Врачебная тайна - Галина Романова

– Таких мотивов, Толян, у нас у каждого по три десятка, – встряхнул себя от преждевременной хандры Алексей. – Нахамил нам кто-то в очереди, в метро – уже мотив. Обсчитали – тоже. Послали на хрен – убить готовы. А уж про больницу вообще разговор отдельный. Там у девяти из десяти пациентов мотивы для мести имеются.

Каверин долго не отзывался, рассматривая мозаичную плитку на рабочей стороне зайцевской кухни. Несколько раз косился на собаку, но та его настырно обходила вниманием. А когда он подумал, было, потрепать ее меж ушей, предупредительно зарычала. Потом Толик глянул на ящик с пивом, откуда они только по две бутылки и выпили. Буркнул что-то про то, что ему теперь и выпить стало не с кем, друг обуржуазился совершенно, пить по-человечески не желает. Ветчину под пиво стал предпочитать вместо воблы.

Ну, это он так уже, придирался от беспомощности. И сам это понимал прекрасно, но поворчать-то надо было.

– Ладно, проехали, – закончил он свое ворчание и полез к раковине руки мыть с мылом. – Ну ты-то, Леш, ты-то что думаешь обо всем этом?

– Я?

Алексей опустил глаза, потому что Каверин быстро глянул на него от раковины, поймал его мятущийся взгляд и сразу все понял.

– Не станешь ты мне ее сдавать, понятно. Я и не требую. И я помню, что ты мой друг, Леха. – Толик перекрыл воду, вытер руки полотенцем, встал к раковине спиной, но за стол не вернулся. – Поэтому… Поэтому в обмен за мое искреннее дружеское к тебе расположение требую полной откровенности.

– Оп-па! – Зайцев всплеснул руками. – Не требую, говорит он! И тут же требует полной откровенности!

– Я не требую сдавать твою Свету с потрохами. Я просто хочу знать, что ты обо всем этом думаешь, Леха. Ты же… – Толик пригладил рукой растрепавшиеся седые вихры. Глянул на него твердо, трезво. – Ты же не стал бы у себя прятать убийцу, брат. Я это понимаю. Но ты и не имеешь ни единой зацепки, чтобы ей помочь. Я прав? Прав, можешь башку свою не опускать. Может, давай зацепки-то вместе искать станем, а?

– Как?

– Для начала скажи мне, брат, что эти двое делали возле больницы в тот день?

– Наблюдали, – признался со вздохом Алексей.

– За кем? – Каверин встал в стойку, крылья носа раздулись, губы побелели. – За доктором?! За погибшим доктором?!

– И за ним тоже, Толь.

– Ну, вот видишь, а ты!!! – взвыл друг и заметался по просторной кухне Зайцева. – Кто еще? Кто следующий?!

– Скажешь тоже – следующий.

Зайцев неуверенно улыбнулся, но его передернуло.

А что, если…

А что, если Света не так уж невинна?! Что, если эта парочка не успокоится и продолжит акт отмщения?! И к нему она явилась не просто так. И исчезла не так просто. Что, если эти двое все время водили и водят его за нос, зная прекрасно, что он видел их план мероприятий?! И чтобы снять с себя подозрения, Света явилась к нему побитой и поникшей, призналась в неучастии и в незнании, тем самым снискала в его лице поддержку и…

– Ну нет! – замотал он головой, и собака у его ног тоже лобастой башкой замотала, уши разлетелись в стороны, как лопасти пропеллера. – Ну нет же, Толик!!! Она… Она не могла!!!

– Дурак ты, Леха! – заорал на него друг и кулаками сжал себе виски. – Как ты не понимаешь, у нее погибла сестра!!! Это можно простить тому, из-за кого это случилось?! Родная, любимая, молодая, красивая, которой бы жить и жить! Она погибла! Это можно простить?! Погибла страшно, в петле.

– А сама хоть, установили?

Зайцев скорчился на стуле, сложив локти на коленках, смотреть в лицо другу было стыдно. Тот говорил правильные вещи, если что. Трезвые, адекватные, не подпитанные эмоциональной слабостью, в которой бултыхался теперь Зайцев.

– Кто же станет устанавливать, дурак, что ли? – изумился Каверин.

Нагнулся над ящиком с пивом, ловко выдернул пару бутылок за горлышки из ячеек, с грохотом поставил на стол. И игнорируя протестующий возглас друга, наполнил до краев оба бокала.

– У тебя сейчас все горит внутри, вот и заливай, брат, туши пожар, – высказался Толик, что опять-таки не было лишено резона. – Мы с тобой сейчас говорим пока, пьем, спорим. Потом рисовать станем.

– Что рисовать? – Он встал со стула, нырнул в холодильник, достал банку шпрот, селедку копченую в вакуумной упаковке, начал открывать, нарезать.

