Виргинцы (книга 2) - Уильям Теккерей

— Я смеюсь, потому что представила себе, как вы стали первым учеником и учитель вызывает вас отвечать урок! — воскликнула Этти.

— Я бы не стал первым учеником, — смиренно заметил Гарри. — Вот Джордж — тот в любом классе был бы первым, но я, понимаете, не очень-то способен к учению, а в молодости был к тому же страшно ленив. У нас на родине не принято, чтобы учителя пускали в ход трость, а мне бы это пошло на пользу.

Этти постучала ножкой по полу и поглядела на крепко сбитого молодого человека, с унылым видом сидевшего напротив нее.

— Даю слово, это не повредило бы вам и сейчас! — без обиняков заявила она. — Может быть, Чарли рассказывал вам, как их секут в школе? Уж не его ли рассказы пробудили в вас такое страстное желание подвергнуться порке?

— То, что он рассказывал мне про школу, — простодушно отвечал Гарри, заставило меня понять, что я бездельничал, когда должен был трудиться, и что у меня нет таланта к учению. Да и вообще на что я гожусь? Растранжирить свою долю наследства здесь, за океаном, да околачиваться в кофейнях или скакать за сворой гончих у себя на родине? Нет, ни на что я не гожусь, ни на что!

— Как! Чтобы такой высокий, сильный, храбрый мужчина был ни на что не пригоден? — воскликнула Этти. — Да будь я трижды ни на что не пригодна, я и тогда нипочем не призналась бы в этом женщине!

— Но что мне делать? Я просил у матушки разрешения поступить на военную службу, но она ничего мне не ответила, А ведь только на это я и пригоден. Купить офицерский чин мне не на что. Я промотал все свои деньги, да еще столько взял у брата, что больше не могу просить у него и нипочем не стану. Эх, если бы матушка согласилась отпустить меня на военную службу, я бы, кажется, запрыгал от радости.

— Вот еще! Настоящий храбрый мужчина не станет ждать, пока женщина пристегнет ему шпагу и вычистит его ружье! Что это вчера рассказывал нам папенька об одном молодом придворном, по имени сэр Джон Армитейдж…

— Джон Армитейдж? Я встречался с ним у Уайта и в клубах. Очень приятный молодой дворянин. У него большое поместье где-то на севере.

— И к тому же он помолвлен с одной из наших прославленных красавиц — с мисс Хоу, сестрой лорда Хоу… Но ведь это, мне кажется, не может служить помехой для джентльмена?

— Помехой? К чему? — спросил Гарри.

— Помехой на пути к славе! — отвечала мисс Этти. — Думается мне, что ни одна по-настоящему храбрая женщина, как бы ни любила она своего жениха, не скажет ему: "Останься!" — когда родина говорит: "Иди!" Сэр Джон добровольно вызвался принять участие в предстоящем походе, и вчера во время приема во дворце его величество спросил, когда он готов будет выступить. "Завтра, если вы позволите, ваше величество", — отвечал сэр Джон, и король сказал, что это ответ, достойный солдата. Мой отец тоже жаждет отправиться в поход. Не будь маменьки и всех нас… Боже мой, боже мой! Почему я не мужчина! Оба мои братца готовятся стать священниками, а вот из меня, я уверена, получился бы первоклассный солдатик! — Произнося эту речь, она шагала из угла в угол, воинственная, как Жанна д'Арк.

А Гарри глядел на нее с нежностью и восхищением.

— Не хотел бы я видеть тяжелый мушкет на этом плечике или рану на этой хорошенькой щечке, — сказал он.

— Рану? Кто боится ран! — воскликнула малютка. — Тяжелый мушкет? Да будь он у меня в руках, я бы уж сумела пустить его в ход! Вы, мужчины, воображаете, что мы, женщины, способны только варить пудинги и вышивать узоры. Ах, почему я не мужчина! Вчера Джордж читал нам из Тассо, — и я подумала, что там есть строчки, которые очень подходят для меня… Сейчас припомню… Да вот эта книжка, видите, тут даже отмечено место, где мы остановились.

— И даже место отмечено? — покорно повторил Гарри.

— Ну да! Здесь говорится о женщине, которая разочарована, потому что се… потому что ее брат не пошел на войну, и вот как она описывает свои чувства:

Зачем и я не создана героем?

Зачем и мне сил больше не дано?

Блеск шелковых одежд…

— Шелковые одежды? — переспросил Гарри, вопросительно глядя на Этти.

— Ну и что же, сэр? Я знаю, что это не шелк… но вот в книге так…

…одежд, с моим покоем

За шлем и меч я б отдала давно:

Не ослабел бы жар мой ни под зноем,

Ни в холоде, ни в бурю средь волны:

Одна ль, с другими ль, днем ли иль под тучей

Ночной, я б смело мчалась в бой кипучий.

Сражаться? Да, это я бы могла! Почему, спрашивается, оба мои братца надумали стать священниками? Кто-то из папиных детей должен же стать солдатом!

Гарри нежно поглядел на нее и добродушно рассмеялся. Он чувствовал, что у него нет особого желания сражаться с таким хрупким маленьким воином.

