Мачеха для Золушки - Нина Васина

– При чем здесь Финляндия? – удивился он.

– А вы, Виктор Филимонович, Зойку спросите об этом. Она теперь девочка у нас ученая, из ранних. Она вам как следоват объяснит, что чухонцами финнов зовут, а мы – рязанские, мы отродясь…

Виктор резко встал, опрокинув стул. Его осенило!

– Я к Зойке поеду!

– Что ж так далеко? – засуетилась Дездемона, не предполагавшая такого результата своих объяснений. – Можно и по компьютеру посмотреть.

– Хватит! – Виктор Филимонович попробовал стукнуть по столу кулаком, но промахнулся.

Дездемона подхватила его, когда он начал заваливаться под стол.

– Хватит!.. Разболтались тут. Нечего мне указывать, что делать. Сказал – поеду дочерей проведать, значит, поеду! И точка. Звони… Вольке.

Через полтора часа приехал удивленный Вольдемар.

– Сколько? – спросил он, войдя в кухню к Дездемоне.

– Две бутылки и чекушку коньяка.

– Знаешь, что стряслось?

– Нет. Нервничает сильно. Абакар был. Кричали.

– О чем кричали? Давай, не юли, я же знаю, вы с Елисеем только и делаете, что подслушиваете! – настаивал Вольдемар.

– Вот у Елисея и спроси! – обиделась Дездемона. – А мне подслушивать некогда.

– Некогда ей… Пойми, я должен обладать информацией – что случилось, насколько серьезно.

– Обладай, если должен, кто тебе не дает? – дернула плечом Дездемона.

Вольдемар сел и закрыл глаза.

– Забодался я в эту чухляндию ездить. Два дня назад отвозил Маринку с Иринкой – и опять!..

– Еще один знаток географии! – подбоченилась Дездемона. – Ты что чухляндией называешь, умник? Литву? А это в другом месте! Забодался он! Видно, отросло уже, чем бодаться?

– Ты чего налетела?.. – опешил Вольдемар.

– Я еще не налетела. Так, разминаюсь. У меня делов немерено, а тут с вами, бодатыми, разбирайся! Есть будешь, или пойдем сразу затащим хозяина в машину, пока я в запале?

Отец

Когда подъезжали к Москве, Вольдемар на заправке не выдержал, открыл заднюю дверцу и пощупал у Филимона пульс. Живой. Спит.

В аэропорту Виктор Филимонович немного пришел в себя, что весьма облегчило процедуру его водружения в самолет. Улучив момент, Вольдемар позвонил Шурупу.

– Филимон напился. Мы летим в Вильнюс.

– Сколько выпил? – спросил Шуруп.

– Две бутылки по ноль семь плюс двести пятьдесят.

– Плохо дело, – согласился Шуруп. – Что-нибудь говорил?

– В отрубе.

– Гнать за вами?

– Не надо. Если он заберет девчонок прятать, я сразу позвоню, готовься. Значит, плохи наши дела.

– Всегда готов.

Виктор Филимонович очнулся перед чугунными воротами колледжа.

– Ты чего, обалдел? – тронул он за плечо задремавшего Вольдемара. – Ты почему меня в дороге не откачал? В гостинице были? Почему не отмочил? Как я – в таком виде?..

Вольдемар протянул ему на ладони две развернутые жевательные резинки.

– Я не знал, что случилось. На моей памяти ты никогда столько не пил. Какая гостиница? Может, завтра на Москву атомную бомбу кинут, или что-нибудь еще Горгоне привиделось.

– Сдурел? – удивился Филимон и на всякий случай сделал попытку поплевать через плечо. Голова поворачивалась с трудом.

– Ты сказал – срочно, я все сделал срочно. Выйди, я полью тебе рожу сполоснуть.

Филимон умылся из бутылки, посмотрел на двух охранников за воротами, наблюдающих за ними.

– Сколько сейчас?.. – спросил он.

– Половина седьмого. Мы здесь минут тридцать. Документы я уже показал. Объяснил, что перед трудной и опасной работой ты решил повидаться с дочерьми.

– Ладно… Веди. Ты случайно… Я не говорил, зачем мне сюда надо?

– Говорил по телефону. Срочно повидаться с Зойкой.

– Ладно…

В зале для выступлений с небольшой сценой и зрительным залом в десять рядов директриса, вызванная звонком дежурной воспитательницы в шесть утра, предложила Виктору Филимоновичу высокий стакан с водой, над которым она в участливом ожидании держала двумя пальчиками крупную таблетку.

– А это самое… куда? – бормотал Филимон, отворачивая на всякий случай лицо – не доверял он жвачкам.

– А мы это – бульк в стакан, и оно потом – пузыриками, пузыриками!..

– Филимон, выпей, – проникновенно попросил Вольдемар.

И директриса сделала «бульк в стакан».

Прибежали девочки. Маринка с Иринкой – удивленно-радостные, Зойка – настороже. Вольдемар отвел нервничающую женщину в сторону.

