Отдаленные последствия. Иракская сага - Данил Корецкий

— Что-то увидел, сучонок, да? — приблизился к нему Санчес и взялся за кобуру. — Появились вопросы?

На какое-то мгновение улыбка стала еще шире, но тут же, почуяв исходящую от солдата злобу, подросток спрятал ее, стушевался и, несмотря на то что лицом был похож на черный солдатский ботинок, умудрился даже как-то побледнеть. Он отступил на шаг, и те, что стояли рядом с ним, тоже молча подались назад.

— Сержант, успокойтесь, — прогудел сверху голос Палмана.

Лейтенант сидел на башне танка, положив ногу на ногу. Механик-водитель Барт сидел пониже — на гусенице и тоже наблюдал. Прямо театр какой-то устроили эти танкисты!

— А я ничего, — медленно произнес Санчес, не выпуская из поля зрения мальчишку. — Я ничего…

Вдруг в глубине толпы послышался шум, она зашевелилась, стала расслаиваться, как поверхность воды, под которой движется к берегу большая рыба. Санчес напрягся. Потеснив передние ряды, к «нейтральной полосе» бочком, один за другим, вышли двое мужчин. Один был одет как воин, в кожаном панцире и шлеме, другой — старик в длинном стеганом халате, довольно замызганном, и войлочной шапке. На палке, продетой через кольцо, они вынесли большой дымящийся котел, наполненный рисом и мясом, и поставили перед строем пехотинцев.

От котла шел пряный аромат, возбуждающий все клетки организма. Тот, что в халате, взял из котла щепотку риса, положил в рот, пожевал и сделал приглашающий жест рукой: «Угощайтесь!»

— А как у вас насчет стаканчика «Джим Бима», мистер? — громко поинтересовался Джелли.

Кто-то в толпе коротко рассмеялся.

— А гашишу не хочешь? — ответил с другого конца цепи Салливан.

Морпехи расслабились, цепь утратила первоначальные очертания, сбиваясь поближе к котлу. Дело, в общем, обычное, по дороге от залива они не раз столовались в иракских деревнях, порой даже не спрашивая позволения хозяев. А тут вроде как сами приглашают… Прикквистер, словно пес, почуявший мясо, быстро слез с бронетранспортера.

— Ну что, дружище, — он толкнул Крейча в могучее плечо, — кто тут крайний? Или мне как самому худому без очереди?

— Куда прешь, матрос! — крикнул Санчес.

Прикквистер оглянулся на него и отпрянул. Санчес был вне себя, его лицо пошло красными пятнами, глаза превратились в щелки.

— Сохранять строй! Все по своим местам!

Растолкав Хэкмана и Крейча, он подошел к котлу, и всем показалось, что сейчас он или плюнет туда или пнет его ногой, рассыпая рис по земле. Но тут опять раздался неторопливый голос Палмана:

— Спокойно, сержант! Все нормально! Не кипятитесь…

Лейтенант спрыгнул с танка, встал рядом с Санчесом, зачерпнул пальцами рис, попробовал. Одобрительно кивнул старику в халате и, повернувшись к морпехам, сказал:

— Вполне съедобно! Миллер, организуйте раздачу плова, чтобы без шума и толкотни. Кстати, распакуйте ящик с шоколадом, угостите местных в ответ.

В этот момент со стороны дворца отчетливо донесся звук выстрела.

* * *

Вспыхнули факелы, и Мако понял, что они находятся в огромном зале, невидимый потолок которого теряется высоко во мраке, а здесь, внизу, яростно сияют золото и бирюза, камни и цветное стекло, пляшут немыслимые узоры — было трудно на чем-то сосредоточиться, хотя бы даже просто охватить взглядом и умом геометрию помещения.

Пока Мако вертел головой, вдалеке — видимо, в противоположном конце зала, — зазвучал надтреснутый голос Бен-Баруха, который, распевно подвывая, произнес несколько фраз и умолк. Раздался удар гонга, вязкий звук протяжно вибрировал в полумраке. В середину залы выступили вооруженные воины. Они быстро разбились на две шеренги, развернулись лицом друг к другу, и выстроили живой коридор, ведущий от места, где стояли Мако, Фолз, Макфлай и Ахмед, куда-то в бесконечность.

— Насколько я понимаю, нас приглашают пройти, — сказал Макфлай, полностью взявший на себя функции гида и переводчика. Он показал головой на импровизированный коридор. — Это формула уважения. Вы первый, капитан.

Мако осмотрел строй. Отборные воины с круглыми щитами, в узорчатых поножах и наручах, кольчугах и шлемах, с саблями у пояса и копьями в руках, они замерли, как статуи, высоко подняв головы и уставившись невидящими глазами на сотоварища, стоящего напротив. Дворцовая гвардия. Когда гости будут проходить между ними, гвардейцы смогут легко порубить их в капусту

— Если где-то там окажется Саддам в чалме и с ятаганом, я ни хрена не удивлюсь, — произнес за его спиной Фолз.

