Дорога к небу - Сергей Тюленев

Не отвечая, внук поднялся, ёрзая попкой, удобно разместился на его бедре, обхватил своими маленькими ручками его большое тело, положил голову на грудь и скомандовал:

– Давай!

– Много, много лет тому назад на Землю прилетел космический корабль…

И Глеб стал рассказывать сказку о Пеликене и маленьком мамонтёнке.

– Это я знаю! – перебил его через несколько минут Франсуа. – Мама читает мне её перед сном. Другое давай! Тайну! – Он немного запрокинул голову назад, внимательно посмотрел на деда и, словно ещё раз проверяя свои мысли, произнес: – Да! Глеб положил на песок пустую бутылку, бережно прижал к себе Франсуа, посмотрел на опять задремавшего Филиппка, улыбнулся состоянию своего счастья, поднял глаза к небу, глубоко вздохнул и начал следующий рассказ.

– Бог, создав людей думающими, наделил нас возможностью развиваться. Открывая перед нами одну тайну за другой, он позволяет находить ответы на вопросы о сотворении мира. Накопленные поколениями знания и опыт являются ступеньками, поднимаясь по которым, мы можем увидеть доселе необъяснимые и загадочные явления, – произнёс Глеб шёпотом, стараясь создать у внука ощущение прикосновения к тайне. Но Франсуа шмыгнул носом, ковырнул в носу козюльку, покосился на сидящую у палатки маму и, убедившись, что его действия остались незамеченными, скрутив из сопли шарик, щелбаном послал его в сторону озера.

– В Китае есть затерянный город, – продолжил Глеб, рассмеявшись над непосредственностью внука, – там много веков жили императоры и их слуги. Вход в этот город охраняют две огромные собаки, больше похожие на львов. Тот, что слева от входа, держит лапу над младенцем, а тот, что справа – над шаром, состоящим из шестидесяти четырех тетраэдров. Символичность этих статуй заключается в том, что процесс развития оплодотворённой яйцеклетки, или новой жизни, начинается с её дробления. Это происходит до тех пор, пока шестьдесят четыре бластомера не сформируют один слой, образуя так называемую бластулу, на которой и заканчивается упорядоченный процесс дробления. Но и это еще не все. Сведения о своей будущей структуре развивающийся организм берёт из своей генетической программы, заложенной в ДНК, которая содержит шестьдесят четыре кодона – по тридцать два в каждой из цепей двойной спирали. Представляешь! – Глеб оглянулся на звук шагов – дочь и зять крадучись, чтобы не потревожить спящего Филиппа и не перебить рассказа, на цыпочках подошли к ним и, не издавая звуков, сели на песок с желанием послушать, о чём разговаривают внук и дед.

– Представляете, – повторил он снова, – какие удивительные закономерности сопровождают нас с самого рождения! А, если вспомнить и внимательно посчитать клетки шахматной доски, то их тоже окажется шестьдесят четыре. Китайская книга Перемен И-Цзин, история создания которой скрыта от нас в веках, в своих предсказаниях и гаданиях опирается на шестьдесят четыре гектограммы.

Шурка, прикрыв рот ладошкой, хихикнула и показала пальцам на Франсуа.

– Он спит, – прошептала она чуть слышно, вытирая с его губки маленькую слюнку заснувшего вместе с ним удовольствия.

– Теперь вы видите, дорогие родители, – повернул Глеб свой рассказ в сторону новых слушателей, – какие сказки нужно рассказывать детям, чтобы они быстрее засыпали. А то Ipad в руки сунете, мультик включите – и всё, вечер себе освободили. А вы расскажите ребёнку о тридцати двух белых и тридцати двух чёрных клетках шахматной доски, где тридцать две фигуры сходятся в непримиримом сражении. Расскажите ему правила игры, объясните, как ходят фигуры… – Глеб замолчал, мысль, которая уже пришла в его голову, но ещё не успела слететь с языка, холодком ясности сравнения пробежала по его нервам.

– Что, пап? – заботливо произнесла дочь, улавливая на его лице волнение.

Глеб хмыкнул и улыбнулся.

– Бывает же такое! Вот так просто, в обычном разговоре для меня наконец-то проявился самый главный смысл моих дорог. Поверьте, я долго искал объяснения своих странных путешествий в поисках денег, и всё никак не мог логично объяснить себе: почему именно так сложилась моя жизнь? Почему, когда ты выходила замуж, я угодил в намибийскую тюрьму, почему, когда родился Франсуа, я еле ушёл от ангольской полиции? Почему мне приходилось столько рисковать ради каких-то – поверьте, очень небольших – денег? Зачем мне понадобилось участвовать в сомнительных, а, если честно сказать, очень сомнительных операциях в Белоруссии, Арабских Эмиратах, Ливане, Индии, Африке, а теперь вот и в России.

– Пап, да ты не волнуйся! – Чувствуя тревогу и повышение тональности в словах отца, дочь подсела ближе к нему и, положив голову на плечо, постаралась обнять его и своих детей.

