сотворил, то его вмешательство совершенно необходимо, чтобы человек имел шанс на спасение.

А я на это могу возразить, что в записях “Кодзики” перечислено возникновение великого множество богов разной степени значимости ― но нет ни слова о сотворении человека. Люди появляются на её страницах словно сами собой. Возможно, они тоже появились от какого-то божественного брака, просто боги, занятые устранениями безобразий, что учинил Сусаноо, не успели обратить своё внимание.

В этом уникальность нашего национального сознания. Люди страны Ямато подобны богам и не нуждаются, чтобы их спасали!

― Это,― заметил Юкио,― известно и мне. Только я пришёл к пониманию через практику.

― Что до европейцев,― продолжил юный каллиграф,― то они уже вторую тысячу лет не могут перебраться через проблему Бога, который наделил весь мир смыслом, но не сказал каким.

Для наглядности это можно изобразить в виде картины.

Ехал трамвай, далеко-далеко. В конце концов пассажирам стало скучно и они начали спорить:

одни говорят, что выпустить их может только водитель

другие – что водитель может только поворачивать, трамвай двигается за счёт мотора, а дверей не бывает,

третьи – что водитель есть, но найти его нельзя,

четвёртые – что весь трамвай это и есть один огромный мотор,

пятые – что пассажиры тоже часть мотора,

шестые – что при движении по замкнутому маршруту водитель не нужен, а достаточно мотора,

седьмые – что мотор только толкнул трамвай, а дальше он своим ходом,

восьмые – что если ездить по кругу, то и мотор не нужен, достаточно инерции,

девятые – что раз никто ни разу не был за пределами трамвая, то нет смысла делить мир на трамвай и нетрамвай

десятые – что если хочешь понять трамвай, надо проложить через вагон рельсы и пустить ещё один трамвай, можно игрушечный

одиннадцатые – что нет ни мотора, ни водителя, ни трамвая, ни рельс, а все пассажиры – одновременно водители и каждый ведёт трамвай в свою сторону…

― Что-то какая-то чушь получается,― заметила Оно.

― Вот поэтому и нет во мне веры в европейскую философию. Оружие у них хорошее, а мышление никуда не годится. Только и умеют, что слова переставлять.

― Ты хорошо говоришь о скверном оружии наших врагов,― заметил Юкио,― Теперь расскажи про наше, хорошее.

Кимитакэ наморщил лоб, кисть замерла в воздухе.

― Я думаю, мы сможет разобраться в этом вопросе, если посмотрим на невероятно древней символе, который мы, японцы, читаем как “бун” (и ещё другими способами), а китайцы – как “вэнь”. Вот как он выглядит в чистом виде.

И Кимитакэ изобразил: 文.

― На географических картах он обозначает школу, поставленное после названия страны – язык этого государства, вместо со знаком Человек – литератора, вместо со знаком Воздействие – культуру, вместе со знаком Умысел – смысл сказанного, а в женском имени Фумико – что родители были люди литературные и образованные. Как видите все они так или иначе связаны с письмом, украшением, узорчатостью.

Более того, само название классического китайского вэнь-янь есть ничто иное, как вэнь+янь (то есть Вэнь+Слово!). И даже наш классический литературный язык называется бунго (Вэнь+Язык!). Ну и, говоря о твоём тайном увлечении, сама литература – это бун-гаку, Вэнь+Изучение!

Вспомним и ещё одно значение знака Вэнь в нашем языке – Монета!

Согласно классическим комментариям, этот значок произошёл от древнего рисунка, который изображал человека с татуированной, или, возможно, разукрашенной грудью.

Мудрецы древности “беседовали кистью”, без слов, просто писали вопросы и ответы. Они учили, что подлинный язык – узор, а звуки не имеют значения, ведь жители разных провинций произносят одно и то же слово по-разному.

У других народов сохранилось подобное учение об Истинной Речи, на которой невозможно солгать ― ведь каждое слово на ней обозначает некоторый предмет, а если такого предмета нет ― он немедленно возникает. Великий аргентинский исследователь Франсиско Асевадо утверждает, однако, что эта трактовка даже не индоевропейская, а восходит к традиции культуры Укбар, чьи следы обнаружены неподалёку от Армении. Этим объясняется то, что маги Европы произносили