Контакты особого рода - Василий Головачёв

— Какая страшная цена! — невольно прошептал Пршибил. — Какая цена!

— Пойду-ка приготовлю «орех», — сказал Хрусталев, маявшийся от безделья. — Не возражаешь? Здесь я тебе не помощник.

— Давай, — кивнул Филипп, залезая с головой во внутренности пульта с лазерной насадкой для перепайки БС-переходов. Перед ним светилась схема перестройки цепей управления реактором станции, переданная с базы, и он изредка бросал на нее взгляды, хотя и так уже запомнил, что необходимо сделать.

— Луч вышел точно вам в лоб, — сообщил Томах, сменивший Дикушина у виома связи. — Никакой корректировки положения не потребуется. Диаметр луча около двухсот километров, радиант расхождения полторы секунды дуги.

— Знаю, — глухо отозвался Филипп из утробы пульта. — Сколько времени в нашем распоряжении?

— Минут тринадцать, а то и все четырнадцать.

— Успею, осталось сблокировать узлы и вывести за пределы схемы автомат защиты, запуск внешней программы — ваше дело. Остальное сделают автоматы.

Томах помолчал, нервно пригладил волосы на затылке, чего с ним никогда не было, и сказал:

— Монтажники закончили первое кольцо экрана, осталось еще два. Не успеешь — бросай все к чертям и давай деру. Скорость у «ореха» черепашья.

Филипп оторвался от работы, глянул на черный диск над центральным пультом.

— Я уже вижу луч: красивая хвостатая звезда по оси пеленгатора. Знаешь… — Филипп не договорил.

В зале станции взвыла сирена, на пульте зажегся алый квадрат. Толчок в спину едва не выдернул Филиппа из кресла.

— Что там у вас? Что случилось? — донесся угасающий голос Томаха. Объем передачи пошел цветными радужными кольцами, так что главный зал УАСС утонул в помехах.

Виом прояснился через минуту, хотя голос Томаха оставался таким же слабым, словно он говорил из-под земли.

— Что произошло, Филипп? Что молчишь?

— Не знаю, — растерянно сказал тот, сдерживая на спине пресс тяжести и удивляясь этому. — Крен какой-то… — И вдруг понял. — Да это же… станция включила двигатели!

— Ты включил?

— Н-нет, не касался.

— Слева на ручке кресла черная клавиша под колпачком, разбей и нажми. Быстрее!

Филипп ребром ладони разбил прозрачный колпачок над черной клавишей, нажал.

Тотчас же его кинуло вверх, тяжесть исчезла, вернее, исчезла перегрузка, вызванная ускорением, но психологическая отдача действовала не хуже физической. Двигатели станции вырубились, алый квадрат погас, зажглись голубые огни на табло координатора.

— Отбой-ноль! — доложил координатор. — Прошла команда «отбой-ноль». Прошу смены режима безопасности.

— Что случилось? — спросил Филипп, сглотнув вязкую слюну.

— Действовал согласно программе «Спасайся и беги».

Филипп не знал, что это за программа, но знал Томах; в этом режиме координатор действовал самостоятельно для обеспечения безопасности экипажа, по каким-то причинам не имеющего возможности управлять станцией.

— Где старший смены?! — сдавленным голосом произнес побледневший Томах. — Где Хрусталев?

Филипп оглянулся на люк.

— Пошел готовить «орех»…

Ни слова не говоря, Станислав бросился из зала базы.

Богданов понял Томаха раньше, чем остальные.

— Причал-один, — позвал он в микрофон, вырвав его у оператора. — Стартовый коридор второй приземельской на аварийный пуск! Через минуту прибудет пилот Томах, отдел безопасности. Обеспечьте сопровождение по пеленгу СПАС-семь. Шлюп на позицию, без экипажа. Конец.

На Богданова, прищурясь, смотрел Дикушин.

— Ну у вас и реакция! Куда он? Что случилось на станции?

— Старший смены оставил включенными системы безопасности, вернее, не проверил программу координатора. Киб-интеллект действовал в автономном режиме, заметил приближающийся сгусток антипротонов и включил двигатели, чтобы уйти из-под удара.

— Где он сам?

— Вы же видите — в рубке его нет. Сомневаюсь, что он готовит «орех» к полету. Большего не скажу, боюсь быть необъективным.

— Насколько я помню доклады слухачей, он на хорошем счету.

— Не спорю, но Хрусталева никто никогда не проверял в настоящем деле, в экстремальной ситуации. Это первая.

Дикушин опомнился, повернулся к виому, откуда на него смотрел уже взявший себя в руки Филипп.

— Не ищите его. Заканчивайте работу, оденьте скафандр и попытайтесь выбраться из станции через аварийный колодец.

Филипп кивнул, чувствуя, как деревенеет спина, словно от наведенного в затылок оружия, и лихорадочно принялся доделывать начатое. Через три минуты закончил пайку, отбросил лазерную насадку и быстро собрал блоки пульта. Затем по сигналу с базы проверил прохождение команд, скорректировал станцию по последним данным патрульных кораблей и подключил автоматику реактора к перестроенному на дистанционное управление пульту.

— Все! — выдохнул он, вытирая влажный лоб ладонью. — Что дальше?

Начальник сектора поднял руку, задерживая его, повернулся к встревоженным людям и стал что-то быстро говорить. Дежурные операторы базы тотчас же занялись какими-то переключениями на пультах и переговорами с невидимыми абонентами. Наконец Дикушин снова повернулся к Филиппу.

— Мы тут проанализировали положение, координатор подчиняется сейчас, после отстрела самостоятельности, звуковым командам. Найдите на третьей секции пульта голубую панель, нажмите красную кнопку и поставьте переключатель режимов в положение «А». Затем скомандуйте координатору включить двигатели. Достаточно трех-четырех импульсов на пределе тяги, чтобы уйти из-под удара луча.

— А заводы? — тихо спросил Филипп, стискивая зубы, чтобы никто не видел, как их разъедает коррозия дрожи: что ж, умение достойно встречать опасность надо вырабатывать. — А Примарсианье?

— Заводы мы потеряем, — кивнул Дикушин, — но до Примарсианья луч не дойдет. Что вы рассуждаете?! — вдруг взорвался он. — Выполняйте приказание! Геройство проявить захотелось? Или для вас дисциплины не существует? Это уже не электрокарабин — помощней штучка!

Филипп понял намек, медленно покачал головой. С одной стороны, ему страшно хотелось послушаться совета и увести станцию с пути антипротонного сгустка, с другой — было ясно, жертва станции не напрасна, а разрушенные заводы, вынесенные с планет в невесомость, далеко не безобидное происшествие, да и выдержит ли поглощающий экран, создаваемый в дикой спешке, никто не знал, и никто гарантий дать не мог; с третьей стороны, в глубине души Филипп был доволен своим решением, что тоже имело немаловажное значение, ибо равновесие гордости, страха держалось у него не на самообладании, и он понимал это, а на самолюбии. Ему хотелось сказать что-нибудь «героическое», значительное, такое, что запомнилось бы всем до конца жизни, но он только шмыгнул носом и пробормотал:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});