Нормандия — Неман - Франсуа де Жоффр

Мы покидаем Микунтани и перелетаем в Алитус — городок, расположенный километрах в пятидесяти к югу от Каунаса, на левом берегу Немана. Окруженный кокетливыми виллами, он кажется вымершим. Городской мост, построенный по последнему слову техники, взорван, и его фермы покоятся в водах реки, лениво бегущей к Балтийскому морю.

Трупы повсюду: на тротуарах, в домах, на берегу реки, в реке. В личном блокноте де Пенверна, парня из 3-й эскадрильи, сохранилась такая запись: «Алитус, 30 июля 1944 года, на берегу Немана. Купался в реке, окруженный плывущими по течению трупами немецких офицеров!» И это настоящая правда.

Наш новый аэродром находится на территории бывшей литовской авиабазы, служебные и жилые помещения которой были полностью уничтожены еще во время наступления немцев на Москву. Солдатская казарма служит нам столовой, а Мы сами удобно разместились в небольших коттеджах на правом берегу Немана.

Едва устроившись, мы устремляемся в пустынный город, раскинувшийся на противоположном берегу. Я кричу Соважу:

— Если хочешь разделить с нами компанию, придется побарахтаться, переплывая Неман!

Но Соваж оказался хитрее. Едва успел я очутиться в воде, раздевшись донага, как он уже гнал какую-то лодку, орудуя веслом.

Город Алитус ужасно разрушен. Двери домов сбиты с петель ружейными прикладами. Все разбито, загажено, уничтожено. Можно без преувеличения сказать, что здесь бились буквально за каждый метр.

Мне выпала честь участвовать в первых воздушных боях 30 июля. Под командованием Матраса мы патрулируем четырьмя парами. Погода установилась хорошая. Лишь редкие облака могут укрыть нас от врага. Пролетая над Сувалками, находившимися еще у немцев, Шалль и Беиссад увидели четыре вражеских самолета и вступили с ними в бой. На полной скорости Матрас и я следуем за нашими товарищами и ввязываемся в схватку. Перед нами четыре истребителя «фокке-вульф», сопровождающие бомбардировщиков Юнкерс-87 и Юнкерс-88. Летчики люфтваффе, «усачи», как мы их называем, бьются как львы.

Первым одерживает победу Андре, и мы видим, как летчик подбитого самолета прыгает с парашютом. Наши рации не умолкают ни на одну минуту:

— Внимание, Пен!

— Берегись, Ле Мартело!

— Монье, развернись!

В наушниках сплошной рев и визг. Мы кружимся, как сумасшедшие. Я делаю крутой вираж и в перекрестии прицела успеваю заметить черную свастику немецкого самолета. Резко нажимаю на гашетку и даже не стараюсь увидеть результаты. Меня пьянит запах пороха. Мой самолет кружится, пикирует, как бешеный, Взвивается свечой, делает перевороты. Зубы у меня стиснуты, в висках стучит. Остальные пары потеряны из виду, и я остался один в небе над Сувалками. Кончились боеприпасы. Вдали сверкающий Неман — чудесный ориентир. Десять секунд бреющего полета, и я на аэродроме. Я горю, как в лихорадке. С нетерпением ожидаю разбора атаки. Монье и Беиссад отсутствуют. Андре отделался благополучно, но его «як» весь изрешечен. Осколком зенитного снаряда у него оторвало элерон и часть крыла. Но он все-таки сбил одного «фокке-вульфа». Ле Мартело сбил другого, а Шалль — бомбардировщик Юнкерс-87.

В половине пятого наступает очередь 4-й эскадрильи схватиться с Мессершмиттами-109, которые ожесточенно атаковали группу штурмовиков. Поздравляем Перрэна, который, уничтожив одного из «мессеров», спас летчика-штурмовика, жизнь которого висела на волоске. Перед заходом солнца вылетает 1-я эскадрилья. Она настойчиво, но безуспешно преследует восемнадцать «фокке-вульфов». По возвращении Альбер и де ля Пуап не скрывают своего раздражения. К тому же, так и не вернулись Бейссад и Монье. Поэтому, несмотря на узаконенные сто граммов водки, в столовой в этот вечер царит угрюмая тишина. Однако мы рано начали оплакивать исчезнувших Бейссада и Монье. Уже на следующий день после боя нам стало известного том, — что Монве, спрыгнув с парашютом, опустился в пятидесяти метрах от русских окопов, где был подобран русскими солдатами под самым носом у немцев. Правда, Бейссад объявился только после войны, вернувшись из плена. В тот же день возвратился из Москвы командир полка Пуйяд. Он привез с собой письма и массу новостей. — Господа, — объявил он летчикам, — в июне число наших официально признанных побед достигло восьмидесяти восьми, и мы занимаем сейчас второе место среди французских истребительных частей, действующих на всех фронтах. Кроме того, Сталин подписал приказ о присвоении полку «Нормандия» наименования «Неманского» за участие в боях по форсированию реки Неман. Отныне наш полк будет называться полком «Нормандия — Неман»!

Бои становятся все более ожесточенными. Враг бешено сопротивляется. 1 августа 3-я эскадрилья атакует большую группу самолетов в составе свыше пятнадцати бомбардировщиков Юнкерс-87, сопровождаемых двенадцатью истребителями «фокке-вульф». Вместе с нами в бою участвует заместитель генерала Захарова майор Заморин. Сегодня нам как никогда надо показать свое умение. Мурье бьет наверняка. «Фокке-вульф» переходит в штопор и взрывается. Фельдзеру не везет. Немец поливает его огнем всех своих пулеметов. Самолет загорается. А когда горит «як», все заканчивается быстро. Единственное спасение — парашют. Фельдзер открывает фонарь кабины. Ослепленный дымом и огнем, он выпрыгивает с парашютом. И… опускается на территорию, занятую немцами, где его захватывают в плен.

С обожженными руками и лицом, ничего не видя из-за распухших от ожогов век, он едва ощущает удары, которые сыплются на него градом. Фельдзера приводят на командный пункт, а затем переправляют в штаб. Там его подвергают нескончаемым допросам, сопровождаемым ударами и угрозами:

— Вы же француз! Почему вы сражаетесь в России? Значит, за деньги? Вас сейчас расстреляют на месте! Где находится ваш полк гнусных изменников?..

И удары опять сыплются на распухшее лицо Фельдзера. Но мужество и сила воли его таковы, что немцы, так и не сумев сломить его дух, отказываются от дальнейших допросов.

Однако приключения Фельдзера на этом не заканчиваются. Его бросают в лагерь военнопленных. Он бежит оттуда, пересекает всю Германию, пробирается во Францию и хочет немедленно вернуться в Россию. Но на это у него не хватает времени. Конец войны застает Фельдзера в одной из столиц балканских государств, откуда он самолетом намеревался добраться до Москвы.

Несколько часов спустя после печального случая с Фельдзером аспирант Пинон, выпрыгнув с парашютом из машины, подбитой огнем зениток, также попадает в плен. Все говорит о том, что он был зверски убит, как и большинство наших летчиков, захваченных в плен.

В этот же день Лорийон утрачивает «невинность»: вместе с Ле Мартело он сбивает свой первый Юнкерс-87. Я даже немного завидовал ему. Заметив мое хмурое лицо, Лорийон, похлопав меня по плечу, сказал:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});