Записки репортера - Игорь Свинаренко

Конец лирического отступления.

…выборов. В смысле думских. А там президентские, которые надо тоже как-то готовить. Не пускать же на самотек.

Идеальным раскладом была бы оранжевая революция в Белоруссии. В то время как Москва вроде успокоена новой польской дружбой. И тут вдруг толпы и палатки в Минске, наши триколоры и портреты Путина, Лукашенко в женском платье бежит в кубинское посольство, некий белорусский Куусинен провозглашает взятие власти в руки народом… Путин вынужден ехать куда зовет его братский народ. Вводить в России чрезвычайное положение или нет, я еще не придумал, это после, в рабочем порядке. Но народные избранники двух стран уже братаются. И вот-те на: грядут выборы президента объединенной братской страны. На которые кое-кому придется идти без вариантов, ну и для массовости Жириновский одолжит своего охранника; вот ведь бескорыстный и тонкий человек!

А выборы президентов Белоруссии и России идут своим чередом, преемники сражаются за место под солнцем по первому разу, можно даже при флердоранже, никакого третьего срока!

Слово чекиста дано и сдержано: сказал не будет третьего срока – вот его и нет.

Самое интересное – кого ставить на техническую должность президента РФ. Почему Немцова (он, кстати, кажется, хотел) нельзя на нее поставить? Не пойму… Ну уважьте наконец нас, старых диссидентов! А вас и так не убудет!

* * *

Да. Теперь вас уже точно не убудет…

PS

Было бы тонко и изящно подготовку оранжевой революции в Минске поручить как раз Немцову – он в Киеве должен был все узнать в деталях, как оно там. У него было бы личное эмоциональное топливо – его ж там белорусские менты арестовывали даже. У меня, кстати, был знакомый немец из ГДР, который в свое время, закончив в Воронеже юрфак, просился на работу в тамошнюю, воронежскую же, ментовку. Он так мечтал, что придет однажды в лейтенантской форме и вломит сержанту Сидорову из вокзального отделения милиции, который не раз запирал пьяного студента из братской страны в обезьяннике. Но ему отказали, он чужой был гражданин. А мы с белорусами станем согражданами! Так тот немец, солнцем палимый, вместо ментовки нашей поехал за границу читать лекции студентам – как это часто приходится практиковать потерявшему место на госслужбе Борису Ефимычу.

Ну и про пожизненный срок для нового объединенного президента будет просто договориться – мы ж цивилизованная космическая держава, не Венесуэла, слава Богу, какая-нибудь.

И все вопросы решатся. Бывшие братские соседи, правда, задергаются и заерзают, как бы и им не попасть под раздачу, но им полезно держаться в тонусе. Это же входит в нашу новую концепцию, если я правильно ее понял.

Случай на рыбалке

12 декабря2007 г.,19:43

Намедни, принимая в пищу лобстера и мучаясь от ностальгии в скромном ресторане на берегу Гудзона, я предавался лирическим воспоминаниям. Вспоминал разные истории, которые имели место по ту сторону Атлантики.

Однажды на рыбалке был такой случай.

Два взрослых дяди таскали хариусов одного за другим удочками из Байкала. За этим ужасным зрелищем зверского истребления всего живого наблюдал чувствительный мальчик, такой в очочках, сразу видно, из хорошей семьи. Его мучила жалость, он весь исходил сочувствием и чуть не плакал. Но тут вдруг один хариус, уж совсем было поднятый на борт яхты – хоть и дорогой, но русской, провинциальной, – сорвался с крючка и свалился обратно в чистейшую, что твой эвиан, воду. Мальчик кричал «ура!» и прыгал по палубе.

– Молодец, рыбка! – орал он. – Я так рад за тебя! Расскажи там своим друзьям, что тут творится! Чтоб не клевали больше… Спаси их!

Дяди – а это были простые дяди, обычные матросы – очень косо и весьма недобро посмотрели на мальчика: кто его научил говорить гадости людям под руку? Чего это он так борзеет?

Мама этого радикального юного гринписовца сделала сыну замечание:

– Ты бы лучше помолчал. А то, неровен час, выкинут тебя за борт и поминай как звали…

Дяди молчали. Все посмотрели на них и заметили, что они очень серьезны и слова под руку им вовсе не понравились. По идее они должны были свернуть все в шутку, поулыбаться, сказать мальчику что-нибудь доброе и ободряющее – все ж таки они были матросами богатой яхты, а мама с ребенком – гостями их хозяина…

Но нет – они угрюмо смотрели в мрачную байкальскую даль. Русские люди очень гордые, они даже в убыток себе норовят сказать, что думают, по любому поводу. Или посмотреть так, чтоб ты понял сразу все, что они думают. Мальчик с сомнением и с плохо скрытой тревогой спросил маму:

– А что, нельзя говорить, что я думаю? Мы разве не в свободной стране живем?

