История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием ч. 2 - Дмитрий Чайка

Он же чудеса должен явить! Иначе все поймут, что самозванец он.

- Так он и явил, - хмуро посмотрел на нее король. – И будущее прорицает, и наложением рук исцелил многих.

- Неужто от самого Сатаны это? – в испуге открыли рты принцессы. – Ведь так даже святые епископы не могут!

- А от кого же еще? – уверил их король. – От нечистого его сила! Сам епископ Григорий так думает.Но самое страшное не это! Ему пожертвования возами везут, а он их бедным раздает! Ничего себе не взял!

- Спаси Христос! – в ужасе перекрестились сестры. – Такого даже святая Радегунда не делала! Это точно дьявольское наущение, чтобы еще больше людей прельстить! И что же с ним делать теперь?

- Да ничего! – махнул рукой король. – Зарубили его люди епископа Аврелия. Но до сих пор в него по всей Галлии веруют! А тут вы еще! Так что мне делать с вами?

- Я бы в монастырь вернулась, дядя, - робко сказала Базина. – Не по мне вольная жизнь. Матушка простит меня, если я покаюсь.

- Хорошо, - кивнул король, и посмотрел на Хродехильду. – А ты?

- Пока эта старая карга там, ноги моей в монастыре не будет! – упрямо посмотрела та в глаза королю.

- Тут недавно Ваддона убили, - внезапно сказал Гунтрамн. – Это референдарий Ригунты, который к Гундовальду примкнул потом. Я его сыновей казнил за разбой, а их виллу конфисковал. Думаю, тебе ее подарить. Денег тебе на безбедную жизнь хватит. И заканчивайте с бунтами, без вас забот много.

- Да, дядя, - склонилась Хродехильда. – Спасибо. Я о таком и мечтать не могла. Не получится из меня монашка.

- Идите с богом, - миролюбиво кивнул своим родственницам король. – Я все решу на днях. Ждите.

Глава 37

Год 6099 от Сотворения Мира (591 от Р.Х.). Мец. Австразия.

Брунгильда любовалась внуками, которые возились перед ней на бесценном ковре, привезенном из далекого Константинополя. Она была уже немолода, и иногда слышала за спиной обидное слово «старуха». Да, ее красота потускнела с годами, так ведь ей почти полсотни лет, и она давно стала бабушкой. Ее лицо прорезали морщины, заложив горькие складки на лбу и около рта. В волосах королевы змеились серебристые пряди, и лишь глаза по-прежнему были пронзительно голубыми, как в тот день, когда она приехала в эти неприветливые земли, покрытые густыми лесами.

- Теодорих, Теодеберт, не деритесь! Вы же братья! Вы должны вместе бить своих врагов.

Но мальчишки не слушались, и с упрямым сопением боролись на ковре. Теодеберт был старше и сильнее, но Теодорих рожден от законной жены. Матери понемногу раздували пламя вражды, и внуки Брунгильды с малых лет усвоили вкус к соперничеству. Теодеберт скоро уедет в Суассон, и станет королем там, в землях ненавистной Нейстрии. Пусть Фредегонда захлебнется своим ядом в бессильной злобе. Никто не сможет теперь помешать королеве восточных земель, даже коварный хитрец Гунтрамн, который столько лет указывал, что делать ей и ее сыну. Да только дни бургундского короля сочтены, она это знала точно. Мыслимо ли дело, седьмой десяток разменял! Да столько вообще не живут. Все те, кто начинал с ним, все его слуги, герцоги и графы давно уже в могиле. Второе, а то и третье поколение знати правит его землями. А он все живет. По слухам, уже и на коня с трудом залезает, и на охоте зверя бьет лишь тогда, когда тот уже и сам на последнем издыхании. А это верный знак, недолго ему осталось.

Брунгильда была на пике своей власти, и в Австразии не было больше силы, что могла бы противиться ее воле. Осужден и изгнан епископ Реймса Эгидий, верный пес Хильперика. Граф-конюший Суннегизил, который замышлял убийство ее сына, признался на пытке, что и покойного короля Нейстрии тоже убил он. Палачам пришлось постараться, но дело того стоило. Теперь на имени Брунгильды не было даже пятнышка. По странному стечению обстоятельств Суннегизил оказался человеком бургундского короля, и лишь по его просьбе был оставлен в живых. Королева крепко держала в руках все дипломатические нити западного мира. Юты и саксы из Британии вели все дела через ее канцелярию, а королева Кента, ее племянница(1), вовсю проповедовала католичество среди язычников огромного острова. Брунгильда не стала обострять отношения с готами Испании, простив им казнь матери, и получила спокойствие на южных границах. Второй поход в Италию, что затеял ее сын, снова с треском провалился. Огромная армия франков загнала лангобардов в крепости, но понесла огромные потери от дизентерии, эпидемия которой опустошала тот край. И, тем не менее, король Аутари согласился на ежегодную дань в двенадцать тысяч солидов. Ему показалось, что неугомонным франкам лучше заплатить, чем каждые два года воевать с ними. Брунгильда же, истощив силы австразийской знати в бессмысленных походах, получила мир в собственном королевстве. У герцогов больше не было сил бунтовать. А самые буйные из них и вовсе сложили свои головы в далекой Италии. Так, герцог Оллон, убивший в свое время Гундовальда, был пронзен дротиком, брошенным со стены крепости. Жаль Винтрион, который разгромил окрестности Меца, пока вел на войну свой сброд из Шампани, остался жив. Нашествие гуннов принесло меньше горя этой земле, чем поход собственной армии. Ну, так она ему этого никогда не забудет, и он заплатит за это достойную цену. Авары и славяне не беспокоили границ Австразии, их сдерживал воинственный баварский герцог Гарибальд. Мятеж принцесс-монахинь в Пуатье был подавлен, и в городе воцарился покой. Упрямая Хродехильда добилась того, чего хотела, и теперь наслаждалась жизнью в богатейшем имении, подаренном ей дядей. Цена ее спокойной жизни – разоренный монастырь, истерзанный бандитами город, десятки убитых и сотни ограбленных. И впрямь, Хродехильда оказалась истинным потомком великих королей. Она не стояла за ценой, когда хотела получить то, что считала своим. Прямо как ее дед Хлотарь.

И даже во Франкии все было спокойно. Фредегонда, что сидела в своем медвежьем углу, вела политику своего крошечного королевства с грацией рыночного мясника. В прошлом году она послала в Австразию две команды убийц по шесть человек каждая. Их схватили, пытали, и, искалечив, отпустили домой. Брунгильда снова посмеялась над соперницей, а ее сын