Отец (не) моего ребенка - Ольга Висмут

Ильюши. Боюсь  представить, что будет, если она решит вернуть права на сына через суд. Ох, мне только этого не хватает. 

Молча сажусь в машину. Стас тоже ни о чем не спрашивает, за что я ему благодарна. Не до разговоров сейчас. Мне бы переварить все, что случилось.

Смотрю в окно. Руки слегка подрагивают, и я опускаю их на живот. Так намного спокойнее. 

Но мне не по себе от внезапного появление Люды. Столько лет мы даже не знали, жива ли она, и тут вдруг является! А если и правда решит судиться за опеку над сыном? У нее есть веский аргумент – она биологическая мать. А я ведь, действительно, чужая ему…

Эта мысль пугает меня. Даже представить себе не могу, что у меня заберут Илью. Он же мне как сын! Я воспитывала его с пеленок!

На глаза наворачиваются слезы, когда вспоминаю его первые шаги, первые слова. Да, он мне не родной по крови, но для меня это не имеет значения. Не хочу его отдавать. 

Но больше всего меня смущает, что Люда объявилась именно сейчас, когда операция сделана, и Илья идет на поправку. Будто она выжидала удобный момент. 

Ужасная ситуация. И этот ее хахаль. До сих пор внутри все от страха сжимается. Не будь рядом Стаса, не знаю, что могло бы случиться. Теперь к Илье нельзя самой ездить, вдруг эта парочка будет меня сторожить у больницы? 

С такими хмурыми мыслями я возвращаюсь домой. 

В холле встречаю Виктора с телефоном. Его темный взгляд проходится по мне, вызывая лишь брезгливость. Так противно его видеть. Хочу проскользнуть мимо.

– Стой, – говорит Виктор.

Замираю на месте, глядя на него. Страшно. Только его не хватает сейчас. Еще с ним выяснять отношения. 

Он убирает телефон в карман и смотрит на меня.

– Хочу поговорить насчет вчерашнего.

– Решили принести извинения? – тут же выпаливаю я, ежась от страха. 

Пугает он меня. 

Но по губам Виктора пробегает улыбка. 

– Можно и так сказать. Давай все спокойно обсудим.

–Мы с вашей женой уже все обсудили, – нахожу в себе силы сказать.

– Эля все не так поняла, – морщится он. – Но почему бы тебе не быть со мной чуть поласковее? От тебя же не убудет?

Он вновь осматривает меня липким взглядом. Будто раздевает и оценивает одновременно. В который раз я начинаю сомневаться, он или не он был в отеле? Ведь тот мужчина смотрел на меня по-другому. Без похоти. Скорее, со скукой и долей презрения.

Не верится, что это был Виктор.

– Простите, – говорю, отступая в сторону. – Я вам премного благодарна за то, что вы выбрали меня суррогатной матерью для своего ребенка.

На слово “своего” делаю нажим. 

– Но я здесь только для того, чтобы родить. 

Взгляд мужчины меняется на задумчивый. Опять скользит по мне. 

Ну давай же, оставь меня в покое! Мне нужно побыть одной! Обдумать, что делать дальше. 

Наверное, придется искать опытного юриста по семейным делам. Только суда не хватает в такой ситуации. Тут о ребенке Барковских думать надо, а вместо этого голова заполнена сегодняшней встречей. Чувствую, что Люда появилась не просто так и просто так не отвяжется.

– Ты здесь будешь делать то… – его прерывает телефонный звонок.

Виктор цедит ругательство. Достает телефон. Я мельком успеваю заметить мелькнувшую на экране надпись “брат Вова” – и сердце сжимается. А затем раздается жесткий и весьма недовольный голос Владимира:

– Где тебя носит? У нас встреча через полчаса! 

Виктор бросает на меня многообещающий взгляд, но я успеваю проскользнуть мимо него в двери и спешу к своей комнате.

Пусть братья выясняют отношения между собой. А мне нужно успокоиться и все хорошенько обдумать.

36

Но даже в комнате все никак не могу успокоиться. Хожу из угла в угол. Тревога и беспокойство не оставляют меня.

В конце концов ложусь на кровать и, как советовал психолог, начинаю гладить живот. 

Включаю телевизор, чтобы отвлечься. Первое, что вижу, это рекламу новогодней распродажи. И только тогда меня осеняет: скоро ведь Новый год! Я совсем забыла о нем! Время кажется бесконечным, когда один день похож на другой. А оказывается почти три месяца пролетело с тех пор, как я подписала контракт с Барковскими. Уже наступил декабрь...

На душе становится очень грустно. Я одна, в чужом, неприветливом доме, без своих детей. 

Может, мне позволят провести праздник с родными? Так скучаю по ним…

Утром Элеонора заходит в мою комнату, интересуется, как я себя чувствую.

 – Элеонора, а я могу остаться на Новый год в Рассветном? – спрашиваю ее.

– Нет, мало ли что может случиться. Я не хочу, чтобы ты ночевала вне этого дома.

– А взять дочку к себе?

Эля брезгливо морщится:

– Ни в коем случае! У нас планируется благотворительный вечер. Сюда придут гости. И твоя дочь будет только путаться под ногами. 

– Мы будем сидеть в комнате тихо, как мышки. 

– Нет-нет, – она машет рукой. – Нельзя. 

– И к ней нельзя, – бурчу я. 

– Это ради твоей же безопасности. Я и так закрываю глаза, что Стас постоянно возит тебя в больницу. Хотя ты беременная. И мало ли какую заразу можешь там подхватить. 

– Мои анализы и состояние в норме, – тут же парирую. – Вам не о чем беспокоится. 

– Надеюсь. Но для будущего вечера мне потребуются игрушки, так что собирайся. Мы поедем в город. 

Киваю. Нехотя одеваюсь. За окном кружит снег. Так красиво. Насте здесь бы понравилось. Мы не виделись почти три месяца, если не считать видеовстреч. 

– А к сыну я могу заехать? – спрашиваю Элю.

– Конечно, но сначала поможешь мне выбрать все необходимое, – она поправляет идеальную прическу, стоя перед моим зеркалом. 

Я собираюсь. Думаю, что купить детям на Новый год – и сердце снова начинает щемить. 

Улицы города сияют гирляндами. Кругом предновогодняя суматоха. А я в чужой машине, с чужими людьми. Не иду с дочкой и сыном по улице, чтоб выбрать подарки. Не покупаю душистую елку. 

На глаза наворачиваются слезы. Так, хватит. Я сильный человек, в конце концов. Все будет в порядке. Как только все закончится, то я тут же поведу что Илью, что Настю по магазинам. 

Лично себе все обещаю. 

Мой телефон разрывается от сообщений, стоит только покинуть дом Барковских. Я