Ледяная арфа гангаридов - Вадим Арчер

– Ой, дедуля, какую ты сделал! – Лувинда выхватила корзину у него из рук. – Давай не будем ее продавать – я возьму ее себе вместо старой.

– Понравилась? – усмехнулся Рох. – А ведь ее он сделал. – Он кивнул на Гэтана у калитки, пошатывающегося под тяжестью ведра с водой. – Хлипкий парень, но пальцы-то какие сноровистые.

Вслед за Гэтаном в калитку протиснулся пес Тапок, с первого дня не отходивший от нового жильца. Гэтан подошел и с заметным облегчением поставил ведро на землю.

– Чем ты его приворожил? – спросил старик. – Так все время за тобой и ходит. Ладно бы гладил или по имени называл – а то молчишь все время, а он все равно около тебя вертится.

Гэтан улыбнулся и пожал плечами, взглянув на пса. Тот вильнул хвостом в ответ.

– Тапуля, иди сюда, – позвала Лувинда. Когда пес подошел, она обняла его за шею, запустив руки в густую шерсть. – Присматривает, наверное – все-таки новый человек в доме. Умница Тапа, умница.

Она взяла ведро и пошла разводить мучную болтушку для поросенка. Гэтан сел на скамью и начал следующую корзину. Старый Рох скосил глаза на его руки – пальцы Гэтана то сновали между прутьями основы, укладывая рядок за рядком, то тянулись в кучу лежащих рядом прутьев, наощупь выбирая самый подходящий. Гэтан не замечал его взгляда – он так увлекался работой, что порой даже не слышал, как к нему обращаются. Вдруг он вздрогнул и сунул палец в рот.

– Что там у тебя? – спросил старик, невольно выдавая, что наблюдал за ним.

– Да так… – пробормотал Гэтан. – Мозоль лопнула.

Рох взял Гэтана за руку и повернул ее ладонью к себе. До чего же мягкая у этого парня на руках кожа – как у девчонки. Нет, даже мягче. Разве сравнишь эти руки хотя бы с крепкими, трудовыми руками Лувинды – они никогда не знали тяжелой работы. Теперь на этой младенчески-нежной коже красовались прозрачные, а кое-где и красные волдыри мозолей. Старик хотел было презрительно сплюнуть, но, вспомнив сделанные Гэтаном корзины, передумал.

– Ладно, кончай на сегодня, – сказал он, отпуская руку Гэтана. – А то всю работу кровью перемажешь.

Гэтан послушно отложил начатую корзину и снова стал зализывать палец.

– Ничего, еще огрубеют, – утешил его Рох. – Посиди тут, расскажи что-нибудь, чтобы веселее работалось.

– Я не умею рассказывать.

Старый Рох уже знал, что из Гэтана слова не вытянешь. Тот ничего не скрывал, но все на вопросы отвечал односложно. Узнав, что Гэтан – сын придворного мага, Рох так до конца и не поверил в это. В его представлении о жизни считалось, что придворные должны быть богатыми, а богатые должны быть важными и заносчивыми. Этот парнишка выглядел слишком обыкновенным, если не считать его рук и того, что он казался значительно моложе своих неполных двадцати лет. Сам Рох таким был лет в шестнадцать – нет, таким он не был и в шестнадцать. В эти годы он уже колачивал ровесников, да и парням постарше от него доставалось – не зря заслужил свое прозвище – и вовсю прижимал соседских девчонок. Да, он умел постоять за себя, не то, что этот тихоня… и слова поперек не скажет, и на Лувинду не заглядывается, а ведь девка видная. Нет, таким старый Рох не был никогда.

Рох мало расспрашивал Гэтана – какой интерес вести беседу, которая сама не льется? Однако, тот умел слушать, поэтому старик, начав разговор с расспросов, мало-помалу втягивался в долгие рассказы о своем прошлом. Как и любому старику, ему было приятнее рассказывать о собственной жизни, чем слушать о чужой.

– Ладно, сиди так, – разрешил он. – Ничего, дня за два заживет. Мои-то руки давно привычные – пятнадцатый год плету корзины, с тех пор, как поселился здесь.

– Разве это не ваш родной дом? – спросил Гэтан.

– Нет, это родной дом зятя. Сам я родился в Сейте, на окраине. Почитай, та же деревня – поле было у родителей, скотина. Сейчас там брат живет, в родительском доме. А у меня вот – до седых волос не было ни кола ни двора.

– Где же вы жили? – Гэтан чувствовал, каких вопросов ждет от него старик, и задавал их для поддержания беседы.

– Я был моложе тебя, когда ушел из дома, – в голосе Роха прозвучало превосходство. – К нам в Сейт тогда приезжал вербовщик от Дакана, тогдашнего хар-наирского правителя. Он набирал наемников в войско – так я одним из первых записался. Тридцать лет с хвостиком прослужил, пока стар не стал. Семьи, можно сказать, не было – перед отъездом на соседской девке женился, чтобы свой грех покрыть, а после раз в год, в два бывал у нее наездом. Троих детей прижили, а там она померла, когда хворь ходила. Остались два сына и дочь, их тесть с тещей воспитывали. Один сын, старший, тоже служил наемником – под Ар-Бейтом погиб, вместе с зятем – а второй до сих пор живет в Сейте. Как еду продавать корзины, у него останавливаюсь.

– А почему вы у него не живете?

– Там сын – хозяин, а здесь я сам себе хозяин. Не привык я к чужой воле. После ар-бейтской битвы я ушел со службы – зять тогда погиб, а дочь с Лувиндой одна осталась, ну, я и поселился с ними. Дочь три года как померла – зимой простыла. С тех пор мы вдвоем и живем. Я корзины плету, Луви хозяйство ведет – ничего, жить можно.

Гэтан уже успел заметить, что Лувинда с утра до вечера возится с хозяйственными делами. Старик выполнял только ту работу, которую считал мужской, но такой работы было мало. Он либо плел корзины, либо дремал на кровати в сенях, поэтому девушка постоянно заставляла Гэтана помогать ей по хозяйству. Сейчас она вынесла из дома горячую мучную болтушку для поросенка, заправленную помоями с кухни, и, увидев, что Гэтан сидит без дела, поставила ведро перед ним.

– Вот, возьми, – подала она ему палку. – Все равно бездельничаешь – помешивай помои, чтобы скорее остыли, пока я загоню скотину.

Гэтан поставил ведро между ног и стал размешивать горячую жижу, одновременно слушая рассказы деда о сейтской родне и глядя, как девушка загоняет скотину. Сначала она завела в сарай мерина, затем, чередуя уговоры с длинной хворостиной, загнала в хлев обеих коз, упрямых и бодливых тварей. Последним она привела поросенка, подманивая его хлебной корочкой. Тот уткнулся рылом в пустое корыто и недовольно хрюкнул.

– Гэтан, помои остыли? – крикнула Лувинда от корыта.

– Нет еще.

– Ладно, лей сюда, здесь быстрее остынет. – Она присела рядом с корытом и обняла кабанчика за шею. – Я подержу поросенка.

Гэтан взял ведро, подошел к корыту и вылил туда помои. Лувинда стала почесывать поросенка за ухом, приговаривая: «хороший мальчик, хороший». Кабанчик зажмурился от удовольствия, забыв про еду.

– Размешивай, размешивай, – кивнула она на корыто Гэтану. – Если он сожжет себе рот, то хуже есть будет, а он ведь толстеть должен, славный мальчик, – последние слова были обращены уже к поросенку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});