Святое дело - Михаил Серегин

Вовчик буквально каменел на глазах, и отец Василий внезапно осознал, что затронул в его душе что-то очень важное, возможно, такое, что и не предназначается для чужих ушей.

– Ладно, извини, Володя, – сдал он на попятный.

Вовчик дернул губами, словно хотел что-то сказать, затем его лицо стало каким-то по-детски обиженным, он резко развернулся и, закидывая протез, стремительно вышел из бухгалтерии.

«Надо же... – подивился священник. – Давненько я такой реакции ни от кого не видел... Странно!..»

* * *

Через два дня Ольга сообщила мужу, что сына Анзора выпустили из фильтра. Священник охнул, подхватился и помчался в шашлычную. Нельзя сказать, что он эти два дня не занимался судьбой Артура, но и сказать, что полноценно занимался, он, положа руку на сердце, не мог. Потому что он не узнал о судьбе Артура ровным счетом ни-че-го. Он не смог даже пробиться к начальству зашифрованного под сложной литерой фильтра. А в том, что Артур где-то там, священник был абсолютно уверен. Потому что только на фильтре человек мог исчезнуть вот так, бесследно.

Он быстро прошел до шашлычной, но Анзора там не было.

– Он домой как уехал, так и не появлялся, – сообщила официантка с усталым, обветренным лицом.

Священник кивнул и помчался назад – чтобы добраться до района, где живет вместе со своим огромным семейством Анзор, нужно было заводить машину.

* * *

Лишь через долгие полчаса отец Василий смог увидеть и шашлычника, и его сына. Артур был бледен, но достаточно подвижен и только при ходьбе немного берег ногу.

– Как вам удалось?! – выдохнул священник, зная, как непросто выбраться, если на тебя начали планомерно и профессионально вешать дело.

– Мне Бачурин помог, – тоненько сказал Артур.

Отец Василий похолодел. Он ни черта не понимал!

– Что, так просто взял и вытащил тебя оттуда?

– Нет, – покачал головой Артур. – Он меня с условием вытащил.

– Каким?! – дружно выдохнули Анзор и поп.

– Что не буду участвовать в районных группировках, – улыбнулся мальчишка. – А мне-то что? Я и не участвовал в них никогда. Бумагу подписал, и отпустили.

Священник сглотнул. Насколько он знал Бачу, этот пройдоха ничего зазря не делает, а значит, есть в этом показном «альтруизме» какой-то тонкий сатанинский расчет!

– А как же он с ментами договорился? – нервно проронил он скорее для себя, чем для Артура, но пацан ответил:

– Я не знаю, но мне кажется, что его на фильтре уважают.

«Этого мне еще не хватало! – мысленно охнул священник. – Его и на фильтре уважают!» Каким образом Бача пустил настолько глубокие корни, что его зауважали даже на фильтре, священник не представлял категорически.

Он еще немного посидел рядом с начавшим клевать носом Артуром и его счастливым, утирающим слезы облегчения отцом и побрел к машине. Получалось так, что Бача слово держит, и забирает у «чеченцев» только тех, кто подписался не участвовать в группировках. Теоретически это означало, что все, кого вытащил и еще вытащит Бачурин, от межрайонных разборок отойдут.

Священник абсолютно не понимал, ни как на это пошли заезжие менты, ни что Бача собирается делать дальше. Не думает же он в самом деле пропустить весь город через фильтр только для того, чтобы взять с пацанов подписку о неучастии в группировках? Вообще-то, задумано неплохо: в Усть-Кудеяре слово привыкли держать, и, если человек подписался на что-то, это надолго.

Но отец Василий знал, обязательно найдутся те, кто не подпишет ничего. И они будут бузить. Обязательно будут. Едва только выйдут. Как в таком случае Бачурин отчитается перед Карнауховым, отец Василий не понимал. Тут следовало с кем-нибудь посоветоваться.

Он проехал до районной больницы, заглянул в первый корпус, но Кости там не обнаружил. Тогда он прошел в приемную, и здесь узнал, что Константин Иванович после ряда ответственных операций отдыхает дома с отключенным телефоном и просил его не беспокоить. «А вот хрен тебе, не беспокоить! – не согласился с такой установкой отец Василий. – В самый переломный момент, и отдыхать решил! Пьет небось, скотина!»

Он забрался в свой «жигуленок» и вскоре оказался на мосту через овраг, затем проехал к краю Шанхая, туда, где и стоял великолепный и по замыслу и по исполнению Костин коттедж.

– Открывай, вахлак! Свои пришли! – замолотил отец Василий в резную дубовую дверь. Прислушался и постучал еще. Но лишь после долгих пяти или семи минут беспрерывного стука услышал шуршание домашних тапочек по паркету.

– А-а... Мишаня, – открыл дверь Костя. – Заходи.

Он был трезв и заспан.