– Схему рисовать станем. Схему лиц, задействованных в этой шараде. Вот, убей меня, кто-то водит нас с тобой ловко за нос. И тебя, и меня…

Признался. Признался все же, не выдержал натиска, Зайцев Каверину в том, что видел план на столе в квартире Светы Свиридовой. Ожидал, что тот бушевать станет, но Толик неожиданно спокойно воспринял это известие.

– Я и без этого знал, что парочка мутная.

Потом рассказал ему Зайцев о клиентке своей, страдающей то ли паранойей, то ли чрезвычайно изощренным мышлением.

– Думаешь, что она муженька того? – фыркнул недоверчиво Толик, обсасывая селедочные ребрышки.

– Не исключаю такой возможности.

– А я исключаю. У мужика рак был последней стадии, эксперты дали заключение. Ему и оставалось-то всего ничего. На кой черт ей так рисковать?

Зайцев пожал плечами и промолчал. А про себя подумал, что нетерпение и нежелание возиться с больным мужем могли запросто подстегнуть Аллу Ивановну Босову к радикальным мерам.

– А на ком было имущество? – решил он уточнить.

– На нем, на детском враче. Она ничего не имела, он пригрел девчонку, кажется, еще в студенчестве.

– Вот! – поднял Зайцев руку с вилкой, на которой повисла шпротина. – Муженек-то пока умирал, мог какое угодно завещание состряпать. Сейчас-то его не обнаружилось, нет?

– Не знаю, – признался Толик и покосился на Зайцева с неудовольствием. – Пока не всплыло.

– И не всплывет, поверь! Нет, без нее тут точно не обошлось, – с возрастающей надеждой проговорил Алексей. – Вот чую я, что хочешь делай, чую, что Света не могла.

– Что не могла?! – Толик с силой грохнул кулаком по столу. – Что не могла-то? Хладнокровно человека убить?

– Да.

– Так ее в этом никто и не обвиняет, милай!

– А в чем ты ее пытаешься обвинить? В соучастии? – огрызнулся Зайцев.

И с тоской глянул на собаку, та попыталась улыбнуться ему, чтобы поддержать, но не вышло ничего, кроме жалкого оскала. И ей не радовалось без Светы.

– Не в соучастии, нет. – Каверин тяжело глянул на него, неуверенно потянулся к очередной порции пива. – Я думаю, что она и была мозговым центром, Леха.

– Организация??? – ахнул тот.

– Именно! На работе у этого Быкова был? Был! С сослуживцами говорил? Говорил! – Нетвердой рукой Толик начал наливать, пенная шапка медленно поднималась к кромке его бокала. – Все характеризуют его как хорошего, старательного, исполнительного. Сечешь, куда я клоню?

– Нет, – настырничал Зайцев и бокал свой отодвинул.

Не станет он больше пить за упокой своих чувств к Светке. Не станет. Радоваться ему нечему.

– Исполнительного, Леха! – Каверин глянул на него, как на остолопа. – Он исполнитель, не более, Леха! И мозги у него работают, как у исполнителя. Это все его коллеги утверждают. Директор даже признался, что давно бы поставил Игоря начальником отдела, если бы не его пассивность в вопросе принятия решений. Он не мог все это придумать, брат! Не мог в силу своей исполнительской сущности.

– Думаешь, она?! – с упавшим сердцем спросил Зайцев, глянул на мобильник, лежавший слева на столе. – Даже не позвонила ни разу.

– Вот! А я о чем?! И следы путала!

– Как? Как, кстати, ты ее потерял?

Оказалось, что Света вышла из дома почти сразу после того, как Каверин безуспешно пытался попасть к другу в квартиру. Он долго звонил по домашнему, потом в дверь, никто не открыл. Но свет-то в прихожей горел! А потом каким-то чудом выключился! Он затих в машине и стал ждать. Сам не знал чего, но ждал. И Света вышла из подъезда, может, минут через десять после его названиваний. С сумкой дамской и пакетом.

– Пакет был пустой?

– Да. Она им размахивала, как флагом.

Потом она пошла на стоянку такси, взяла машину и поехала в центр.

– Ясно, чтобы потеряться! – злился Толик.

– А может, она ко мне ехала в офис? – предположил Алексей, снова обругав себя за то, что не ответил толком на ее звонок.

Эту идею Каверин отверг. Он твердо стоял на том, что Света путала следы.

– С чего тогда она вошла в булочную и пропала, а? – Громадным звучным глотком Толик немного притушил свое негодование, вытер рот от пены и снова завопил: – Булочная на одну кассу, представляешь? С одним центральным входом!

– Ты и расслабился?

– Ну!

Он вообще-то не очень долго расслаблялся. Минут пять он наблюдал за дверью, потом пошел внутрь. А там, кроме кассира, продавца за прилавком и трех покупателей, никого больше. И на вопрос про красивую девушку в милой белой шапочке, которая только что вошла сюда, сотрудники магазина ему ответили, что девушка попросила вывести ее через служебный вход, поскольку кто-то ее преследует. И она будто даже на их глазах милицию вызывала. И номер машины преследователя диктовала.