Анатомия предательства: "Суперкрот" ЦРУ в КГБ - А. Соколов

Но прервем на время рассказ о Куке.

Калугин в вашингтонской резидентуре

Калугин осваивал новую работу в Вашингтоне. Одновременно с ним в 1965 году в резидентуру приехал новый заместитель по линии КР Николай Попов. Резидент Соломатин настойчиво требовал от подчиненных активизации деятельности по всем направлениям. Как всегда, успех и неудачи идут рука об руку. На первых порах пришлось вынести горечь поражений — два сотрудника резидентуры попались на подставах и были выдворены из страны. Но работа постепенно налаживалась.

В марте 1966 года для вербовки Артамонова-Шадрина из Москвы в резидентуру прибыл сотрудник американского направления службы внешней контрразведки ПГУ Игорь Кочнов. Читатель помнит, что Кочнов стал предателем под псевдонимом Китти Хок и предложил ЦРУ свою комбинацию с подставой Артамонова. ЦРУ согласилось, и Артамонов-Шадрин стал двойным агентом Ларком. Резидентура рапортовала в Центр об успешной вербовке. Наконец-то удалось сделать прорыв в неудачах — Ларк рассматривался как ценное приобретение для дальнейшего проникновения в ЦРУ и РУМО.

Но лишь спустя тридцать с лишним лет, можно с уверенностью говорить, как в действительности развивались события весной 1966 года в Вашингтоне. Для этого нужно было располагать достоверной информацией о следующем:

— обстановка в ЦРУ в связи с поисками советских “кротов” управлением контрразведки во главе с Энглтоном;

— взаимоотношения ЦРУ с предателями Голицыным, Носенко и другими;

— предательство Кочнова и его предложение ЦРУ по Ларку;

— подстава Ларка и данные об исходе его вывода в Союз;

— методы и способы разработки ФБР лиц, подозреваемых по шпионажу;

— вербовка Калугиным Кука в 1959 году и последующие события с ним в Москве;

— и, наконец, надо лично знать Калугина именно в период его работы в Вашингтоне.

Кроме того, должна была быть написана книга “Первое главное управление”, в которой Калугин, излагая свои размышления и ощущения в связи с происходившими событиями и многие искаженные и неискаженные конкретные оперативные дела, волей-неволей предоставляет читателю широкое поле для анализа и выводов. Без книги вряд ли можно было уверенно сказать о некоторых деталях его шпионской работы. Значительной части этой информации в конце 50-х и в середине 60-х годов не существовало, она рождалась постепенно, окончательно сложившись только в 1994 году после появления книги.

Итак, еще о Ларке. Предложение Кочнова подставить Ларка резидентуре было рассмотрено и принято ЦРУ и ФБР в удивительно короткий срок. Они поверили в искренность намерений Кочнова и организовали “вербовку” Ларка в течение лишь одного неполного месяца. Причина причастности ЦРУ к этой операции читателю ясна — Ларк являлся аналитиком РУМО и ЦРУ, и, как консультант и агент, находился на контакте в управлении контрразведки Энглтона. ФБР участвовало в этом деле только на начальном этапе, так как занималось контрразведывательными операциями против нашей резидентуры и Кочнов был их объектом.

Вашингтонская резидентура готовила вербовку Ларка с 1965 года и необходимые подготовительные мероприятия были полностью отработаны линией КР к началу 1966 года: установлено местожительство Ларка, место работы, марка автомашины (Фольксваген-жук салатового цвета), маршруты движения на работу, магазины, которые он вместе с женой или один посещал по выходным дням, удобные места для вербовочного подхода и все другое, что необходимо знать для успеха операции. Эту весьма трудную и кропотливую работу, ошибки в которой могли привести к провалу вербовки с последующими неприятностями для резидентуры, можно сказать, ювелирно выполнили Виктор Андрианов и Константин Зотов. Для доказательства такой оценки можно лишь добавить, что здание аналитического подразделения РУМО, где работал Ларк, находилось в центре столицы рядом с оперативным подразделением ФБР, которое вело наружное наблюдение за сотрудниками посольства. Андрианов также осуществил выброску Кочнова к месту вербовки. Зотов, контролировавший безопасность в районе вербовочного подхода, рассказывал мне осенью 1966 года:

— Ларк на первых секундах обращения к нему Кочнова в продуктовом магазине в Арлингтоне испугался и отскочил от него на несколько метров вбок, схватился за нож, но затем быстро успокоился и согласился на беседу. Они вместе прошли в небольшой ресторан вблизи торгового центра. Моя помощь не потребовалась, и я вернулся в резидентуру, чтобы доложить о благополучном подходе резиденту. При их разговоре никто из нас не присутствовал.