– А я отдохнуть решил, – продолжил главврач. – А то сил никаких уже не осталось...

– Я к тебе с разговором, – прервал его священник.

– Вижу, – равнодушно кивнул Костя. – Но только знаешь что, раз уж ты меня все равно разбудил, давай мы с тобой на базар сходим, а то у меня в доме шаром покати... А по дороге и поговорим.

Отец Василий развел руками, базар так базар; дождался, когда Костя оденется, и вышел вместе с другом на улицу.

– Ты знаешь, что Бачурин с ментами договорился? – сразу начал он.

– Слышал...

– А что он уже первых пацанов из фильтра вытащил, знаешь?

– Ну что сказать? Молодец.

– И ты веришь, что ему удастся остановить разборки?

– Честно говоря, слабо, – покачал головой Костя. – Но пусть попробует мужик. Лучше так, чем никак.

Они вышли за узорчатую металлическую калитку и оказались на пропыленной шанхайской улице.

– Знаешь, Миша, – продолжил Костя. – Бачурин, как я понял, не дурак, и, если он даже и не остановит уличное насилие, в свою пользу он это дело так и так повернет.

– Вопрос, как? – согласился отец Василий. – Что ему надо? Зачем такая инициативность? С чего бы?

– А тебе не все равно? – устало усмехнулся Костя. – Понимаешь, Миша, я так вижу, у нас в городе совсем другие игры пошли. И ни ты, ни я ничего здесь не поделаем.

Священник вздохнул, это он и сам видел. Но он хотел понимать, что происходит, а не прятать голову в песок, как это только что попытался сделать главврач.

– Я уже когда начал пропуск на фильтр выбивать, понял, что здесь совсем иные силы задействованы, – тихо произнес Костя. – Не местные, понимаешь ли, совсем не местные... Все это кому-то наверху очень нужно. Ты хоть представляешь, КТО может подобное подразделение своей властью прислать?

Священник отрицательно мотнул головой. Он не знал.

– И я не представляю. Но думаю, не ниже областного уровня.

Так, переговариваясь, возражая и соглашаясь, друзья помаленьку дошли до шанхайского базарчика, и Костя принялся выбирать зелень, мясо и что-нибудь на десерт. Главврач окончательно проснулся, расходился и начал излагать свою путаную и не слишком патриотичную теорию о менталитете российской власти.

– Знаешь, Мишаня, – деловито перебирая куски парной свинины, щурил он глаза. – Российский политик подобен кукушонку: пока он еще не вылупился из яйца и лежит себе в народном гнезде, то и не отличишь от остальных, и цвет, и крап вроде как народный... Но не приведи господь, он вылупится и наберет силу – пиши пропало! Все пропитание, все блага – только ему. А почему? А потому что и кричит громче остальных, особенно о том, как его обидели, и размером как бы покрупнее, трудно, знаешь ли, не заметить сей вопль... Черт!

Костя охлопал себя по карманам.

– Кошелек пропал...

– Ты все проверил? – встревожился священник. – Может, на прилавке оставил?

– Да какой там прилавок? Вот только что в карман сунул!

Отец Василий огляделся по сторонам и вдруг увидел, как стоявший неподалеку мальчонка лет восьми подбежал к парню постарше и что-то ему шепнул. Старший кивнул и махнул рукой кому-то отсюда невидимому.

«Вот, блин! – ругнулся отец Василий. – Этого нам еще не хватало!»

Своих базарных воров в Усть-Кудеяре никогда не было. Потому что примечали их мгновенно, отлавливали быстро и учили жестоко. Поэтому в каждый базарный день на рынке промышляли вытесненные из областного центра не слишком удачливые «дома» гастролеры. Некоторых и здесь ловили и достаточно быстро сажали. Однако большая часть уезжала домой с достаточным уловом, чтобы приехать еще раз недельки через две-три, так, чтобы их лица не примелькались. Но дети в таком участвовали в первый раз!

– Ай-я-яй! – сокрушался Костя. – Как же так?!

Отец Василий насупился, дернул врача за рукав и кивнул на пацанов. Костя тоже озадаченно уставился на отроков. По тому, как время от времени они кидали в сторону Кости вороватые взгляды, было ясно – отношение к краже они имеют. Но вели себя при этом пацаны крайне странно: не пытались ни бежать, ни строить из себя посторонних лиц. Где-то отец Василий об этом читал. Дети воруют, потом передают взрослым, и ищи-свищи ветра в поле... не докажешь ни хрена. А если и докажешь, то не посадишь.

Вокруг пошло какое-то движение. Священник неодобрительно огляделся и увидел, что они буквально окружены озабоченно шныряющими подростками. Вот один тронул за рукав зрелого, солидного мужчину, пробующего творог, и тогда остальные, стаей разъяренных воробьев, окружили мужика со всех сторон.