Торквемада - Сергей Нечаев

Вот и в королевстве Изабеллы и Фердинанда вдруг стали ходить разговоры о краже некоей священной гостии в Сеговии в 1406 году и об издевательствах евреев над ней. Чтобы было понятно, гостия, или хостия (от латинского «hostia» — жертва), — это евхаристический (то есть обрядный, главнейший, признаваемый всеми христианами) хлеб, выпеченный из пресного теста, который используется во время литургии для таинства евхаристии. В русскоязычных источниках гостии иногда называют облатками.

Говорили также о заговоре, организованном в Толедо в 1445 году. Там якобы евреи хотели учинить пороховые взрывы на улицах города во время процессии в праздник Святого таинства. С готовностью подхватывали разговоры и о заговоре в Таваре, местечке между Саморой и Бенавенте, где якобы видели, как евреи разбрасывали железные капканы по улицам, по которым жители должны были бежать среди пожара, охватившего их дома. Чего только не говорили! Вспоминали мученическую смерть неких детей, похищенных и умерщвленных евреями подобно Сыну Божьему. Называли даже конкретные места, где это происходило: в 1452 году — в Вальядолиде, в 1454 году — на земле маркиза д’Альмарса близ Саморы, в 1468 году — в Сепульведе и т. д. Припоминали издевательства над крестом в 1488 году где-то между деревнями Касар и Гранадипья, похищение пятилетнего ребенка из Ла-Гуардии и его распятие в 1490 году. К этим обвинениям молва прибавляла еще и другие — в том же роде и даже еще более ужасные. Обвиняли врачей и аптекарей из числа евреев в злоупотреблении профессией. Они якобы умышленно причиняли смерть множеству христиан.

Даже смерть короля Энрике III приписывали его врачу Майру. Этот король Кастилии и Леона умер в Толедо в 1406 году, не дожив даже до двадцати восьми лет. Народ очень любил его, и очень скоро все как-то забыли, что он с детства сильно болел и даже был прозван Энрике III Болезненным (Enrique III El Doliente). Конечно же, во всем были виноваты евреи.

Историк Жан Севиллья делает вывод: «Каждый раз евреи были козлами отпущения».

А вот Жозеф Перес дает этому вполне логичное объяснение: «В гораздо большей степени, чем религиозная пропаганда и расовая ненависть, поворачивали народную жестокость против евреев экономические трудности».

Историк Леон Поляков в своей «Истории антисемитизма» утверждает, что процесс этот шел «не от Католических королей и не от Церкви, а от общественного мнения».

Фернан Бродель также констатирует, что инквизиция воплощала в себе «глубокое желание толпы».

Однако он же особо подчеркивает, что говорить о том, что Испания была страной расизма, неразумно.

А вот мнение Жозефа Переса: «Когда говорят о нетерпимости, пусть будет так, но не о геноциде, так как этот термин подразумевает желание уничтожить весь народ. Очевидно, что не таким было намерение Католических королей».

Жан Севиллья пишет: «Пятнадцатый век в Испании соответствовал расцвету народного антисемитизма во всей сложности его социальных и религиозных составляющих… До 1520 года инквизиторские трибуналы интересовались практически одними лишь обращенными евреями. Но о расизме XX века с его трагической манией уничтожения тут не может быть и речи. Король Фердинанд, равно как и Торквемада, имел еврейских предков. В момент, когда была создана инквизиция, евреи, верные своей вере, могли ничего не бояться: не будучи крещеными, они не могли быть обвинены в ереси».

И все же этот же автор признает: «Не без оснований старые христиане подозревали некоторых „конверсос“ в тайном иудаизме».

Возьмем, например, уже описанное нами «ритуальное убийство» иудеями «святого дитя из Ла-Гуардии». Очень похоже на то, что вся эта легенда является фантазией на тему уже известной нам истории убийства инквизитора Педро де Арбуэса, совершенного в 1485 году. Видимо, в документах XV века было несколько отличных друг от друга описаний этого громкого события. Не исключено, что одна из версий была потом расценена историками инквизиции как якобы «еще одно убийство» некоего христианского мальчика. Кстати сказать, обвиняемые по этому делу были казнены, а в обвинительном заключении акценты были расставлены так, чтобы возбудить в народе чувство ненависти к евреям и положить конец сомнениям относительно законности процесса. Почему это было сделано? Видимо, потому, что как в самой Ла-Гуардии, так и в других местах ходили слухи о том, что этот процесс был основан на одних лишь предположениях и пустых вымыслах.

