Рейтинговые книги
Читем онлайн Злой ветер с Каталаунских полей - Вадим Астанин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40

Три. Он поехал на работу и разбился. Чистая случайность. Занесло фуру, двадцать метров длины, грузовик «Интернешенел», американский капотник с комфортабельным спальным отсеком «Аэродайн»: спутниковая связь, телевизор, два спальных места, одно над другим, холодильник, микроволновка, биотуалет, запас фторированной питьевой воды, раковина из нержавеющей стали, зеркало, огнетушитель и аптечка, мечта российских фельдшеров «скорой помощи». Международные перевозки, финские дальнобойщики возвращались в родные пенаты транзитом из Европы.

Четыре. А она осталась. Богатая вдова и богатая наследница, потому что муж не успел изменить завещание. Усаживаясь на мягкое, с подогревом сиденье представительского «ауди», он решал, прикидывал, выбирал, что ему делать с завещанием и склонялся к мысли его всё-таки изменить, а с разводом сомневался, ведь относительно секретарши (банально звучит, но он изменял жене с секретаршей, связь длилась чуть больше полугода) он не питал иллюзий, типичная охотница за состоятельными мужиками, с женой же он прожил двадцать с лишним лет, и первые три года в студенческой общаге, не мечтая о детях. Учёба важнее. Вот отучимся, найдём хорошо оплачиваемую работу, встанем на ноги, тогда и можно подумать завести ребёнка.

Пять. Она осталась. Богатая наследница. Вдова. И не знала, как ей быть дальше. Оказалось, что мужа она любила, сильно, так, что прервалось дыхание и крик отчаяния не имея выхода, рвал лёгкие в клочья... до боли в сердце... до спазма в горле... и смысл жизни утрачен...

саркастические:

Искушение Меркурия

Ранним утром к Меркурию Бессонову нагло и бесцеремонно вломился литератор Севрюгин. Беллетрист и философ Меркурий Бессонов, равно как и литератор Севрюгин, проживал в многоквартирном доме по улице Смоленской, 12. Севрюгин жил двумя этажами выше, в донельзя захламлённой, давно не знавшей ремонта полуторке. Севрюгин был писателем-фантастом. Он подвизался на ниве экстремальной фантастики, щедрой рукой смело миксуя жесткую эротику с мягким порно, густо сдобренным ненормативной лексикой, грубо втиснутыми в космические декорации, служащие ненавязчивым фоном для изощрённых севрюгинских фантазий. Сам Севрюгин с гордостью именовал себя родоначальником нового направления в отечественной фантастике, определял его как «sucks-fiction» (отстойная, дерьмовая фантастика) и утверждал, что вскоре будет прославлен в образе бунтаря-буревестника-классика. Севрюгин творил беспрестанно. С упорством и плодовитостью кролика, он выдавал каждый месяц по роману, заполняя краткие промежутки между завершённым произведением в жанре крупной формы и вновь начатым сборниками рассказов. Таким образом, Севрюгин производил и печатал в год по двенадцать романов и двенадцать сборников рассказов. Романы Севрюгин оформлял основательно: шестьсот-восемьсот тысяч знаков или пятнадцать-двадцать авторских листов отлетало от Севрюгина с легкость неимоверной. Местное Спасо-Мирославское уездное издательство, в лице учредителя «ООО „Спасо-Мирославское уездное Издательство“ (сокр. „ООО “С-М УеИз») Кузиванова Викториана Леонардовича, предпринимателя, негоцианта и благотворителя губернского масштаба, считало Севрюгина своим лучшим приобретением и выгодным вложением капитала, приносящим предприятию значительную прибыль и солидные дивиденды. Мягкие томики карманного формата, оформленные концептуальным художником-инструменталистом Антоном Цикутой, личностью известной, неординарной, скандальной и чрезмерно мелочной и склочной, раскупались в губернии со скоростью необычайной. Для Севрюгина тиражи в пять тысяч экземпляров были давно пройденным и забытым эпизодом в его бурной творческой биографии. Севрюгина печатали много, часто и охотно. Начальный тираж его опусов составлял двадцать-тридцать тысяч экземпляров. Вместе с обязательными допечатками, он постоянно увеличивался и застывал обычно на отметке в пятьдесят-восемьдесят тысяч экземпляров. Севрюгин был известным автором и признанным хедлайнером уездного издательства. С некоторых пор его читали даже в обеих столицах.

