Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ) - Марина Бреннер

влюбилась?

Да нет… Это он, Ланнфель, влюбился! У Эмми же, по меткому замечанию папеньки, вместо мозгов — «ореховая шелуха». Хорошенькая головка Серебрянки мусором забита, как садовая яма перегноем. Так что вряд ли! Скорее всего, просто очередная дурь…

Впрочем, после тщательных расспросов и последующего осмотра льерды целителем, Диньер получил на все свои загадки и домыслы один, но исчерпывающий, ответ.

— Как я и думал, — выйдя из спальни, Греман отер руки влажным полотенцем — Поздравляю, льерд Ланнфель! Льерда в тягости. Всё её нездоровье этим и объяснилось.

— Это точно? — у вольника заложило уши и, кажется, на минуту остановилось сердце — Точно?

— Точно, точно, — покивал целитель — Если б льерда Эмелина была человеком, я бы ещё посомневался. У нас, магов же, всё ясно сразу. Шаррх выписывает на телах наших женщин своего рода «узор», но он виден только другим магам, конечно! Магам, оборотням и тому подобным… Может статься, и вы его увидите, льерд! Это, поверьте мне, просто прекрасно!

Намеренно проигнорировав окончательно обалдевший взгляд Ланнфеля, Греман точно знал, что теперь тупой мужланище слышит и впитывает в память только самую суть разговора, но никак не его подробности и вскользь брошенные замечания.

— В остальном, — продолжил усыпляюще бубнить целитель — Всё также, как и у людей. Нервность, перемены настроения, вспышки гнева, плаксивость и тому подобное. Может несколько измениться даже характер! Советую вам набраться терпения и просто не обращать внимания на эти «всплески». Капли, которые принимает льерда Эмелина, ей только на пользу. Пусть продолжает это делать и дальше… Ну вот, собственно, всё! Теперь видеться будем часто, вплоть до самых родов, льерд. Да и после — тоже. Обрадуйте Бильера! Старик страстно мечтает о внуках, с которыми что — то не торопятся его старшие сыновья…

— Разумеется, — Диньер наконец — то пришел в себя — Завтра как раз к нему собирались. Вот и скажем. А сегодня, Греман… можно ли нам выехать в Призон сегодня? Эмелина этого так хочет! Или, всё же, лучше остаться дома?

Целитель развел руками:

— Да почему нет — то? Прогулка, свежий воздух, впечатления от праздника, это как раз то, что нужно. Езжайте. Отдохните и езжайте. Я же, с вашего позволения, отбуду сейчас. У меня должны быть сегодня к вечеру гости.

Искренне поблагодарив и расплатившись, Диньер проводил целителя.

Когда, приказав сердцу биться ровно, но всё же не в силах справиться с дрожью во всём теле, дикой и жаркой, льерд вошёл в спальню, супруга сидела на краю широкой кровати и натягивала чулки.

— Я догадывалась, — заявила, серебристо хохотнув — Догадывалась, что со мной. Просто, не совсем была увере…

Сорвав её с постели, Ланнфель закрыл поцелуем прыскающий смехом рот.

— Эмми, — выдохнул, с трудом оторвавшись, в кривящиеся, со следами краски, губы жены — Серебрянка, дорогая моя…

Льерда обвила руками шею мужа:

— Рановато, Диньер… Рановато нам дитё! Но… подожди, не ругайся. Знаю, что ты хочешь сказать. По уму рановато, да. И я прежде не хотела, не хотела их вообще. Это честно. Дай сказать, не перебивай… Не хотела ни детей, ни тебя… А теперь хочу. Очень! И не одного… хороший мой! Не одного…

Тут же, совершенно покраснев лицом, она попыталась оттолкнуть прочь от себя супруга.

Всем телом ощущала Эмелина его жар, нарастающую, тяжелую страсть. Неожиданно загораясь сама просто от объятий, прикосновений жестких рук и ноющей, желанной твёрдости, прижавшейся к плоскому пока животу сквозь тонкую, белую шерсть платья.

— Не надо бы пока, миленький! Греман сказал, хоть недельку воздержитесь… Так вот я — то воздержусь, а ты? Ох, льерд Приезжий! Не загулял бы ты у меня…

Прижав Эмелину к себе так сильно, как если бы хотел впитать в себя, Диньер прошептал в мятные, гладко уложенные волосы, скрепленные на затылке блестящими шпильками:

— Не неси бред, Серебрянка. Я тебе когда ещё сказал, измены не будет! Тебе башку сверну, это да. Но и себе оступиться… НЕ ПОЗВОЛЮ.

С благодарностью и радостными всхлипываниями льерда приняла и его признание, и темноболотный, рассеченный золотыми полосками взгляд, и жгучие, давящие, плавящие лицо, искренние поцелуи…

…В Призон всё же выехали. Уже днём.

— Так даже и лучше, — сказала Эмелина, усаживаясь в экипаж и обернув колени полами шубы — К вечеру там, на площади, шутихи запускают. Очень красиво!

Ланнфель обнял супругу осторожно и так нежно, как только мог, как только был способен.

Она и вправду теперь была драгоценна для него…

Любимая. Несущая Дитя, ИХ Дитя.

Если и раньше — то всё было для неё и ради неё, то вот теперь — уж точно!

Всё ради неё. Её капризов. Её сумасбродства! Её желаний…

И везти строптивицу не то, что в Призон, а даже на сам Край Мира, льерд был согласен. Туда, где ночь стекает вниз с громадных гор тяжелыми потоками черного масла, перемешанного с блестящими крупинками звёзд. Туда, где замирает время. Туда, где затихают ветры, прилетевшие отдохнуть на вершинах скал, уходящих остриями в самое небо…

Загонит себя, лошадей, а отвезёт! Если Эмми этого захочет, конечно.

…Тем же временем в имении Ланнфель прислуга Кора, домывающая посуду, вынула руки из глубокой чашки с пенной, горячей водой и прислушалась.

— Показалось, — скомкав в кулаке жесткую, травяную мочалку, посмотрела на внезапно насторожившегося лийма, до сих пор мирно кружащего возле ног в ожидании какого нибудь лакомства — Мася… Ты на что глядишь?

Раздувшись пушистым, черно белым шаром и прижавши острые уши, кот смотрел в коридор. Тут же, громко мяукнув и зашипев, сделал первые, уверенные шаги прямо в направлении той самой, злосчастной купальни.

Отряхнув мыльную пену с рук в чашку, Кора отерла руки полотенцем.

Взяв со стола влажный ещё, сверкающий капельками воды тяжелый топорик для мяса и сжав его крепко в руке, двинулась вслед за котом…

Глава 25

Приблизительно тогда, когда прислуга Кора, услышав лёгкий шум, напоминающий шлепки мокрых ступней по голому каменному полу, двинулась за пушистым Стражем Дома — лиймом, вооружившись кухонным топориком, тяжелый экипаж супругов Ланнфель, свистнув полозьями, остановился у края городской площади.

— Приехали, Серебрянка! — Диньер с сожалением разжал объятия, выпуская на волю нетерпеливо вертящуюся супругу — Город Бздыхов, кому надо — на выход! Что смотришь? Да что ты ржёшь — то? Так смотряки говорили, когда привозили арестантов в Каземат, или приводили колонну на работы. Ну всё… зашлась.

Льерда Ланнфель и впрямь, «зашлась». Услышав грубую, нехитрую прибаутку, она сперва прижала ладони к щекам. Потом же, залив лицо спелым, натужным румянцем, и брызнув слезами из зажмуренных глаз,