Очевидно, что это «убийство» и прочие «преступления» евреев послужили для инквизиции лишь поводом к началу решительных действий, направленных против них.

Хуан Антонио Льоренте по этому поводу пишет: «Я не знаю, какого доверия заслуживают приводившиеся доказательства этих преступлений. Но если даже допустить, что имелись основания считать их истинными, то отсюда никоим образом не вытекала необходимость изгнания всех евреев из королевства. Религия и политика обязывали обращаться с ними с кротостью и отдавать их хорошему поведению уважение, в котором не отказывали христианам, и карать лишь тех, кто был виновен в каком-нибудь преступлении, как в таком случае поступили бы с испанцами, изобличенными в убийстве или каком-либо другом преступлении».

Тридцать серебреников от Ицхака Абраванеля

Евреи знали об угрожавшей им опасности. Будучи убеждены, что для ее предотвращения достаточно предложить Изабелле и Фердинанду деньги, они обязались доставить 30 тысяч дукатов, как говорится, «на государственные расходы». Кроме того, евреи взяли на себя обязанность не давать никакого повода к тревоге правительства и следовать предписаниям закона, то есть жить в отдельных от христиан кварталах, возвращаться до наступления ночи в свои дома и воздерживаться от некоторых профессий, предоставленных только христианам.

С этим они отправили делегата к королю и королеве. Им стал дон Абраванель, он же Ицхак бен Иехуда, родившийся в 1437 году в Лиссабоне. Он пришел во дворец Алькасар с прошением о высочайшей аудиенции. На вопрос о причинах он объяснил, что должен информировать короля и королеву об очень важных государственных делах. После долгого ожидания он получил ответ: ему предписано явиться для доклада в ближайшую субботу.

Дону Абраванелю было 55 лет. Он был известным философом, одним из первых еврейских ученых того времени и комментатором Торы, которого по глубине суждений ставили рядом со Спинозой. Помимо этого, он был преемником своего отца на постах государственного финансиста и казначея португальского короля. В 1483 году его обвинили в поддержке мятежа дворян против короля, и он был вынужден бежать в Кастилию, где его приняли на службу в качестве королевского откупщика. Ныне он был одним из наиболее доверенных советников королевской четы, и его мнение ценилось при дворе. Отметим и такой факт: за выдающиеся заслуги в пополнении королевской казны ему было даровано дворянское звание.

В назначенный час дон Абраванель явился на прием к Изабелле и Фердинанду. Он был бледен, и от его всегдашней уверенности в себе не было и следа. Он низко поклонился, затем преклонил колени:

— Ваши величества!

— Встаньте! — милостиво махнул рукой Фердинанд. — Вы ведь наш откупщик.

Дон Абраванель послушно встал.

— Ну? — произнесла Изабелла.

— Ваше решение… — Откупщик запнулся. — Я понимаю, какие государственные резоны его вызвали… Конечно, если исчезнут все евреи, у марранов не будет ни соблазна, ни возможностей тайно приобщаться к иудаизму. Но изгнание — это же ужасно! Это настоящая трагедия для огромного числа людей, так верно служивших вашим величествам!

— Какая трагедия? — сделав удивленное лицо, пожал плечами Фердинанд. — Всё прекрасно устраивается, все будут довольны и счастливы…

Дон Абраванель на мгновение опешил. Но в ту же секунду он понял, что последует дальше. Между тем королева продолжила слова своего супруга:

— Достаточно нашим подданным-иудеям перейти в христианскую веру, и они смогут, как прежде, жить в своих домах и достойно трудиться на благо Короны.

— Увы, — печально возразил дон Абраванель, — это слишком непросто, а порой и невозможно. Вера предков сидит в моем народе слишком глубоко. И это можно понять. Представьте себе, что католику предложили бы стать иудеем. Разве он согласится на подобный шаг?

— Как вы смеете такое говорить?! — в гневе вскочил Фердинанд. — Сравнивать единственно возможный путь служения Господу нашему с какими-то еретическими течениями!

— Это не мои слова, — пытаясь загладить свою оплошность, быстро проговорил откупщик. — Это сравнение принадлежит одному из севильских раввинов. Он мудрый человек. И поэтому собрал с евреев Кастилии и Арагона некоторую сумму, чтобы преподнести ее в дар вашим величествам. Это будет лишь скромным напоминанием о том, что мои соплеменники любят вас и вы всегда можете на них рассчитывать… В будущем… Они надеются также, что вы пересмотрите свое решение и дадите им возможность остаться в стране, где они и их семьи живут с незапамятных времен.