В отличие от Севрюгина, Меркурий Бессонов творил неторопливо и основательно. Был он человеком мирным, одиноким и спокойным. Вёл размеренный образ жизни, избегая излишеств, тревог, волнений и необдуманных поступков. Писал Меркурий Бессонов по ночам. Усаживался в дореволюционное уютное кресло, возлагал руки на дореволюционный же «Ундервуд» с буквой «ять» и прочими старорежимными «глаголями» (новомодные штучки типа электрической пишмашинки, компьютера, или упаси господи, ноутбука вызывали у Меркурия Бессонова изжогу и стойкое отвращение) и обращал затуманенный возвышенными думами взор на заправленный в каретку плотный, девственно-чистый лист бумаги с голубым аристократическим обрезом. Грезились Меркурию Бессонову российские просторы, березовые рощи, бескрайние поля золотой колосящейся пшеницы, луга заливные, с парной дымкой утренних туманов, сладкий запах далекого костра, лесные просеки, поросшие густой травой, пьянящий дух соснового бора, смешанный в равных пропорциях с душистым запахом лесных цветов и едким духом муравьиных куч, затхлостью болот и застойных, подёрнутых ряской луж, звон подойника на закате, усталое мычание коров, перезвон колокольчиков, наигрыш жалейки и хлёсткие удары плети пастуха, заполошный лай собак и хороводы деревенской молодёжи вокруг вечернего костра. Здесь непрерывная цепь картин и видений прихотливо изгибалась, обретая неожиданное направление и Меркурий Бессонов вдруг ярко представлял себе бесовские игры в ночь на Ивана Купалу, голых девок и трясущих волосатыми мошонками парней, с гиканьем и визгом сигающих через гудящее и плюющееся искрами пламя, бесстыдные догонялки и ухарские вопли в лесных чащобах, сплетение потных тел в кустах и сладостно-надрывные стоны, срывающиеся с опухших и обкусанных девичьих губ, огни фонариков и факелов меж чёрных деревьев, и невесомый алый свет, призрачно лучащийся сквозь папоротников лист. Легендарный и неуловимый цветок папоротника, дарующий обладателю все клады мира. Меркурий Бессонов вздрагивал, отгонял бесовщину истовым крестным знамением, бормоча: «Изыди, сатана искушающий!» и вновь обращал свой внутренний взор к картинам благостным и приятным. Движением резким, но изящным, он бросал пальцы на круглые клавиши, и начинал печатать. Отстукивая пальцами на клавишах, он набирал на бумаге заглавие: «Пространныя Разсуждение», любовно оглядывал набранную строку и, предвкушая сладость муки творческой, не спеша растворялся, проваливался, погружался в работу. Меркурий Бессонов был надёжным бастионом и последней надеждой русской философской мысли. Перед ним уже никого не осталось и за ним начиналась мгла, разор, мерзость запустения и исступлённые пляски на гробах повапленных. В отличие от писателя Севрюгина, Меркурия Бессонова печатали мало, однако удивительно безотказно. Сто экземпляров было для Меркурия Бессонова вершиной его неустанного труда, однако он мечтал о большем. Тираж в двести экземпляров был для него ориентиром, а вид пятисот, одетых в твёрдую строгую обложку томов проливался исцеляющим бальзамом на его истерзанную непростительной завистью к удачливому соратнику по писательскому цеху фантасту Севрюгину душу. Меркурий Бессонов работал на вечность. Упорно и трудолюбиво он создавал Полное собрание своих сочинений и сейчас на полках в его книжном шкафу томились (пылились?) шесть книг его философского наследия из «Цикла размышлений и Констатаций» под общим названием «Пространныя Разсуждение». Седьмым и скандальным (как полагал сам Меркурий Бессонов) должно было стать «Пространныя Разсуждение о Cлаве», над которым он неустанно и напряженно трудился. Следующим за «Простанныя Разсуждением о Славе» Меркурий Бессонов наметил «Пространныя Разсуждение о Жадности». Наметил с некоторым сомнением и беспокойством, ибо собирался беспристрастно и нелицеприятно вскрыть язву безудержного и бессовестного приобретательства, обуявшего лишенное всяких моральных императивов и запретов общество. Меркурий Бессонов явно и недвусмысленно направлял острие своего полемического пера на присосавшихся к здоровому телу государства кровопийц-олигархов, питающихся животворящими народными соками и жиреющих на нищете и горести обворованного и обманутого населения. Некоторый страх и сомнения вызывала в Меркурии Бессонове тревожная мысль, что издатель его, господин Кузиванов, был, в некотором роде, тем самым «вором-олигархом», циничную природу которого надобно было бестрепетно и объективно препарировать и бичевать. Опасность состояла в том, что издатель и филантроп (по совместительству), Викториан Леонардович весьма и весьма не любил тех, кто напоминал ему об источниках его нынешнего благосостояния. Как отнесется Кузиванов к пусть и обобщенной, но критике его поведения и образа жизни, Меркурий Бессонов не знал. Однако он знал крутой характер издателя, из чего делал однозначный вывод, что ничего хорошего ожидать ему не приходилось. Меркурий Бессонов пребывал на распутье, отчего сильно страдал и маялся. Он не мог отказаться от своей заветной мечты, тиража в пятьсот экземпляров и не мог поступиться своими убеждениями и своей репутацией честного и независимого от конъюнктуры и модных веяний творца.

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Злой ветер с Каталаунских полей - Вадим Астанин бесплатно.
Похожие на Злой ветер с Каталаунских полей - Вадим Астанин книги

Оставить комментарий