И аз воздам - Надежда Попова

— А что происходит?

Курт помедлил, ответив не сразу, прогоняя в мыслях все услышанное на заседаниях Совета, увиденное собственными глазами и глазами следователей, составлявших отчеты, каковые ему доводилось читать за последние пару лет… Что из этого можно открыть лесной ведьме, которую, по большому счету, он видит второй раз в жизни? И главное — нужно ли…

— Я не знаю, — отозвался он, наконец. — Но что-то — бессомненно. Твари, которых прежде было не сыскать силами зондергруппы и пятка следователей, все чаще попадаются едва ли не толпами. Мстительные, неупокоенные призраки и души умерших — то, что даже опытными следователями все чаще относилось к разряду сказок или событий давно минувших дней — явление теперь не столь уж необыкновенное. Все больше малефиков — осмелевших и обнаглевших. Охотники рассказывают то же самое — их люди гибнут вдвое чаще, чем прежде, потому что работы прибавилось втрое; даже самые старые из них не помнят, когда такое было. Стриги, кажется, единственные, кто еще сидит более или менее тихо, но и они начинают поднимать голову — чуют, что наступает благое время для них. И… — он вновь умолк на мгновение, не глядя в сторону Нессель, но чувствуя, что ведьма смотрит на него выжидательно, и медленно договорил: — И Каспар. Он и его приятели становятся все настырней.

— Приятели? — переспросила Нессель; по ее тону было отчетливо видно, что на ответ ведьма не надеется, однако он кивнул с невеселой кривой усмешкой:

— Да… Если так можно сказать. Он не просто мой личный враг и не просто опасный человек. Он — один из троих малефиков, в чьих планах не только моя смерть (это, скорее, для них приятное дополнение к основному блюду), но и смерть Империи, Веры, христианского мира… А в планах одного из них — и мира вообще. И самое страшное заключается в том, что мы до сих пор не знаем, известно ли это ему самому или же он одурманен своими богами и рассчитывает на власть над миром и человечеством после своей победы… или он попросту сбрендивший старик; насколько мне известно, даже Каспар почитает его таковым. Те трое грызутся меж собою, но это не мешает им объединяться время от времени и вести войну против Конгрегации и Империи. Им подчиняются или помогают из корысти либо по идейному согласию курфюрсты, бароны, крестьяне, герцоги, колдуны, стриги, простые наемники; любой, кто прошел мимо нас с тобою сейчас по вот этой улице, кто сидел с нами в трапезном зале трактира, кто поселился в соседней комнате — любой может оказаться одним из них.

— И моя Альта… Она нужна Каспару для его армии? Чтобы вырастить и натравить ее на вас?

— На нас, — поправил Курт мягко, но решительно. — На людей. Без разбора по вере, святости, возрасту, наличию или отсутствию сверхобычного дара и тем более верности тому или иному правителю. Люди для него делятся лишь на три типа — орудия или препятствия…

— Ты сказал «три», — тихо заметила Нессель; он кивнул:

— Да. Есть еще третий, в который мне и не посчастливилось угодить: любимая игрушка. К какому типу относится в его понимании твоя дочь — я не знаю; если он и впрямь уверен, что я имею к ней отношение, то наверняка сразу к двум. Но «орудие» — будет стоять на первом месте.

Нессель бросила в его сторону короткий напряженный взгляд, беззвучно шевельнув губами, и дальше зашагала молча, глядя вновь лишь себе под ноги, еще более задумчивая и хмурая, так и не произнеся более ни единого слова вплоть до самой комнаты в «Ножке», где сразу же ушла на свою половину. Что она делала за закрытой дверью своей половины, Курт не знал и, говоря по чести, знать не хотел — еще одного приступа уныния и новой порции слёз он бы сейчас не вынес…

— Мне придется оставить тебя здесь, — сообщил он сквозь закрытую створку. — Я ненадолго. Засов не опускай, я запру дверь снаружи.

Нессель отозвалась глухо и неразборчиво, однако переспрашивать или заглядывать он не стал, торопливо выйдя прочь.

Возвратился Курт и впрямь довольно скоро — все заняло не более часу, большая часть которого ушла на то, чтобы отыскать нужное место в городе без своего уже привычного провожатого и ежеминутных вопросов к прохожим: привлекать к себе внимание было ни к чему. Теперь надлежало лишь дождаться ночи…

Остановившись у распахнутого окна, Курт, раздраженно морщась от палящего солнца, долго смотрел вниз, на узкие улочки, сам не зная, зачем, да и вряд ли кого-то видя. Мимо проходили мужчины, женщины, однажды пробежал мальчишка в одежде заметно не по размеру, время от времени снизу, из окон трапезного зала, доносился грохот подвигаемой скамьи или оклик — вокруг жил своей жизнью мирный, спокойный городок, в котором просто не могло случиться ничего серьезней, чем кража ведра с бельем у зазевавшейся хозяйки. Впрочем, по опыту можно было сказать, что именно в таких отдаленных городках чаще всего и происходят события самые страшные, преступления самые чудовищные и укрываются тайны самые невероятные…

Курт вздохнул, отвернувшись от солнечной улицы, прошел к своей дорожной сумке; покопавшись, извлек из нее небольшую плоскую шкатулку, украшенную клетчатой двухцветной глазурью, уселся за стол, отщелкнул скрепляющую две половинки маленькую застежку и высыпал на стол крохотные, с полмизинца, фигурки, отливающие желтизной старой кости. Шахматы на разложенной перед собою маленькой доске он расставлял долго, медлительно, тщательно устанавливая каждую фигуру точно по центру квадрата, мыслями пребывая где-то вдали и от этой комнаты, и будто от себя самого, а потому вздрогнул, когда голос Нессель позади окликнул:

— Что делаешь?.. Скучно, — пояснила она, когда Курт обернулся, уставившись на нее с удивлением, с легким оттенком паники отметив, что не услышал ни звука открывшейся двери, ни ее шагов. — Не могу я сидеть там и смотреть в стену… Ничего, если посижу с тобой?

— Боюсь, со мною тебе будет не намного веселее, — усмехнулся он, аккуратно установив башню на ее место. — Собеседник из меня не слишком занимательный.

— А ты расскажи, что это за женщина, про которую завел речь тот охотник, — предложила Нессель, усевшись напротив. — Он так говорил, как будто у вас с ней что-то было… Не представляю тебя с женщиной, откровенно сказать.

— От тебя это звучит вдвойне занятно, — заметил Курт; она фыркнула:

— Это не считается. Я имела в виду — по-настоящему, как это бывает у всех нормальных людей, когда чувства, когда обоюдное влечение… Я будто бы и понимаю, что за столько лет жизни ты не мог себе кого-то не найти, но все же — ни в какую не могу себе вообразить тебя и кого-то… вот так.

— Оно, в общем, и не «вот так», — пожал плечами Курт, установив последнего короля и оставшись сидеть, глядя на доску. — Мы просто виделись пару раз.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});