Мареси - Мария Турчанинофф

и все прочие двери на острове. Потертые края. Ручка, отполированная временем. Дверь, делившая мир на внутреннее и внешнее, как и все прочие двери. Она была закрыта, все еще отделяла мир Хагган от нашего.

– Мареси, – шептала Хагган, пока я приближалась к беспалому.

– Мареси, – шептала она, когда он оттолкнул Хео в сторону и вонзил кинжал мне в живот.

Моя кровь смешалась на лезвии с кровью Розы и Матери, но это была также кровь Девы и Праматери, они были начало, а я была конец. Голос Хагган зазвучал громче. Он заполнил меня целиком, так что я едва слышала крик Хео. Я упала и оказалась в тени Хагган. Она шепнула мне свое истинное имя, и я поползла к двери. Каменный пол был такой мокрый, я проскальзывала, ползла вперед, как уж, опираясь на руки, обагренные моей собственной кровью. Тени Хагган ласкали меня, тянули меня к себе. Я потянулась к ручке, не могла дотянуться, мне нужно подняться. Оперлась о стену одной рукой, зажимая рану другой.

– Дай мне то, что принадлежит мне, – прошептала Богиня тьмы и боли, и я послушалась ее и открыла дверь.

Тьма по другую сторону была чернее, чем что-либо в этом мире, она ослепила меня. Я упала на колени, рот мой был полон крови, я ничего не видела. Но я слышала.

Хагган потянулась через открытую дверь и забрала те подношения, которые сами пришли в ее крипту. Один за другим они летели на каменный пол, словно соломенные куклы, я слышала хруст ломаемый костей, слышала стоны и крики. Ибо теперь они кричали, заглянув в глаза собственной смерти. Их ужас заполнил собой крипту. Воздух пропитался запахом испражнений. Я слышала, как шипят факелы, гаснущие на окровавленном полу. Хагган раздавила всех их, как жалких насекомых.

Моя собственная кровь текла между моих пальцев на пол рядом с дверью – я знала, что именно моя кровь держит дверь открытой. Изо всех сил я боролась с болью и обмороком, грозившими опустить меня во тьму. Я должна довести дело до конца – ради моих маленьких сестер. Ради Хагган.

Хагган разинула пасть – щекой я почувствовала ее кислое дыхание. Глубоко вдохнув, она стала засасывать мужчин, одного за другим. Они кричали, когда их волочило по каменному полу – они были еще живы. Она хотела получить их живыми, взять их тела и их души. От этих мужчин не останется ничего, что можно похоронить. Это полное уничтожение. Некоторые тянули ко мне руки, пытаясь удержаться, когда их изуродованные тела засасывало в дверь, но сила Хагган была мощнее, чем их жалкие мужские пальцы. Когда они оказывались за дверью и сталкивались с тишиной, царящей там, их крики резко обрывались.

Только когда в крипте настала полная тишина, я тяжело опустилась на пол. Теперь все сделано. Осталась только я – и Хагган. Пришел мой черед.

– Мареси. Ты принадлежишь мне. Теперь ты это видишь?

Ответить я не могла – у меня больше не было голоса. Я лежала на пороге ее царства и знала: то, что она говорит, – правда. Поэтому у меня не было своего дома. Она отметила меня, выбрала меня в свои служительницы еще в ту голодную зиму. Я принадлежу ей.

– Приди ко мне, и тебе не придется больше страдать, – прошептала она нежным материнским голосом. Ибо Хагган, Матерь и Дева – одно, все они разные лица Богини.

– Приди сюда, где все берет свое начало и находит свой конец, где все умирает и рождается вновь. Превыше всего ты ценишь знания. Здесь ты найдешь абсолютное знание. Все, о чем ты когда-либо мечтала. Приди ко мне.

Я знала – у нее есть власть приказывать мне. Но она не приказывала, она просила.

Чья-то рука схватила мою руку, и я держалась за нее, пока вокруг сгущалась тьма.

Меня не покидает ощущение, что я пошла по пути трусости. Отважным и правильным решением было бы вступить во врата и увидеть, что там, по другую сторону. Хагган предлагала мне знания, какие мне даже не снились. Знания, каких я никогда не смогу обрести в этом мире. Меня снедает любопытство. Более того, мысль об этих знаниях порой мешает мне уснуть, я тоскую по ним до боли во всем теле. Но мужество изменило мне. Мне захотелось остаться в этом мире так долго, как мне разрешено. Хочу жить среди книг и коз, морских ветров и думарского хлеба. Хочу вырасти и посмотреть, что может предложить мне мир и что я могу предложить ему. Я еще не познала его до конца.

Первое, что я увидела, открыв глаза, была Яй. Ее бледное лицо в обрамлении золотых волос. Тени у нее под глазами были глубже, чем когда-либо, – и в моих глазах пролегли тени, мне было трудно смотреть. Тело онемело – казалось, оно продолжает спать, хотя сама я проснулась. Я попыталась что-то сказать, но язык пересох.

– Слава Матери, – прошептала Яй. – Ты осталась с нами. Вот, смочи губы. Пить тебе пока нельзя.

Она поднесла к моим губам чашу с прохладной водой, и мне было тяжело удержаться и не опорожнить ее одним махом. Вместо этого я смочила губы и язык, наслаждаясь облегчением.

– Я позову сестру Нар, – сказала она и поднялась.

– Подожди, – голос у меня был такой слабый, что я сама его едва расслышала, но Яй остановилась. – Расскажи.

Яй улыбнулась, что случалось с ней нечасто.

– Ну вот, теперь я знаю, что ты поправишься. Сразу же начинаешь задавать вопросы.

Она поправила одеяло, лежавшее у меня на груди, но я его почти не ощущала – тело было где-то далеко. Яй заметила тревогу в моих глазах, и ее улыбка погасла.

– Сестра Нар дала тебе мощный отвар из лечебных трав, который усмиряет боль, так что тело в состоянии исцелиться само. Рана у тебя в животе большая и тяжелая. У тебя был жар.

Она тронула какие-то предметы, стоявшие на столике рядом с моей кроватью.

– Мы очень… Мы думали, что ты покинешь нас.

Мне хотелось спросить, как долго я пролежала так, но для этого надо было бы выговорить слишком много слов. Яй прочла вопрос в моих глазах.

– Ты пролежала здесь, в комнате сестры Нар, три дня. И тебе придется пролежать еще долго, говорит сестра Нар.

Под моей кроватью что-то зашевелилось. Маленькая черноволосая голова высунулась из-за края и прищурилась, глядя на меня.

– Мареси! Ты очнулась!

– Тсс, не так громко!