Кто знал о вербовке Ларка?

Возникает вполне обоснованный вопрос: могло ли ЦРУ и ФБР поверить в искренность Кочнова в столь короткий срок? Он выдал им данные по личному составу резидентуры, новые материалы по Саше, наводки на агента ПГУ — армейского майора и, конечно, еще что-то нам не известное. Важную информацию выдавал также Носенко в 1962 году в Женеве и после побега в 1964 году, но ему не поверили, и почти пять лет продержали в тюрьме в тяжелых условиях. Более того, предателю разведчику-нелегалу Логинову (его историю не описываю, полагая, что примеров на эту тему достаточно) ЦРУ вообще не поверило и выдало его КГБ через правительство ЮАР. Около года ЦРУ и МИ-6 возились с Пеньковским, прежде чем поверить его желанию стать предателем и выйти на него для вербовки. Имеются и много других примеров, говорящих о том, что ЦРУ в подобных случаях действует всегда весьма недоверчиво, постоянно сомневается и только при получении проверенной информации от других источников идет на рискованный шаг. Но в случае с Кочновым оно решилось всего лишь за один неполный месяц! Почему в разгар крайней подозрительности и поиска советских “кротов” так быстро было принято это решение?

Ответ только один — в течение марта 1966 года была получена достоверная информация, подтверждающая, что Кочнов истинный предатель. Ее мог предоставить агент ЦРУ или ФБР из числа советских разведчиков, знавших об оперативной цели приезда Кочнова в резидентуру. Существовало только два возможных места нахождения такого источника — американское направление службы внешней контрразведки Центра, командировавшей Кочнова в Вашингтон, и резидентура, четыре сотрудника которой знали о вербовке Ларка.

Даже если предположить наличие американского агента в Москве, то получение от него информации в столь короткий срок нереально — слишком мало времени для срочного вызова резидентурой в Москве агента на личную встречу или передачи ему задания через срочный тайник и получения ответного сообщения. Подобная операция с учетом сложной для резидентуры ЦРУ в Москве оперативной обстановки заняла бы более месяца. Таким образом, остается второе — резидентура КГБ. Кто в ней знал об истинной цели командировки Кочнова в марте 1966 года? Вопрос не сложный. Естественно, знали резидент Соломатин, его заместитель по линии КР Попов, сотрудники линии КР Андрианов и Зотов, и сам Кочнов. Автор данной книги прибыл в резидентуру 6 июня 1966 года, принял на связь Ларка в ноябре и не знал о подготовке и проведении вербовки, хотя работал вместе с Кочновым в американском направлении в Центре. Но так должно было быть согласно правилам конспирации, а в реальной жизни этого часто не получается.

Оказалось, что о вербовке Ларка был полностью осведомлен заместитель резидента по линии ПР Калугин, не имевший в то время никакого отношения к линии КР. Соломатин, как было известно мне и другим сотрудникам резидентуры, фактически нарушая правила безопасности, обсуждал оперативные дела всех линий работы резидентуры со своим заместителем. Причину этого он никому не объяснял и у него никто об этом не спрашивал. Все исходили из того, что Калугин пользуется особым доверием и расположением Соломатина. Многие предполагали, что возможно с согласия Центра он готовит Калугина как свою замену.

Резидент Соломатин

Соломатин, будучи по характеру человеком довольно сложным, малопредсказуемым, подчас излишне жестким и даже грубым с подчиненными, нередко допускал в отношении Калугина различного рода унизительные высказывания. Но Калугин никогда не мог себе позволить как-либо этому воспрепятствовать, хотя бы обидеться или показать свое несогласие. Он также никогда не обсуждал с кем-либо поведение Соломатина. За все время довольно близких моих отношений с Калугиным он лишь один раз рассказал мне, как однажды Соломатин пригласил его с семьей в гости, но дверь не открыл и в квартиру не пустил. Калугин рассказывал об этом без всякого возмущения. Отношение Калугина к Соломатину в Вашингтоне я всегда характеризовал одним словом: пресмыкание. Оно очень точно определяло полное и безмолвное согласие Калугина на унижение Соломатиным. Как ни странно, но с Вашингтона началась их долголетняя дружба. Сущность Калугина, как безропотного слуги хозяина, отчетливо просматривалось в их отношениях. Соломатин, конечно, не понимал истинных причин пресмыкания перед ним Калугина и, вероятно, воспринимал его безропотное поведение как проявление достойного для себя уважения.