Глеб тяжело вздохнул, нервы в секунды перелистали всю его память, и сожаление слезой проступило на глазах.

– Когда, – продолжил Глеб тихо, – расставляют на доске шахматные фигуры, то отводят каждой своё место. Пятнадцать белых фигур, могут ходить по белым и чёрным клеткам, и только офицер, поставленный перед сражением на чёрное поле, никогда не сходит с него. Вот так, похоже, и я, по сути своей, являясь светлым, вынужден сражаться на тёмных полях. Но, – он остановился, подбирая слова и, соединив свои мысли с разгулявшимися эмоциями, продолжил: – полгода назад со мной произошел неприятный и в тоже время очень странный случай. Я потерял сознание за рулём автомобиля и очнулся уже в реанимации. Сны и видения, сопутствующие не то в действительности, не то из-за наркоза, подсказали мне, что «белый» офицер сражается не сам по себе, он – часть команды, и его работа тоже нужна и важна для победы. Ну, а если продолжить говорить аллегориями, подойдя к тому свету и вернувшись опять на этот, мне показалось, что какой-то отрезок пути моей жизни пройден, а, следовательно, впереди у меня новая дорога.

– А-а, – улыбаясь и чувствуя, что отец успокаивается, весело произнесла Шурка, – это поэтому ты говоришь, что стал человеком Неба?

– Человек Неба, – повторил Глеб и рассмеялся. – Давайте я расскажу вам, откуда у этого понятия растут ноги. На Земле есть дорога, которая начинается от берегов реки Ганг в городе Варанаси. Проходя по горным вершинам Непала, она петляет в ущельях и идёт до столицы гималайского княжества города Лех. Тысячи паломников, начиная этот путь, молятся своим богам – Шиве, Иисусу – и просят здоровья, благополучия, семьи… словом, всего, что просим мы, желая сделать свою жизнь легче и обеспеченнее. Люди, отмеряя шагами сотни километров, верят, что преодоление этого сложного и тяжёлого пути очищает их мысли, делает помыслы праведными, а молитвы и просьбы – услышанными богами. Они идут среди гор, поднимаясь всё выше и выше. Спят под яркостью ночных звёзд, едят скудную пищу, пьют родниковую воду, им холодно и тяжело, но каждый новый день, делая свой первый шаг с первым лучом солнца, паломники понимают, что приближаются к заветной цели. И вот, когда они, преодолев пятьсот шестьдесят шесть ступеней, поднимаются к белоснежной Шанти Ступе [1] и опускаются на колени, к ним приходит просветление. В своей последней молитве пройденной дороги и в своей первой молитве, открывающей для них новый путь, они уже ничего не просят у богов, а лишь благодарят за возможность ощутить в себе свет и увидеть мир по-другому.

Условно все мы идём «по дороге». И начинаем, как эти паломники, с желания хорошо жить, покупать новые машины, иметь свой дом, отдыхать на берегу моря, видеть, как счастливо растут наши дети и не страдают от болезней старые родители. Я тоже не являюсь исключением из общего правила и пока ещё живу категориями сочетаний материальных и моральных ценностей, но после реанимации уже точно знаю, где находится моя личная Шанти Ступа. А человек Неба – это аллегория и светлая точка где-то там, наверху, к которой стремиться душа белого шахматного офицера, живущего на тёмных клеточных полях.

Франсуа, который сопел и спал до этого мгновения, проснулся, посмотрел на деда и, словно не выпадая из событий, произнёс:

– Дед, а что ты там говорил о шахматах? Я играть не умею… может, завтра с самого утра покажешь, как ходят фигуры? Только, чур – у меня белые!

– Конечно! – Глеб поднялся, передал маленького Филиппка маме и пошел с Франсуа на руках в сторону палатки, где уже целых шесть часов макая разговор в рюмочки, канадские сваты и их друзья разговаривали о жизни в Москве, перемешивая реформы нового Президента с воспоминаниями юности.

Уложив детей спать, они все вместе ещё какое-то время купались в общении, выпивали мягкий канадский виски, слушали и перебивали друг друга, но вскоре счастливая усталость долгого дня, настоянная на алкоголе и воздухе шуршащего в ночи леса, сморила их и развела по палаткам.

Глеб разделся быстро, надувной матрац и ватное одеяло комфортно приняли его тело. Он чувствовал, что теперь у него было абсолютно всё; дети, внуки, хорошая, приносящая доход, работа, неболеющие старики, живущие в далёкой Москве, и мечта, ставшая ему более дорогой именно своей несбыточностью. Уже давно, смирившись и перестав в ресторанах и общественных местах рассматривать руки незнакомых ему женщин, он решил для себя, что эта часть сна была показана ему, как философский камень, как эликсир и источник жизненной энергии. Поэтому засыпая, он снова окунулся в свои расцветшие фантазии, дорисовав воображением внешность своей незнакомки..