— Почему Саддам? — всполошился Ахмед. — Не надо Саддам, я не хочу!

Мако вопросительно посмотрел на профессора.

— И куда мы придем?

— Но вы же хотели встретиться с самым главным, — сказал тот негромко. — Я думаю, что самый главный — там.

— А шампанское где? А красная ковровая дорожка? — спросил Мако и, сунув руку в карман, зажал в кулаке ребристое тело гранаты.

Он пошел первым, твердо ступая по плитам из розоватого полупрозрачного камня. Следом, вцепившись в винтовку, двинулся изрядно напряженный Фолз, потом оживленно-беспечный Макфлай, замыкал шествие сосредоточенный Ахмед. Строй не шелохнулся, окаменевшие гвардейцы продолжали невидяще пялиться перед собой, матово отблескивали кольчуги. Создавалось полное впечатление, что они идут по железному коридору.

Маккойн был выше всех этих воинов, поэтому мог поверх их голов рассмотреть окружающую обстановку. Ну, что… В общем, они попали в сказку «Тысячи и одной ночи» — никакого более оригинального сравнения в голову не пришло. Однажды он побывал в королевском дворце «Тре Кронур» в Стокгольме, в богатом, благополучном до оскомины Стокгольме, — там его удивили фальшивые мрамор и позолота на стенах Рыцарского зала, нанесенные краской по обычным деревянным панелям… Причем сам шведский король Густав, как оказалось, в восторге от такого экономного и рачительного подхода.

Ну а здесь, в какой-то сраной крепости, затерянной в глуши небогатой ближневосточной страны, все было совершенно иначе. Пол из розового кварца с желтыми металлическими прожилками — после золотой сабли и чаши для омовения Маккойн не сильно удивился бы, если б оказалось, что это тоже чистое золото; на стенах — бесшовная плитка из природной бирюзы, причем каждый квадратный сантиметр покрыт тончайшей резьбой, — по-видимому, арабскими буквами. Капитан сразу представил себе безумца, который вздумал увековечить здесь в единственном экземпляре некий романище объемом с «Сагу о Форсайтах». Впрочем, к чему им Форсайты, когда есть Коран?

На уровне человеческого роста плитку отбивали желтые, опять-таки металлические карнизы, над которыми таинственно блестели в свете факелов мозаичные панно, изображавшие зверей, птиц и рыб в старинной арабской манере. Высокие оконные проемы наглухо закрывали тяжелые парчовые занавеси. И что удивительно: здесь не чувствовалось духоты, напротив — довольно сильно сквозило. Неужели такие мощные кондиционеры?

В общем, было очень пестро, ярко, богато и по-варварски красиво, как если бы коза ностра хорошенько отмыла здесь миллиард-другой своих наркодолларов. Откуда такие деньги в нищем Ираке? Может, Фолз попал в точку, и это действительно загородный дворец Саддама Хусейна?!

Маккойн оглянулся на остальных.

— Богато живут айраки! — воскликнул Фолз.

— Очень точно реконструированы покои средневековых халифов, — сообщил Макфлай. — Совершенно не понимаю, как им это удалось…

Живой коридор заканчивался, и в конце его Мако увидел низкий пурпурный диван с высокой золоченой спинкой, на котором сидел, подобрав под себя ноги в сафьяновых остроконечных сапожках, бородатый мужчина в расшитом золотом халате и зеленой парчовой чалме с огромным рубином во лбу. Он был грузен и явно привык повелевать, в окладистой бороде пробивалась седина, глаза навыкате, с набрякшими под ними темными мешками. На Саддама Хусейна, во всяком случае, он похож не был.

Бородатый хозяин роскошного дворца изумленно вертел в руках простреленный шлем, и, хотя пытался сохранять властную невозмутимость, это у него плохо получалось. Рядом стоял Бен-Барух, а вокруг — четверо гвардейцев с приставленными к ноге копьями и закрывающими грудь круглыми щитами. В стороне, за низким столиком, сидел маленький сухонький человечек в черном халате и черном, украшенном серебряными звездами колпаке. В руке он держал что-то похожее на ручку, нацеленную на какой-то свиток, и внимательно смотрел на хозяина, ожидая то ли слова, то ли жеста, то ли другого приказа.

При приближении гостей, два воина шагнули вперед и остановились, пристукнув копьями по полу и обозначив, таким образом, линию на которой гостям следовало остановиться. Что понятливый Маккойн и сделал.

Мужчина на троне отложил шлем и, не меняя выражения лица, произнес несколько слов. Мако оглянулся на профессора. Тот бочком вышел из-за его плеча и несколько секунд довольно беспардонно разглядывал сидящего. Потом спохватился и сказал: