Залп! Пушечный наряд - Юрий Корчевский

Ядра шлёпнулись в воду, не долетев полкабельтова. Пока пушки разряжены, надо таранить. Я скомандовал: «Круто влево», – и на всём ходу ринулся на левое судно. Оно было меньше правого, и от тарана ему достанется больше. Рулевому скомандовал: «Целься в центр корпуса». На противнике сначала не поняли наш манёвр, вся команда высыпала на палубу, размахивая абордажными саблями. Мы шли почти на встречных курсах. Не доходя, сделали дугу, я скомандовал: «Залп левым бортом». Все четыре пушки почти в упор ударили картечью. Опустошение было велико, хорошую картечь сделали туляки. Рулевой уже крутил штурвал. Удар! Почти вся моя команда попадала на палубу. Очень сильный удар, треск, звук ломающегося такелажа и шум воды. «Назад!» Матросы вскочили и крутили рычаги реверсов. Плицы на гребном колесе сначала нехотя, потом все быстрее и быстрее начали вращаться назад. Вражеский корабль начал отдаляться. Когда таран вышел из пробоины, туда бурным потоком хлынула вода.

Этот корабль нам уже не противник, теперь у вражеского экипажа одна общая проблема – спасти свои жизни. Я обернулся. Ко мне на всех парусах шёл второй корабль. Он был значительно крупнее первого, и я насчитал только с одного борта восемнадцать орудий.

– Заряжай книппелями! – крикнул я.

– Уже! – закричал боцман.

– Тогда цельтесь, и по готовности – огонь. – Поочерёдно рявкнули четыре пушки.

Когда я делал заказ в Туле, мне сразу, кроме ядер, изготовили ещё и разрывные бомбы, а также книппели. Это – как две половинки ядра, скованные цепью. При вылете из ствола половинки расходятся и, скреплённые цепью, с жутким шумом и воем, летят к цели. Применяют их для стрельбы по парусам, мачтам и такелажу. Если при попадании в борт ущерба не нанесут, то для парусов – это смерть. На противнике паруса мгновенно изорвались в клочья, передняя мачта с косым парусом упала. Корабль потерял ход. Капитан противника с радостью бы развернулся ко мне бортом для залпа, но если нет парусов и хода, то и развернуться нельзя. Подойдя на прицельную дистанцию и не подставляя борта, я скомандовал вести огонь из носовой пушки, которая единственная стояла не на лафете, а на вертлюге, причём бить в одну точку – в форштевень. Выстрел, куча свободных матросов очень быстро перезарядила орудие, ещё выстрел, ещё и ещё. Около десятка попаданий почти в одну точку сделали своё дело – в носу образовались несколько почти сливающихся между собой пробоин. Морская вода не заставила себя ждать. Мой корабль стоял в двухстах метрах. Мы ничего не делали, только наблюдали. Через полчаса нос стал заметно проседать, видимо, воды набралось уже много. С кормы корабля отошла набитая людьми шлюпка.

– Двум орудиям картечью по шлюпке – огонь!

Изрешечённая шлюпка завиляла и остановилась. Никто не сделал попытки выпрыгнуть с неё и спастись. Мы снова стояли неподвижно. На противнике пошли на хитрость – вывесили белый флаг. Именно этого я и ждал. Но когда мы подошли поближе, обходя их сбоку, последовал залп всех пушек правого борта. Часть ядер прошла мимо, часть попала в корпус. Удар был силён, корабль качнуло. Я свесился за борт и оглядел корпус. В железе было восемь или девять вмятин, но не было ни одной пробоины. Мы остановились, я приказал сделать три залпа подряд картечью, целясь по орудийной палубе.

После третьего залпа крики раненых стихли, никакого шевеления у пушек в подзорную трубу я не наблюдал.

– Заряжай бомбами! Огонь по мостику и верхней палубе, два залпа!

Корабль дважды окутался дымом. Когда он рассеялся, я увидел, что противник горит. Просмоленные доски горели чадным пламенем, и потушить их у тонущего судна возможности не было. Из-за корабля показалась ещё одна шлюпка, полная людей. На ней размахивали белым флагом.

– Ишь, проняло!

Я направил корабль навстречу шлюпке, пройдя метров семьдесят, остановился. У носовой пушки стояли двое матросов, целясь в приближающуюся шлюпку. Среди пассажиров шлюпки выделялись двое офицеров в позолоченных мундирах и шляпах с перьями. Вот вас-то мне и надо, голубчики.

– Офицеры – на борт, остальным сидеть в шлюпке. Если есть оружие, выкинуть за борт.

По шторм-трапу поднялись два лощёных офицера, с высокомерным выражением на лице остановились передо мной, протянули свои шпаги. По обычаям это являло официальную сдачу в плен.

– Какое судно?

– Фрегат «Санта». По какому праву вы потопили два французских судна, находясь в территориальных водах Франции?

– Я нахожусь здесь с любезного разрешения губернатора, месье де Кресси. А вот по какому праву вы напали на меня? Мы никого не трогали, пережидали шторм в бухте; это пиратское нападение, и я вправе поступить с вами, как и с остальным экипажем – по законам морского устава – то есть повесить на рее.

Офицеры побледнели.

– Вы не имеете права так с нами поступить, мы пленные, мы выкинули белый флаг.

– А затем обстреляли нас из пушек. Это подлость, господа.

Офицеры замялись.

– Мы так поступили по приказу губернатора, он велел утопить ваш корабль, не оставляя никого в живых.

– Вот как? – Я задумался. Коварный губернатор сначала милостиво разрешил посетить остров, открыть торговлю, затем послал за нами для слежки небольшое судёнышко, о котором мне докладывал боцман. А когда узнал, где мы стоим, послал суда французского короля, чтобы нас утопить. Подонок какой!

Вероятно, он был наслышан о том, что на островах пираты прятали свои клады, и нас определил как кладоискателей. Чего уж проще – дать нам время на поиски, затем взять на аборда, ж и денежки его. В крайнем случае, утопить на мелководье, где ныряльщики смогут затем поднять ценности. Рабов на плантациях хватало. Стоит поучить губернатора.

– Ладно, я не буду брать грех на душу, отпускаю вас, садитесь в шлюпку, остров рядом. Дня через четыре-пять доберётесь до города, зато живые, в отличие от ваших товарищей.

Офицеры спустились в шлюпку. В это время огонь на горящем и тонущем французском судне добрался до крюйт-камеры. Раздался оглушительный взрыв, корабль переломился пополам и почти сразу же затонул. Шлюпку сильно качнуло, перепуганные матросы схватились за борта. Даже до нас долетели горящие обломки судна, и я послал матросов осмотреть палубу – не занялось бы и у нас пламя.

Мы подошли ближе к берегу, сопровождая шлюпку. Дождавшись, когда люди выйдут на берег и отойдут от шлюпки, я приказал уничтожить её. Двумя выстрелами шлюпка была разбита. Пусть идут пешком. При счастливом стечении обстоятельств они на шлюпке могли быстро достичь Фор-де-Франса и предупредить губернатора, а так у нас гарантированно было несколько дней в запасе.

Мы развернулись и направились к югу острова. Когда вдали показался город, приблизились к берегу. Нашли маленькую бухточку, уткнулись носом в берег. Надо быть как можно незаметнее. Я приказал всем отдыхать, но с утра быть готовыми к выходу, огня не разводить, стараться ничем себя не выдавать.

Переоделся в старую матросскую одежду чёрного цвета, грязью вымазал лицо. Георгия оставил за старшего, наказав завтра утром подобрать меня на берегу у города. Взял пистолеты, метательные ножи, шпагу оставил – может греметь на коленях, выдаст в ненужный момент. Ещё во время захода в порт я присмотрелся – где стоит крепость, что защищает своими пушками город со стороны моря. Крепость была старой постройки – никак не меньше двух веков, камни обросли травой и кустарником, и я полагал, что смогу забраться по стене. Пока крепость стоит, и пушки в исправности, подойти к городку смертельно опасно. Пушки хоть и гладкоствольные, но в крепостях они всегда крупных калибров. Одного-двух попаданий хватит, чтобы отправить нас на дно.

Я шёл по лесу, не выпуская берег из виду, иначе в начинающихся сумерках мог и заблудиться. Нашёл тропку, по ней шагалось лучше и быстрее. Не доходя до города совсем немного, свернул с тропы и выбрался на берег. Крепость на берегу, и мне не следовало углубляться. Впереди показалась огромная тёмная масса – крепость! Теперь надо все делать осторожно и, главное – тихо.

Медленно я начал забираться на стену, пробуя руками и ногами прочность опоры. Сорваться в темноте вниз, на скалы – пара пустяков.

Вот и края стены. Я замер и прислушался. Метрах в десяти справа раздавался звук шагов, металлическое позвякивание – часовой. Стараясь не издать ни звука, спустился со стены на внутреннюю дорожку, вжался в угол. Хоть и темно, но часовой может увидеть, его глаза, как и мои, адаптировались к темноте. Часовой приближался. Я сжал метательный нож в руке, приготовясь к броску.

– Пьер, это ты? – раздалось сзади.

– Я, проклятый гасконец. Почему ты об этом спрашиваешь? Опять дрых на посту, да я тебя разбудил?

– Ах, оставь, Пьер, кому нужна эта служба. Уже лет пятьдесят никто на городок не нападал, пушки паутиной покрылись.