Дочь реки (СИ) - Счастная Елена

Добраться до Любшины к ночи, конечно, не успели, за что Грозе досталось еще много женского ворчания. Пришлось задуматься о том, чтобы стан разбивать небольшой: благо в телегах и шатры малые лежали, как раз прихваченные на такой случай охотницей Красой. Муж ее много по лесам ходил, бил зверя: с лета до лета. Не было его порой по седмице целой — и уж он-то смыслил, как нужно в чаще на ночлег вставать. И жене своей рассказал.

Ясная погода нынче манила ласковым теплом, когда только идти бы и идти вперед, вдыхая смолистый дух первой листвы, что бледной зеленью окрасила ветки берез, которые теперь попадались гораздо чаще, туманом окутала ольховник в низинке, дышащей влагой с другой стороны тропы. Женщины не торопились останавливаться, еще не чуя усталости, но все ж пришлось. Расположились на берегу, что трехсаженным яром возвышался над руслом Кретчи — тонкой, но глубокой дочки Волани, к вечеру вывернувшей из сосновой, сменившей ельник, чащобы. Глубокую ложбину она пробила себе в Матери Земле: не всякий тропку удобную найдет, чтобы к воде добраться с этого яра. Зато высоко сидели — и все было видно хорошо вокруг.

К счастью, женщин оказалось достаточно, чтобы все успеть до темноты: и укрытия поставить, и огонь развести. Неумех среди них никого не было. Глянет кто со стороны — как будто и мужчины расположились: до того все справно и удобно устроено. Немного оттаяли бабы, загомонили помалу, а верховодила среди них, как водится, Демира. И Грозу, кажется, больше всех гоняла: то воды принеси, то веток собери. Та не перечила: не хватало ей еще бабьего осуждения. Вот доберутся до места — а там хоть трава не расти. А в дороге друг друга поддерживать надо, иначе не будет добра, коли каждый одеяло на себя тянуть будет или упрямиться.

Вот она и пошла вдоль тропки, что бежала по самому краю обрывистого берега, едва заметная. Полноводное русло Кретчи посверкивало еще, отражая не совсем погасшее небо, где-то внизу за переплетением ольховых веток и молодого рогоза, что уже поднимался из воды. Гроза шла, поднимая валежник из травы и складывая в другую руку. И как будто не думала ни о чем, успокоенная тишиной вокруг: ни ветра тебе, ни голосов птиц поблизости. Только среди помалу зеленеющей гущины поймы слышалось "чиканье" камышовок. А с другой стороны — почти неразборчивые голоса женщин.

Гроза выпрямилась, укладывая очередную ветку на сгиб локтя, придержала и смахнула со лба растрепавшиеся прядки. Глянула на реку — и тут заметила, как проплыла мимо вытянутая тень. Не бревно: слишком большое — и не зверь какой, конечно же, хотя кто знает, какая нечисть может водиться в такой глуши. А как за ней мелькнула еще одна, сразу стало понятно, что это лодьи. Шли они тихо, пока без весел, чтобы влиться в Кретчу дальше, а там уж начать грести. Гроза забылась только на миг. А после сорвалась с места и бросилась обратно к стану, теряя по пути ветки и спотыкаясь о корни.

— Туши! — выдохнула, едва натолкнувшись на первую попавшуюся женщину. — Костер туши. Кажется, русь мимо проходит.

Женщины услыхали все и засуетились в первый миг, но большуха быстро подхватила ведро с водой, что неподалеку от огня стояло, и выплеснула его в пламя. То зашипело жутковато и недовольно, опало и потухло. Потянулся дымок, тяжелея, спускаясь в низину и смешиваясь с туманом, что уже залег у воды и потянулся вдоль русла.

И только все успели схорониться в неверном укрытии еще почти голых ветвей, как послышался тихий плеск издалека, а за ним — голоса низкие.

— С чего ты взяла, что это русь? — шепнула Грозе Айка.

На нее зашикали яростно. Кто-то даже подзатыльник легкий отвесил: в темноте-то не сразу разберешь, кто.

— А то не видно, — все же ответила Гроза.

Кому понадобилось ночью, в полной темноте, только с парой огней на мачтах по реке ходить? И эти-то огни они погасят, как подойдут ближе к нужному месту. Только вот шли они вовсе не в сторону Белого Дола — ушли по притоку к югу, куда и направлялись женщины.

— Это что ж они… К Любшине идут? — шепнул кто-то позади. — Теперь туда тоже нельзя?

Женщины помолчали, провожая взглядами плавно удаляющиеся лодьи. И никто, кажется, уже не знал, что делать. Гроза выпрямилась, перестав прятаться за кустом можжевельника.

— В Любшине ведь нет дружины. Нет воеводы.

