Мы будем жить - Яна Завацкая

— Я гляну, — шепнула она, обернувшись. И неслышно шагнула дальше. Еще шаг. Еще. Застыла, вглядываясь во тьму.

Келла была одной из первых детей — также благодаря отцу-генетику — подвергшихся генной модификации, пока самой простой, она очень хорошо видела в темноте.

Девочка отступила назад к костру. Лицо ее побелело.

— Медведь, — негромко сказала она. Лорин вздрогнула и вцепилась в рубаху Вана, стоявшего рядом.

— Кажется, медведица с маленьким, — добавила Келла. Лорин почувствовала горячее желание срочно бежать — и как можно дальше… прыгнуть в реку. Ван вдруг перехватил ее руку, сжал ее в своей, крепкой и сильной.

— Я пойду, — негромко сказал Каяри, обернувшись. "Куда?" — захотелось крикнуть Лорин, но она промолчала. И никто не сказал ни слова. Каяри шагнул в лес.

"O Gott", — вздрогнула Лорин и крепче сжала ладонь Вана. Она же его сожрет… Господи… что же делать…

Все стояли не шевелясь, молча вглядываясь в лес; Каяри даже не надел рубашки, темное его тело слилось с ночной мглой. Костер за спинами ребят затухал, лишь светились еще раскаленные дрова, поляна заволоклась тьмой.

Каяри был прав — он владеет яхи, как никто другой. А третья ступень яхи — это умение обратить зверя в бегство только взглядом и позой. На второй сражаются со зверями — но не с такими крупными и опасными. У Каяри еще нет третьей.

Надо было ждать, пока она подойдет… и кинется… и вшестером, плюс еще две лайки-медвежатницы, может, как-то и справились бы.

Но Каяри ускользнет, если она кинется на него, подумала Лорин. Он успеет, конечно же. И тогда — план Б, то есть мы все пытаемся справиться с ней. Лорин кинула взгляд на остальных. Они стояли неподвижно, в расслабленно-напряженной позе ожидания атаки, темные глаза Хайлли блестели, девушка чуть повернула голову, кивнула Лорин. Они ничего не боятся. Вообще ничего. Лорин стало неловко за свою панику.

Даже хрупкий невысокий Майта стоял спокойно в той же расслабленной позе, сжимая в руках палку с заостренным концом — успел подобрать где-то. Лорин нащупала нож у пояса. Ван повернулся, глянул и выпустил ее руку.

Обе собаки стояли неподвижно, насторожив уши, вглядываясь в лес, в любую секунду готовые сорваться — по команде или по острой необходимости.

В лесу хрустнули ветки, и этот тихий звук хлестнул по нервам как выстрел. И еще один. И еще. А потом все стихло.

Через полминуты, неслышным ходом охотника, на поляну скользнул Каяри. Он взмахнул рукой, описав в воздухе полукруг — опасность миновала.

И только тогда все отмерли, словно в игре "замри", и бросились к нему. А Ван вернулся к костру и деловито стал снова раздувать огонь.

Каяри вытер пот ладонью. Улыбнулся.

— Все хорошо. Она ушла.

Хайлли обняла его, прижалась на миг, и тут же подскочила обниматься Келла, и Майта поддержал небольшую кучу-малу. Лорин стояла в сторонке и расширив глаза, смотрела на лицо Каяри — он выглядел очень усталым. Словно только что дрался с медведицей — но ран не было на его теле.

— Ты что, — спросила Хайлли, — смог ее отогнать?

— Да. Я ее убедил, — без улыбки ответил Каяри. Потрепал русые вихры Майты, прильнувшего к нему сбоку. Подошел к костру, сел и протянул к огню ладони.

— Третья ступень, — сказал Ван, — ну ты даешь, индеец!

Лишь в этот момент Лорин ощутила, что тревога проходит, что страха больше нет — чего им бояться здесь, в ночной тайге, где они — цари и хозяева?

Лаккамири, май 2012. Лориана Рава

Лорин больше не ощущала себя чужой. Школа здесь была устроена так, что достижения одного не сравнивались с другими. Лорин получала оценки — но по своей собственной шкале, которую сама же с наставницей придумала. Она могла оценить собственный прогресс — но ее не сравнивали с другими.

Зима 2012 года была похожа на предыдущие, но уже не так беспечна, не так наполнена весельем и играми на морозном воздухе; непрошеная взрослость назойливо стучалась в жизнь. Порой Лорин ходила с мамой на Аруапу, слушала обсуждения; каждый высказывался по тем проблемам, которые считал близкими для себя, но Лорин большая часть была скучна — какие-то мелочи, новая крыша для четвертой оранжереи, проверка труб Нижнего потока, объявления о концертах и сборищах; но то и дело всплывали тревожные темы внешнего мира, говорили о Ближнем Востоке, об известных запасах ядерного оружия в мире, об экологическом кризисе, и кто-то демонстрировал на большом экране кривые арктических температур, с каждым годом ползущие вниз, и кто-то анализировал состав атмосферы.

Лорин нравилось учиться, нравилось заниматься ятихири — у нее получалось все лучше и лучше, на руках и ногах окрепли мышцы; ей нравились и совместные дела с учебной группой. К Новому Году они подготовили спектакль по "Евгению Онегину", и Лорин попала в число актеров с репликами — ей досталась роль няни. Татьяну играла Надя. Лорин вышла на сцену, сгорбившись, в платочке, хлопотала над высокой статной Надей, и отвечала ей хриплым голосом, похожим, по ее мнению, на старушечий.

   И, полно, Таня, в наши лета   Мы не слыхали про любовь,   Иначе согнала б со света   Меня покойница-свекровь…

На спектакль пришло сотни две человек, он очень удался. Мама сохранила диск с записью и смеясь, обещала показать его на Лориной свадьбе.

— А Татьяна ведь была амару, — заметила Лорин.

— Это верно, — согласилась мама, — Сколько ни толковали этот роман, никому не пришло в голову, что Татьяна не просто "другому отдана и будет век ему верна", она действительно полюбила генерала. А требование разлюбить Онегина вызвало у нее глубокую и длительную душевную травму, от которой она оправилась с большим трудом. Видишь ли, если для девушки-амару настало время любить, она выбирает кого-то — и это на всю жизнь. Он может ее бросить, она может даже сама из каких-то особых соображений уйти — но тень любви к нему всегда будет преследовать ее.

— А ты разве любила моего отца? — с замиранием сердца спросила Лорин.

— Как ни странно, да, — печально сказала Алиса и потрепала дочь по голове, — а вот Онегин вряд ли обладал нашими генами.

— Но Ленский?

— Трудно понять. Он был предан Ольге, но это был скорее литературный романтизм, чем внутренняя потребность.

— А Пушкин? — спросила Лорин, — сам Пушкин? Ведь у него было много женщин… Но он просто не мог не быть амару.

— Но жена — одна, и это было для него важно — заметила Алиса, — но вообще, Лорочка, не надо абсолютизировать, ведь гены определяют далеко не все. Гены — лишь потенция. Если в среде, где живет молодой человек, принято волочиться за женщинами, он будет это делать… Если ребенка-амару с детства обучить бороться за место в иерархии — он будет это делать. Это не его потребности, не его мир — он в глубине души хотел бы жить в другом мире. В нашем. Но если дать соответствующее воспитание — его поведение будет внешне неотличимо от урку. Так же ведь и ребенка-урку можно вырастить в нашем мире, и он приспособится — но будет несчастен.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});