— Взгляните, — сказал он, протягивая палец. — Мне кажется, что ваша ручка не намного толще этого пальца. Так разве можете вы вступать в схватку с крупным, сильным мужчиной? Впрочем, хотел бы я поглядеть, какой мужчина решится вас обидеть! Да, я бы очень хотел поглядеть на него! Вы в самом деле полагаете, что у какого-то негодяя может хватить духу причинить хоть малейшее зло такому хрупкому, нежному, миниатюрному созданию, как вы? — И, воспламененный полетом своего воображения, Гарри тоже стал расхаживать из угла в угол, все больше разъяряясь при мысли, что какой-то мерзавец-француз может позволить себе грубость по отношению к мисс Эстер Ламберт.

Вот эта-то молчаливая, сдержанная отвага, которая чувствовалась в молодом виргинце, и покорила Этти… Она подозревала в нем это скрытое достоинство, и оно особенно пленяло ее. Мисс Этти, в сущности, была не более отважна, чем Эрминия, речь которой она продекламировала по книге и о которой мистеру Гарри Уорингтону не доводилось слышать. Возможно даже, что он был в гостиной, когда его брат, Джордж читал стихи дамам, но мысли его были заняты другими заботами, и он ничего не понял, безнадежно запутавшись во всех этих Клотильдах и Эрминиях, великанах, и волшебниках, и прочей чепухе. А мисс Этти, утверждаю я, по натуре своей была отнюдь не амазонка, иначе она, без сомнения, по закону контраста, о котором позаботилась мудрая природа, влюбилась бы в какого-нибудь изнеженного молодого человека с литератур-ньши наклонностями или в какого-нибудь гениального флейтиста, — ведь все мы знаем, что нежные, хрупкие женщины особенно влекутся к сильным, мужественным, простодушным мужчинам, в то время как грубые вояки и прославленные герои ' войны легко и часто оказываются под башмаком. Если мистер Гарри Уорингтон влюбится в женщину такого склада, как мисс Ламберт, да еще женится на ней… что ж, не надо быть колдуном, чтобы предсказать, к чему это приведет.

Словом, в то время как Этти пускала свои маленькие ядовитые стрелы в Гарри, он поначалу даже не пытался стряхнуть их со своей дубленой шкуры, ибо просто не чувствовал их уколов. Быть может, своими намеками и насмешками она стремилась побудить его к действию? Но он был слишком простодушен, чтобы понимать цель этих мелких укусов. Не хотела ли Этти пристыдить его, говоря, что даже она, слабая женщина, готова надеть латы и шлем? Но наш простак либо хохотал, пытаясь вообразить ее в роли солдата, либо холодел при одной мысли, что ей может угрожать опасность.

— Ну, какая, скажите на милость, польза от таких сильных рук, если все, на что они способны, это держать моток шелка, который сматывает моя маменька? — воскликнула мисс Этти. — И какое применение силе можно найти в гостиной? Ах, вы, вероятно, надеетесь, что вас попросят выбросить кого-нибудь из окна? Гарри — сильный мужчина, ну так что? Верно, на Варфоломеевской ярмарке найдутся мужчины и посильнее. А вот Джеймс Вулф вовсе не так уж силен. С виду он совсем какой-то больной и хилый и прошлый свой приезд к нам так беспрестанно кашлял и был так бледен, словно увидел привидение.

— Вот уж не понимаю, как это мужчина может бояться привидений, — сказал Гарри.

— Позвольте, а вам когда-нибудь доводилось их видеть, сэр? — спросила насмешница.

— Нет, не доводилось. Однажды, когда мы были еще мальчишками, мне почудилось, что я вижу привидение, но оказалось, что это был просто Натан в ночной рубашке. Впрочем, я нисколько не испугался, приняв его за привидение. Да никаких привидений, думается мне, не существует. И то, что мы слышим про них от наших нянюшек, — все это сплошные выдумки, — сказал Гарри серьезно. Джордж, правда, напугался, но ведь он… — И Гарри прикусил язык.

— Но ведь он — что? — спросила Этти.

— Да просто он не такой, как я, больше ничего. Такой храброй женщины, как наша маменька, еще поискать, однако при виде мыши она всякий раз ужасно взвизгивает и ничего не может с собой поделать. Это выше ее сил. Ну, а брат мой, как видно, но выносит привидений. А я их не боюсь.

— Джордж всегда говорит, что из вас получился бы лучший солдат, чем из него.

— Да и мне так кажется, если б только мне дали испытать себя. Но зато тысячу разных других вещей он делает куда лучше, чем я, чем кто бы то ни было. И зачем только он не дал мне принять участие в походе Брэддока! Если бы я нашел там свой конец, пользы от меня было бы ничуть пе меньше, чем сейчас; только тогда я бы хоть не промотал своего состояния и люди не указывали бы на меня пальцем и не говорили бы, что я опозорил имя Уорингтонов! И почему нельзя мне теперь отправиться в этот новый поход, записавшись добровольцем, как сэр Джон Армитейдж? Ах, Этти! Разнесчастный я человек, вот что я вам скажу! — И разнесчастный человек принялся с удвоенной прытью расхаживать из угла в угол. — И зачем только понесло меня в Европу! со стоном произнес он.