— Но весь там большая и добра у людей хранится достаточно. И серебро водится у тех, кто позажиточней. Если налетят, хорошую добычу возьмут, — пробубнила большуха, так и сверля взглядом темную даль, где пропали русины.

— Значит, решили, что Белый Дол им не взять. Так не с пустыми руками уходить, — Гроза огляделась, решая, что же теперь делать.

Оставлять все так нельзя. Зная, что людям грозит опасность — не помочь? Она направилась к одной из лошадей, что распряженные на ночь и заботливо накрытые попонками стояли чуть в стороне от лагеря. Животины повскидывали головы, зашевелили ушами, прислушиваясь к ее шагам. Гроза выбрала самую крепкую на вид, осторожно коснулась ее морды, поглаживая.

— Чего это ты задумала? — большуха подошла со спины и хотела уже было за плечо ухватить, но Гроза увернулась.

— В Белый Дол поеду. Скажу, что русь на Любшину пошла. Рарог на своих лодьях их перехватит: они в обход идут, а там, говорят, путь есть короче. Он найдет, — добавила уверенно, так, чтобы и женщин в том убедить, хотя и сама не знала, есть ли тот путь по воде, которым русь можно было бы перехватить.

Если она будет ехать достаточно быстро, то обгонит русинов и время еще останется. Да только как без седла? Она каталась и так, бывало, но случалось такое давно. И при быстрой езде можно было и свалиться со спины лошади. Да только делать-то нечего.

— Да как ты поспеешь? Мы сколько шли, а ты хочешь скоро вернуться, — высказала сомнение баба, имени которой Гроза и не знала.

— Обгоню. Течение тут неспешное. Даже если они на весла сядут…

Она не стала больше ничего объяснять: время уходит. Пока она будет бороться с сомнениями баб, русины совсем далеко уйдут. Гроза повернулась и подхватила лошадь под узду.

— Давай подсоблю, — вызвалась Айка.

И правда — подтолкнула сильно: так, что Гроза на спину мерина мигом взлетела и уцепилась за повод, чтобы с другой стороны не свалиться. Женщины взглянули на нее снизу вверх — теперь без осуждения, с одной только надеждой неведомо на что. Гроза и сама хотела надеяться, что сможет успеть и не разбиться где-то под дороге. Что Рарог сумеет нагнать русинов и уберечь Любшину от разорения.

— Я тоже поеду, — вышла вперед еще одна молодуха. На вид чуть старше Грозы. Волосы под повой убраны и покрыты убрусом с очельем — стало быть, мужа в Белом Доле оставила. — Я тоже хорошо верхом езжу. Их предупрежу, а ты — наших всех.

— Вы что, с ума посходили? А мы что делать будем. Без лошадей-то? — возмутилась тощая, как игла, баба, вставая рядом с большухой и ожидая, верно, ее поддержки.

Но та не стала никого останавливать. И потому из укрытия ветвей вывели вторую лошадь — и другая наездница, которую кто-то назвал Томилой, ловко взобралась на нее, посидела, привыкая, перебирая в пальцах поводья.

— Только не свалитесь, — напоследок не удержалась от напутствий Демира. — Подбирать вас в лесу некому.

Гроза обменялась взглядами с невольной товаркой и ударила мерина под бока пятками. Понеслась вперед, опасаясь, что в какой-то миг просто налетит на темный ствол во мраке леса и расплющится в лепешку. Но, на удивление, что-то да по сторонам было видно и тропа темной полосой проступала среди светлой молодой травы. Лошадь надо поберечь, не гнать слишком долго, иначе все обернется худшей стороной. Через некоторое время Гроза придержала поводья, приостанавливая тяжеловесную животину и позволяя ей пойти шагом. А еще чуть позже — снова пустила вскачь.

Так и ехала вперед, отсчитывая версты, через которые нынче днем с женщинами ехала на телеге. Да кто ж знал, что назад возвращаться придется. И все казалось, что путь бесконечный, что невозможное она задумала. Мерин оказался непривычным к быстрой езде, а потому тряским. Гроза напрягалась всем телом, чтобы ее не так подбрасывало и ударяло о его твердую спину. Но все равно уже скоро почувствовала, что мышцы ног ломит, а пальцы, сжатые на поводьях, почти онемели, как, впрочем, и зад, которым она, как ни старалась, а постоянно шлепалась со всей силы без возможности опереться о стремена. И ударяло в лицо тугими плетьми ветра, пронзало запахом пыли и березового сока. Месяц светил ясно, и только он позволял ехать вперед так быстро, что, кажется, ни один дух ее угонится. Гроза почти впала в забытье от усталости и ровного мелькания серых в темноте стволов деревьев, когда выехала наконец на обширный луг, который не сразу узнала. Но в следующий миг увидела и огни на городнях острога, а под ним — черные очертания изб в веси: ни единого пятнышка света, как будто и впрямь все вымерло.