Перемирие - Лилия Баимбетова

А уж эта история с Марлом чего стоила!

Под вечер Ольса зашла ко мне. За окном давно сгустилась темень. Я уже ложилась, когда, как всегда без стука, в комнате появилась Ольса со свечой в руках. Свечу Ольса поставила на столик, а сама забралась на кровать, обхватила колени руками и уткнулась в них лицом.

Огонек свечи отражался в темном зеркале. Распущенные волосы плащом укрывали плечи Ольсы — ровный блестящий лен.

— Что случилось? — спросила я, пододвигаясь к ней.

— Марл жениться на своей шлюхе, — отвечала Ольса, не поднимая головы, — Завтра.

— И ты согласилась?

Ольса вскинула голову.

— Согласилась? — сказала она неожиданно звонко, — Я — согласилась? Ни на что я не соглашалась, но его и не интересует мое согласие. Она околдовала его, чертова шлюха!

Ольса стукнула кулаком по одеялу.

— Понимаешь, Марлу все равно, он ни о чем не способен думать сейчас. А мне все надоело. И он мне надоел до смерти. Он позволил себе оскорблять меня, представляешь?!

— А твой отец?

— А что отец? — сказала Ольса, — Он ничего. Он сказал, что решать должна я.

— И что ты решила?

— А что я могла решить? Пусть женится и убирается из крепости. Он больше не Эресунд. Вот что я решила, ясно?

— Ольса… — пробормотала я укоризненно, сознавая, что и я внесла свою лепту в устройство этого брака.

— Ну, что — «Ольса»? Что? Меня все учат принимать жесткие решения, а когда я пытаюсь это делать, меня все одергивают. Марл может жениться на ком угодно, но я не допущу, чтобы дети этой девки жили в крепости. Чистота крови Эресундов — это моя забота.

"Что ж, — думала я, глядя на нее, — Может, она и права. Мне ли, несостоявшейся властительнице, судить ее? Хорошо все-таки, что я избежала этой судьбы".

— А ты, — сказала я, желая отвлечь ее и неожиданно сама заинтересовавшись этим вопросом, — а ты не собираешься замуж?

Кто, интересно, из удельных князей рискнет жениться на властительнице? Или, может быть, это уроженец одной из крепостей? Бледные щеки ее вдруг окрасились нежным румянцем, мягкой улыбкой расцвело хмурое озабоченное лицо. Ольса опустила голову, пряча эту улыбку и неожиданный румянец. Огонек свечи, отраженный в зеркале, и тот, что был реальным, дрогнул и снова стал ровным. Словно призрак прошел мимо.

— Ну? — сказала я весело, глядя на Ольсу с той улыбкой, с какой обычно смотрят на счастливых невест или просто влюбленных. В этой улыбке нет ни капли искренности, но она обязательна, как камзол на приемах или использование вилки за обедом, в приличном обществе без нее нельзя.

А Ольса улыбалась сама себе нежной и победной улыбкой. Видно было, что она счастлива и уверена в своем счастье.

— Ольса-а, — сказала я.

Улыбка ее стала шире.

— Лорд Итен сделал мне предложение в прошлом месяце. Свадьба будет в марте…. Ах, дорогая, я хотела бы, чтобы и ты была здесь! — воскликнула она.

— Подожди, — сказала я, ошеломленная, — Лорд Итен? Лорд Южного Удела?

— Да-да-да! — сказала счастливая Ольса, улыбаясь и глядя на меня сияющими глазами.

— Лорд Южного Удела?!

— Да-да! — говорила она.

— Боги, да где ж вы познакомились?

Лорд Южного Удела! Было отчего удивиться, ведь Южный Удел — это уже Граница, триста лиг отделяют его от крепости Ласточки…. Да почему же она выходит замуж именно за человека, которого я хорошо знаю?! Вот так совпадение. Лорд Итен.

— В прошлом году, — говорила между тем Ольса, — Итен приезжал сюда, на Север, к князю Андраилу, они дальняя родня. И я тоже была на приеме. И знаешь? Я сразу влюбилась в него! Если бы ты его видела, — говорила она, явно забывая о том, где находятся владения ее будущего мужа, — Ах, Эсса, если бы ты его видела! Я больше никогда и нигде не видела таких мужчин! А этой осенью он приехал сюда, в крепость, и просил моей руки…

"Боги, — думала я, слушая ее, — Верно говорят, что любовь слепа. Если б я его видела!.. Он конопатый как черт, да и вообще неприятный. В детстве он был получше, но власть ему испортила не только характер. Любой сонг в сто раз красивее его. И захочет ли он поселиться здесь, под женским началом, ведь, судя по ее улыбке, это не политический брак".

Как все-таки тесен мир. Почему именно за него должна выйти Ольса, почему именно за человека, которого я знаю, с которым однажды — так бесконечно давно — я, двенадцатилетняя девочка, целовалась за восточной казармой в тени тополей? Итен, сын лорда Марлона, рыжий нескладный мальчишка пятнадцати лет в голубом камзоле с продранными локтями. Дальновидный и умный политик, умевший дружить с Охотниками и предоставивший свой замок для собраний Совета хэррингов. В его замке я стала тцалем, но тогда он раскланивался со мной вежливо и холодно, как с посторонней, — высокий рыжий мужчина с худым конопатым лицом. Мой бесшабашный приятель, с которым я сбегала на ярмарки, с которым я дружила четыре года — до тех пор, пока не стала мердом и не ушла из детских казарм в отряд того, кто заменил мне всех детских друзей и весь мир. А Итен стал лордом. И вот, после смерти моего мужа меня вызвали в замок лорда Южного Удела на заседание Совета хэррингов — ибо отряд нельзя было оставить без тцаля, и мою кандидатуру сочли самой подходящей. Лорд Итен узнал меня, но был так холодно-вежлив, словно бы и не узнал. Впрочем, и я его почти не узнавала. Все меняется. Только детские воспоминания остаются чистыми и светлыми. Как хорошо было тогда: ярко светило солнце, ветер путался в листве, по колено в цветущей душице я стояла, прислонившись к бревенчатой стене казармы, и рыжий мальчишка, вдруг нагнувшись, стал целовать меня. Жужжали шмели, пахло потом и душицей, а потом из-за угла казармы вышли лорд Марлон и хэрринг западного участка. Итена отлупили, меня хэрринг тоже обещал наказать, но, оставшись со мной наедине, вдруг расхохотался и хохотал очень долго — высокий седой старик в белых одеждах.

— А ты? — вдруг спросила Ольса, заглядывая мне в лицо.

— Что — «я»?

— Ты замужем?

О, как смешно. Словно мы были подружками, которые делятся сердечными секретами перед сном. Неужели она и вправду думает, что я буду рассказывать ей что-то? Замужем ли я…. И была ли я замужем? В сущности, ведь нет, никакие клятвы не освещали наш союз, никакие документы не свидетельствовали о нем. Мы просто жили — вместе, долго-долго, пока нас не разлучила смерть в образе вороньего патруля, появившегося не вовремя. Пять лет. А я совсем не изменилась, ведь я не в том возрасте, когда пять лет могут значить что-то существенное для внешности. Отросли волосы — раньше я их стригла коротко. И этого шрама на виске тоже раньше не было. А в остальном…. Немного похудела, манеры стали резче, да из голоса исчезла былая мягкость. Я просто повзрослела — совсем немного, впрочем, скорее телом, а не душой. Я почти не изменилась, а он уже пять лет как мертв, и тело его давно разодрано волками, от которых не отбиться по ночам в степи, а я… живу и не так уж часто вспоминаю о нем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});