– Вот когда кончится отпуск и мы вернемся в свободную страну, там и будешь язык распускать. А здесь – можешь ты помолчать?

Мальчик таки замолчал и больше уже ни о чем не спрашивал маму. Видно, он как-то смог сообразить, что между островом Ольхон (к которому мы причалили накануне) и островом Манхэттен (где лет 10 назад его родили уехавшие с Украины папа с мамой) – дистанция огромного размера, в разных смыслах слова.

Но это еще не все.

На другой день мальчик тайком от мамы пришел в кубрик, где отдыхала команда, поправил очки, достал из футляра свою скрипочку и сбацал для матросов нормальный концерт. Они не очень уважали Паганини, им лучше – Михаила Круга, но в глазах их читалась радость: вот, интеллигент пришел и снял перед ними шляпу. Показал, что все понимает правильно. И впредь, понятно, будет молчать. А захочет нести что ему в голову придет – пусть летит из Второго Шереметьева к себе в мир бесправия и там орет, что Рейган – дурак.

А ведь, казалось бы, ТВ он не смотрит, газет не читает, на партсобрания не ходит – ан нет. Подышал воздухом Родины пару дней, и готово! Хоть в медвежата (или как там называется пионерская организация нынче?) записывай. Дети быстро все схватывают… Это все было в 2005-м, когда мало кто мало о чем догадывался. А мальчик после этого ни разу в России замечен не был. Отказывается ездить. Я, говорит, лучше к дедушке поеду с бабушкой.

На Украину.

Праздник чекиста

20 декабря2007 г.,20:23

Тема ЧК сейчас в моде. Кто раньше шифровался, теперь гордится. Кто не при делах, надувает щеки и делает вид. Да вот и я, старый диссидент, теперь то и дело упоминаю о том, что мой дедушка служил в ЧК (это среди прочего – про то, как воевал во Вторую мировую, я писал в «Газете. Ru» в мае). По мне, так это просто для прикола, так, забавный парадокс. Но, может, все глубже, поди знай, что там и как в подсознании…

Так вот про деда. Он поступил туда в Гражданскую. Это была харьковская чрезвычайка. Его, новичка, повели по зданию показать, где что. Заглянули и в подвал. Распахнули дверь, и дед прям отпрянул.

– А что такое? Что тебе не нравится?

– Что ж за вонь у вас тут!

– Какой ты нежный! Привыкнешь еще.

– А что это?

– Та здесь мы стукаем. В исполнение приводим. Трупы убирают, кровь высыхает, а мозги, видишь, разлетаются по стенам и гниют.

На службе он, видимо, показал себя с хорошей стороны – раз его отправили в школу младших командиров ВЧК учить пулеметному делу, которое в те времена лежало вполне в сфере высоких технологий. «Максим», конечно, а также «кольт», «льюис» и даже такая экзотическая модель, как «шварц-лозе». Учебных пособий, то бишь пулеметов, хватало, с остальным были проблемы. Жратва скудная, быт бедный, вместо одеял свои же шинели. В холода курсанты топили у себя в бывших казачьих казармах печку-голландку. Дров не выдавали, но от разобранных заборов и наломанных на кладбище крестов был хороший жар.

Учеба длилась полгода, а после в школе устроили выпускной вечер. Начинающим командирам выдали аттестаты и ценные подарки, кому что, – деду достался серебряный портсигар. Потом торжественный ужин. Все знали, что у командира стрелкового взвода жинка гнала самогон, он и принес четверть, как ожидалось. И командир школы – тоже четверть, но только у него самогон был не простой, а настоянный на меду. Тут соблюли субординацию. А начальник штаба так вообще отличился: пришел с бутылкой фабричного денатурата, и по форсу это был уровень вполне себе Chateau Margaux.

За ужином завязалась беседа. Дед принялся расспрашивать комиссара Марченко о причинах, заставивших того однажды ночью устроить у себя в комнате стрельбу. Дед как раз дежурил, а тут пальба. По тем временам она могла означать что угодно – кроме салюта. Дед схватил пистолет и бегом на выстрелы. Влетает в комнату, а там комиссар. Сидит голый на кровати, в руке пустой «наган» дымится, а сам тупо в стену смотрит и ничего не слышит. Дед забрал ствол и уложил стрелка досыпать. И вот теперь комиссар по пьянке все объяснил своему бывшему ученику, уже ж не было между ними пропасти:

– А… Это было вот почему. Я служил в Губчека раньше, так мне там пришлось расстрелять 518 человек. И ночью эти дела на меня находят… Я стал неспособен к той службе. Поэтому меня и перевели в школу. Теперь комиссаром… Тут же стукать не надо, так что справляюсь.