Хpоники российской Саньясы. Том 1 - Владислав Лебедько

В: — Это осознавание пришло и ушло?

Г.Р.: Нет, оно так и осталось в фоне. Ушла эмоциональная часть этого осознания — я перестал смеяться, а само осознавание никуда не ушло.

Если человеку не нужно об этом самом «я» заботиться и беспокоиться, открываются совсем другие, чем раньше, возможности. Мы слишком уж много тратим на это энергии. Об этом я и до того в книгах читал, но одно дело — в книжке прочитать, и совсем другое, когда это вдруг приходит, как переживание:

В: — Это произошло в результате какой-то ситуации?

Г.Р.: — Была такая детская игрушка — такая штучка, которую кидают в цель и она втыкается. Там еще есть поле, состоящее из пупырышков, между этих пупырышков она должна воткнуться. Вот я тренировался попадать в «десятку» и все попадал около, иногда даже в «девятку». А потом, вдруг, без подготовки просто повернулся, бросил и попал точно в «десятку». И я еще успел подумать: — «Надо же, как просто, — не нужно целиться на самом деле!». И тут оно случилось:

В: — Как сделать так, чтобы это самое «я» перестало волновать?

Г.Р.: — Да не думать о нем, вот и все! Всегда же можно поймать себя на том, например, что действие, которое я сейчас произвожу, направлено на то, чтобы поддержать какой-то образ — либо свое представление о себе, либо представление других людей обо мне, улучшить этот образ и представление и тому подобное.

К сожалению, то, что человек занимается своим собственным «я», даже под хорошим очень флагом саморазвития, — это лишает его стольких переживаний, он проходит мимо стольких необыкновенных вещей, вещей вполне реальных, но которые он не может видеть просто потому, что сильно занят собой.

В: — Что это за вещи?

Г.Р.: — Это похоже на вопрос: — «Что мне за это будет, если я перестану заниматься собой?». Надо перестать, тогда ясно будет! А словами это не описать. Это другое восприятие реальности, другое с ней взаимодействие. Даже метафора не поможет. Если я говорю метафорически, — я обращаюсь к какому-то опыту, который у человека есть и он, соответственно, привязывается к этому своему опыту. А совершенно новый опыт словами не передать. Его сначала пережить надо. Можно передать состояние, но это уже другая тема…

Вообще говорить о своей жизни трудно. Говорить-то особо нечего. На сюжетном плане мало что происходило, никаких особых бурных событий.

Вот поговорите с Сашей Вороновым. Он вам еще меньше скажет. С ним мы познакомились в одной из лабораторий, где нас с Игорем Калинаускасом исследовали. Там были разные приборы; например прибор, задающий коронный разряд с определенной частотой импульсов. Надо было как-то воздействовать на прибор, чтобы частота импульсов поменялась, чем мы, к примеру и занимались. Приборов подобных была масса — от электрических, до биологических препаратов, типа воздействия на скорость свертываемости крови. И вот мы с Игорем уже несколько дней ходим в лабораторию, и как-то я ему говорю: — «Слушай, там парень — инженер сидит за приборами, что-то он странный какой-то». — «Да, — отвечает Игорь, — действительно странный. Знаешь, по-моему, таких инженеров не бывает. Он ведь вообще-то в «нулевке» сидит все восемь часов». Ну, как-то мы его после экспериментов и прижали, — рассказывай, мол, кто ты есть! Выяснилось, что на самом деле, он тут основной эксперт в этих делах, а приборы — это так, «для балды». Он начал, конечно, отпираться, типа — «Да нет, я ничего, я тут так просто сижу, ручки кручу». — «Да ладно, — говорим, — ручки! Почему в «нулевке»-то сидишь? Оказывается, человек уже около двадцати лет йогой занимается и вообще человек очень грамотный и необыкновенный. Это и был Саша Воронов, с которым мы с тех пор уже много лет дружим.

Вообще мне приходилось встречаться с замечательными людьми, одаренными, духовными, даже реализованными в социуме. Динара Асанова, например — известный кинорежиссер. Необычайный человек. От природы — ясновидящая, — она, ко всему прочему, могла заранее видеть не только весь предстоящий фильм, но и в точности, в деталях место, где он будет сниматься. Муж ее — Николай Юдин — удивительный художник, но почему-то, он пока не известен широко. А он замечательно рисовал Арканы Таро.

Был еще один замечательный человек — Слава Михайлов. Сейчас ему уже лет шестьдесят. Он фотограф и он мог фотографировать человека так, как он видел, а видел он порой очень причудливо и так потом человек на фотографии и получался. Он в свое время познакомил меня с идеями Гурджиева. Сейчас он, наверное, в монастыре, — он в монастырь собирался еще тогда, хотя, не знаю:

У многих я хотел учиться и учился. Из необыкновенных людей — это и Володя Данченко, — который йог N20, и Вася Максимов, который один из первых перевел Кастанеду, Аушра. Очень интересный человек — Гриша Попандопуло. Это весельчак. Он Реальность испытывает на прочность. И себя, как часть Реальности, и ситуации.

У меня было много экспериментов со своим собственным сознанием. Это вещи, в основном, бессюжетные. Основная тема этих экспериментов — поиски границ сознания. Одну из границ я нашел, когда сознание опускается в биомассу (естественно, в переживаниях, не умозрительно). Когда это происходит, — в какой-то момент ощущаешь, что в биомассе твоего тела собственно ничего человеческого нет. Там нет человеческого сознания. Если опускаться еще глубже, то там ситуация вообще такая, что страх сойти с ума возникает совершенно четко. Вторая граница — была граница восприятия, когда восприятие перестает складывать мир. Мир становится, как промокашка. И третье, пожалуй (я, правда, не назвал бы ее такой уж явной границей), — это когда перестаешь отличать свое тело от других тел. Можно было бы сказать, что это — разотождествление, но это не разотождествление, а когда нет своего и не своего. Но таких границ, наверное, много…

Об идее написать книгу про Российскую Саньясу Г.Р. сказал:

— Это красивая задумка. На самом деле — это целый пласт культуры, который неизвестен почти никому, кроме какого-то узкого круга людей. Это место и время, в котором Духовное Сообщество вводит какие-то знания в культуру и они становятся достоянием этой культуры, то есть, становятся частью описания мира среднего человека. Что дает шанс некоторым людям, до того ни с чем не знакомым и ни во что не посвященным как-то по-другому увидеть мир…

3.11.1998

В: — Как бы вы описали общее настроение той эпохи? Что это было?

Г.Р.: — Я могу только свое настроение описать, потому что, какое оно было общее — не знаю: совершенно разные люди занимались разными вещами, иногда одними и теми же с разными мотивами. Поэтому — у кого были какие настроения — не знаю, — у меня был просто очень сильный интерес к чему-то такому, что находится явно за пределами моих представлений. И приходила литература, люди, — этот интерес все время удовлетворялся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});