Путь к славе, или Разговоры с Манном - Джон Ридли

Одна эта картина — красношеий, доска у него в руке, пьяная ярость, кипящая в нем, — одна эта картина заставила меня забиться в страхе: вот грязный ангел, который загонит меня в могилу. При виде него меня потянуло блевать, мочиться и плакать.

Я начал разом все три действия, когда этот фанатик двинулся на меня.

Мне хотелось только одного — чтобы не было больно. Об этом я и молился. Лишь бы не почувствовать боли. В остальном, валяясь на земле, в собственных нечистотах, я уже смирился с тем, что сейчас все кончится. Пожалуйста, побыстрей. Пожалуйста, без боли.

Южанин сделал шаг вперед, чтобы осуществить мои молитвы.

Со стороны дороги донесся шум: тихий вой мотора, глухое трение шин о грязь. Все эти звуки отвлекли от меня внимание парней.

Горизонт прорвала белизна. Из-за возвышения показалась машина, стала подъезжать к нам… ближе, ближе… замедлила ход, притормозила, и ее фары, как два больших глаза, оглядели место действия. Секунда. Еще пара секунд. Фары загорелись ярче: большие глаза хотели хорошенько рассмотреть, что тут происходит. Поразмыслив, машина со стоном отворила дверь. Из нее кто-то вышел.

Меня и моих преследователей так ослепил встречный свет, что можно было лишь догадаться, что это мужчина, довольно крупный.

Он спросил нас обыкновенным тоном, который в темноте и пустоте прозвучал как крик:

— Что вы все здесь делаете?

— Да этот вот черномазый ударил трубой Эрла, — ответил парень, державший доску с гвоздями, махнув доской — этим судейским жезлом — в мою сторону, хотя никаких других «черномазых» поблизости не было. — Мы ему сейчас покажем, как тут с черномазыми разбираются.

Южанин поднял доску. Сейчас должен был начаться показательный урок.

Но не начался. Рука парня застыла — ее на полпути остановил голос незнакомца:

— Оставьте его в покое.

Южанин снова поглядел на того человека, слыша, но не веря своим ушам.

— Ты понял, что я сказал? Этот черномазый избил нашего друга трубой.

Он забыл упомянуть, что его друг хотел проломить мне голову медным кастетом.

— Это не годится — чтоб черномазый избивал белого.

Незнакомцу, похоже, все это было неинтересно. Незнакомец снова повторил:

— Оставьте его в покое.

Парни обменялись взглядами, как бы сверяясь — правильно ли они понимают, что тут происходит: кто-то мешает им совершить заслуженную расправу над цветным, посмевшим оказать сопротивление и не дать себя линчевать?

Это никуда не годилось.

Южанин с двойной силой вцепился в свою доску, явно решив: похоже, тут уже двое напрашиваются на битье.

Из-за меня, из-за моей жизни, разыгрывалась драма, а я был всего лишь зрителем.

Парень с доской сделал шаг в сторону того человека. Один шаг.

И тут мы услышали щелчок.

Хотя и я, и оба парня ничего не видели из-за слепящего света, ошибиться было невозможно: раздался звук взведенного курка.

Обычно когда возникает спор и у одного парня — какая-то паршивая доска с гвоздями, а у другого — пистолет, то всем понятно: выстрел из пистолета положит конец любым разговорам и сравняет счет до самого что ни на есть нуля.

Хватка нападавшего парня ослабла — а одновременно и его желание пустить в ход доску.

Тень моего спасителя сказала мне:

— Пойдем отсюда, старина.

Хотя мою жизнь явно пытались спасти, я еще одно мгновение не двигался с места.

Тень повторила:

— Пойдем. Вставай. Забирайся в машину.

Как странно: все мои беды начались с того, что я, чернокожий, не мог поймать такси, а теперь вдруг все наперебой вызывались меня подвезти.

Я поднялся. Обогнул своих гонителей — рты у них были закрыты, зато глаза красноречиво свидетельствовали о ненависти — и подошел к машине. Я шагнул в сторону от слепящего света фар, и моя голова дернулась, как у Степина Фетчита[29], будто меня лягнул мул.

Незнакомец:

— Веди себя спокойно, старина, и полезай в машину.

Ради нас обоих я сделал как было велено.

Незнакомец снова уселся за руль. Продолжая слепить фарами оставшихся ни с чем южан, он отъезжал назад… назад… потом резко развернул машину на 180 градусов и покатил туда, откуда приехал.

Незнакомец:

— Что ты делал?

Я не ответил. Не мог. Я просто не мог говорить. Я мог только сидеть и трястись.

Незнакомец повторил:

— Что ты делал, черт возьми?