– Ну что вы, не надо так волноваться, – журчал он тихо, перебирая ее холодные пальчики, – и вещи девочек собирать не надо, все в порядке. Отец захотел повидаться с дочками, это же нормально…

Директриса, привыкшая ко всякому, объясняла свое беспокойство жизненным опытом – именно в таком виде иногда появляются отцы воспитанников, и пока они пьют свои пузырики, воспитатель собирает вещи и проводит с детьми успокаивающую беседу.

– Матери – те обязательно позвонят заранее. Хотя у вас нет мамы… А у нас даже есть гостевые комнаты, оснащенные необходимым медицинским оборудованием. Капельница, дефибриллятор… Я же все понимаю. Разорение, разводы, шантаж, вымогательство! А страдают дети.

– Ужас, – соглашался Вольдемар, про себя думая, зачем они-то с Филимоном сюда притащились?

Золушка

После того как старшие сестры устали дергать отца и требовать объяснений, Зойка отодвинула их и устроилась между коленей Филимона. Внимательно посмотрела в его смущенное жующее лицо и спросила:

– Пузыри будешь надувать?

– Чего?..

– Из жвачек. Не будешь? Тогда выплюнь. – Она подставила ладошку.

Филимон выплюнул себе в руку большой комок жвачки, а ее ладошку потом поцеловал. Зойка все-таки раскрыла его пальцы и забрала белый комок в салфетку.

– Еще прилепишь под креслом, с тебя станется.

– Мимо, – заметил на это Филимон. – Ничего такого пакостного у меня в мыслях не было. У меня в голове сейчас вообще нет мыслей.

– Хорошо, что ты приехал. Я соскучилась.

– Доча, завязывай ты с этой крестной. Первый раз такое – каникулы, а ты не дома. Маринка с Иринкой с утра до вечера изводили друг друга и так, и этак, а все равно до драк дело не доходило, вот как они без тебя скучают.

– Да уж…

Они помолчали. Старшие сестры увели Вольдемара от директрисы и расспрашивали, как там маленький Филя и когда же наконец будет свадьба отца и Дездемоны.

– Учеба, еда – нормально? – решил закругляться Филимон.

– Учеба в порядке. В июне экзамены, тогда точно…

Что-то в голове Виктора Филимоновича сработало на название месяца – июнь. Конец июня, смотрины, бараны, родственники, калым… Абакар.

– Все, пора, – встал он. – Ты звони, если что. Давай, Зойка, нос выше! Что пригорюнилась?

– Папка!.. Ты это… Не позволяй ему командовать. Нельзя.

Виктор Филимонович сразу понял, о ком говорит дочь.

– Я предлагал тебе отменить этот дурацкий договор о свадьбе, а ты сказала…

– Езжай, у тебя дела, – перебила его Зойка. – Через Петербург поедешь?

– Что? – испугался Виктор Филимонович. Он как раз подумал – если Горгона в Петербурге, можно и заехать, поговорить, чего ждать два месяца? Нет сил носить это в себе, или уж запить на хрен?..

– Пока, папка! Не пей много, печенку подсадишь.

Горгона

Она открыла дверь в бигуди, прикрытых косынкой, и с буро-зеленой физиономией. Объяснила опешившему Филимону, что это косметическая маска. Они стояли в коридоре, Филимон пытался говорить, но получалось только раскрывать рот и молча выдыхать напряжение. Тогда Марго провела его в комнату с задернутыми шторами, села в кресло и замерла, дожидаясь. Филимон сидел напротив, потел и молчал. Его раздражало, что не видно глаз женщины и сидит она неподвижно, как насекомое, – застыла, не шевельнется.

– У нас проблемы с Абакаром, – кое-как через силу выдавил Виктор Филимонович.

– Свои проблемы с Абакаром ты решишь сам, – уверенно произнесла Марго.

– Боюсь, самому не получится, – вздохнул Виктор Филимонович. – Это больше твои проблемы, чем…

– У меня нет проблем с узбеком, – не раздумывая, заявила Марго.

– Подожди, ты не понимаешь…

– Виктор Филимонович! – повысила голос Марго и встала. – Повторяю: у меня нет проблем с Абакаром. Заметил, мы опять перешли на «ты»?

В сумраке комнаты она стояла с непропорционально большой головой – инопланетянка и длинном халате, перетянутом в талии до осиной неестественности. Виктор Филимонович почувствовал себя чужеродным телом в этом помещении, напоминающем нору с душными запахами французской косметики.

– Оперу любите? – вдруг спросила Марго.

– С некоторых пор люто ненавижу.

– О?.. – воскликнула она удивленно. – А я иду сегодня в Мариинский на «Отелло». Странная вещь – опера. Все знают сюжет и что в конце случится. Но сидят в зале и довольны, потому что пришли для другого – почувствовать себя камертоном в чужих страданиях. Представьте, большая часть зрителей впадает в экстаз, дождавшись предсмертной партии Дездемоны. Вы меня понимаете?