Я оглянулся и всмотрелся в человека, который только что спас мне жизнь. Однако, когда я хорошенько пригляделся к нему, бредовость ситуации только возросла. Человек, который только что припугнул двух кровожадных белых, был чернокожим. Таким же, как я, даже темнее.

Ко мне понемногу начали возвращаться чувства. Я почувствовал холод, я почуял страх. Я выглядел как настоящее страшилище, и в нос мне ударила вонь от собственных нечистот. От стыда за все, что со мной произошло, я начал плакать. А от стыда за то, что я плачу, я плакал все сильнее.

Незнакомец:

— Ты меня слышишь? — Его голос подействовал на меня как отрезвляющая пощечина. — Что ты там делал, черт возьми?

— Нич… Я не… Просто шел.

— Ночью? Ниоткуда никуда?

— Вначале я знал откуда. — Я немного успокоился. Совсем немного. — Я заблудился. Я был в «Фонтенбло», а оттуда возвращался в свою гостиницу в…

— Ты был в «Фонтенбло»? — Судя по тону, он верил мне так же, как еще недавно те белые парни.

— Я там работаю… Я артист, и я… Мне не удалось поймать такси, и я…

— И ты решил пойти пешком от пляжа до Майами. — Незнакомец заполнил кое-какие пустоты в моем ответе.

— А потом эти трое… их было трое…

— Какая глупость.

— Они собирались меня убить, — проговорил я спокойным голосом, чтобы как-то дистанцироваться от почти свершившегося факта.

— Какая глупость!

— Хуже. Настоящие животные. Тупые, дикие.

— Ну да. Они-то тупые животные, но ты… Ты — просто дурак дураком.

Это меня остановило. Это отбросило меня к самому началу.

— Что?

— Ходить тут ночью пешком! С таким же успехом мог бы нацепить на себя табличку: «Линчуйте меня».

— Я заблудился. Я же вам говорю: я заблудился. Я меньше всего хотел, чтобы меня поймала шайка этих… — Тут я почувствовал боль. Боль от жжения. Коснулся пальцами щеки. Из нее непрерывно сочилась теплая кровь. — О Боже… — До меня снова дошло, что я только чудом остался жив.

Незнакомец протянул мне носовой платок. Его презрение не отменяло сострадания, но сострадание не мешало ему задать мне хорошую словесную взбучку:

— Ты, должно быть, северный черный. Ты с Севера?

— Из Нью-Йорка.

Покачав головой, он произнес таким тоном, как будто мы — какой-то непостижимый биологический вид:

— Все вы, северные черные…

— Это что — моя вина? Значит, я виноват…

— Вы никогда не думаете. Вы там никогда не…

— Не думаем о чем? Не думаем о том, что нас могут вздернуть? Да, мы об этом не думаем. Но у «нас всех» там не носятся по улицам такие чокнутые гопники, у которых на уме только выпивка и линчеванье.

— Да, сэр. У вас, на Севере, все тихо, мирно и чинно. Вы не задираете носа, а они ничего не меняют.

Я некоторое время сидел молча, глядя невидящими глазами на приближавшиеся огни Майами.

И вдруг мне в голову пришла мысль:

— Вы ведь ехали один. Вы на меня нападаете, а сами ехали здесь в одиночестве.

— Я не один. — Он похлопал по пистолету, который лежал между нами.

— Если бы вы не ехали в одиночку, вам не понадобилось бы оружие.

— Черному на Юге всегда нужна защита. А ехать мне далеко. Я возвращаюсь в Миссисипи с региональной конференции.

— Вы коммивояжер?

Он немного посмеялся. Потом задумался. Потом решил, что мой вопрос на самом деле ничуть не смешон.

— В каком-то смысле. Только мы ничего не продаем. Мы предлагаем. Предлагаем черным…

— Черным. Вы все время повторяете…

— Они называли нас цветными и неграми. Черными мы сами себя начали называть. Если они — белые, тогда мы — черные. Вот мы кто, вот мы что. А то, что мы предлагаем черным, — это достоинство, равенство и возможность… нет, право, право на то, чтобы с нами обращались так же, как с белыми людьми.

— А кто это «мы»? Кто все это предлагает?

— «Национальная ассоциация за расширение прав цветного населения».

Настал мой черед рассмеяться.

— Невысокого ты о нас мнения, — заметил незнакомец.

— По-моему, вам кажется, что вы делаете добро. Но если вы думаете, что, выпуская прокламации и произнося послеобеденные речи, вы чего-то добьетесь…

— Мы устраиваем демонстрации, бойкоты, ведем регистрацию избирателей…

— …чего-то добьетесь, помимо того, что разозлите шайку гопников…

— А ты так не думаешь?